Однако события последующих дней показали, что все диагнозы оказались ошибочными. Вскоре после смерти Кокорекина у контактировавших с ним лиц проявились симптомы аналогичной болезни: лихорадка, кашель и сыпь. Признаки заболевания обнаружились у одной из сотрудниц Боткинской больницы, регистрировавшей больного при его поступлении, а также у дежурного врача, проводившего первичный осмотр пациента. Заболел также мальчик, лежавший в палате этажом ниже палаты Кокорекина. Как позже предположили, ему инфекция передалась через расположенное над кроватью отверстие общей вентиляции. Следующим больным стал один из технических сотрудников больницы, который и вовсе только прошел мимо открытой двери в палату, где лежал художник. Заболели врач-отоларинголог и знакомая семьи Кокорекина, навещавшая его на дому до госпитализации[595]. Поначалу у них также подозревали грипп, затем ветрянку. И только 15 января 1960 г., когда биологический материал, взятый с кожи одного из больных, все же отправили на лабораторную диагностику в НИИ вакцин и сывороток им. И.И. Мечникова, установили точный диагноз — оспа. Таким образом, художник четыре дня лечился на дому, а госпитализирован был только за два дня до смерти; верный диагноз при вскрытии поставлен не был, он выяснился гораздо позже при обследовании других заразившихся[596]. То есть, прошло две с половиной недели, прежде чем определили, от чего на самом деле умер «нулевой» пациент Кокорекин. Объясняется это тем, что ко времени чрезвычайного происшествия о существовании страшнейшей болезни, выкашивавшей в средние века целые города, в послевоенном СССР порядком подзабыли даже врачи.
Ранее с черной оспой в стране упорно и успешно боролись. В далеком 1919 г., когда количество заболевших в стране оценивалось в 186 тыс., вышел декрет СНК РСФСР «Об обязательном оспопрививании». Через пять лет число случаев заболевания сократилось до 25 тыс., еще через пять лет — до 6094, а в 1936 г. путем всеобщей вакцинации населения оспа в СССР была уже полностью ликвидирована[597]. Врачи даже не предполагали, что оспа может вернуться и перестали брать эту опасность в расчет, а более чем двадцатилетнее отсутствие врачебной практики привело к ошибкам в постановках диагноза.
После установления точного диагноза стало ясно, что в Москве стартовал процесс распространения смертельно опасной инфекции, и огромное число людей находятся в опасности. Столица оказалась на пороге страшной эпидемии. Об этом немедленно сообщили высшему руководству страны, и в тот же день на оперативном совещании у Н.С. Хрущева был принят комплекс чрезвычайных мер, чтобы не допустить дальнейшего распространения черной оспы по городу[598]. Реализация этих мер проходила под жестким контролем председателя КГБ А.Н. Шелепина. Сотрудники органов госбезопасности и милиции наряду с медицинскими работниками стали главными исполнителями.
Прежде всего оперативный состав органов КГБ немедленно приступил к выяснению обстоятельства заражения Кокорекина и выявления всех, с кем контактировал художник, начиная с момента его прибытия в Индию. Как возможная версия не исключалась акция бактериологической диверсии.
В ходе расследования органами госбезопасности было установлено, что А.А. Кокорекин в декабре 1959 г. на полмесяца отправился в Индию, поскольку интересовался культурой страны. Там он не смог упустить возможность присутствовать на церемонии упокоения скончавшегося брахмана. Зарисовывая с натуры процесс сожжения усопшего, художник прикасался к вещам умершего и некоторые из них по дешевке приобрел здесь же на распродаже, привез их с собой и частично, вместе с сувенирами раздарил многочисленным знакомым. В ходе расследования выяснилось, что брахман умер от оспы. Так как инкубационный период вируса оспы в человеческом организме длится около двух недель, то Кокорекин совершенно не подозревал, что заразился опаснейшей болезнью[599]. Еще в полете у него начался легкий кашель, однако Кокорекин не придал этому значения. Этот кашель не привлек ничьего внимания ни в самолете, ни при прохождении пограничного и таможенного контроля. Кто обращает внимание на покашливание в зимнее время?
Во исполнение поставленных задач, используя накопленный десятилетиями оперативный опыт, сотрудники КГБ занялись поиском потенциально заражённых людей, т. е. выявлением всех, с кем контактировал Кокорекин как в Индии, по пути домой, так и по прибытии в столицу. Отслеживались все контакты. В итоге выявили и изолировали на карантин всех пассажиров и экипаж лайнера с авиарейса, которым летел Кокорекин, сотрудников таможни и погранслужбы на пункте пропуска прилетевших. Больной общался с родственниками и друзьями семьи, а те, в свою очередь, контактировали со своими друзьями и коллегами. Кроме того, Кокорекина наблюдало множество врачей разного профиля, которые после него общались с десятками других пациентов. Круг потенциально инфицированных расширялся в геометрической прогрессии. Например, одна из знакомых художника, работавшая преподавателем в вузе, успела пообщаться с ним после прилета, и после этого принимала экзамены и зачеты у нескольких групп своих студентов. Пришлось отправить на карантин и ее, и еще около двухсот юношей и девушек. В другом случае изолировали всех участников свадебного торжества, включая новобрачных.
По городу, оказавшемуся как на осадном положении, круглыми сутками ездили по установленным адресам бригады медиков в сопровождении сотрудников милиции и отвозили на карантин все новых и новых выявленных вероятных носителей инфекции. Через неделю реализации экстренных мер на больничном карантине оказалось 9342 человека. Для их размещения в инфекционных больницах ставились новые койки, несколько городских больниц были оборудованы под инфекционные. В больницах не хватало постельного белья, и специальным указом был вскрыт неприкосновенный государственный запас, предназначавшийся на случай войны[600].
В ходе выявления лиц, возможно заразившихся и являющихся в свою очередь опасными для здоровых людей, оказалось, что один из установленных «контактеров» к этому моменту успел по каким-то своим делам вылететь в Париж, но самолет еще не приземлился. Срочно пришлось пойти на беспрецедентную меру, когда органам КГБ все-таки удалось в последний момент развернуть авиалайнер, вернуть его в Москву, где потенциального разносчика инфекции и других пассажиров рейса, а также экипаж самолета отправили на карантинное обследование.
Выяснилось, что часть подарков и сувениров, привезенных Кокорекиным из Индии, проданы в комиссионные магазины на Шаболовке и Ленинском проспекте и через покупателей распространились по городу. Уже через сутки сотрудники спецслужбы установили новых хозяев вещей (немедленно конфискованных и сожженных), а также других покупателей, посетителей и продавцов, которые были отправлены на изоляцию в Боткинскую больницу. Отныне это медицинское учреждение работало в особом режиме: выход с территории не только пациентов, но и медперсонала был строжайше запрещен. В целом и столица государства, многомиллионная Москва, была фактически изолирована от мира. Отменили все пассажирские железнодорожные и авиационные рейсы, на пригородных автомобильных трассах расставили армейские кордоны, заворачивавшие все автомашины, кроме грузовиков, везущих в город продовольствие, материалы и оборудование, необходимое для жизнеобеспечения мегаполиса.
Чтобы остановить распространение инфекции, требовалось надежно защитить от заражения все население города. Для этого избрали единственное на тот момент правильное решение — провести поголовную вакцинацию всех жителей и гостей Москвы и Подмосковья. Нужно было в кратчайшие сроки сделать прививку миллионам человек. По распоряжению правительства в течение трех дней в Московскую городскую санитарно-эпидемиологическую станцию было доставлено самолетами около 10 миллионов доз противооспенной вакцины из Томского и Ташкентского институтов вакцин и сывороток и Краснодарской краевой санитарно-эпидемиологической станции[601]. Уральские фармацевтические предприятия в круглосуточном режиме выпускали всё новые партии вакцины. Территориальные органы госбезопасности и органы КГБ на транспорте взяли под свой контроль процесс формирования, отправки и доставки спецгрузов с вакциной в Москву, своевременно устраняя возникавшие организационные и иные проблемы.
Одновременно в столице формировали медицинские бригады, в них включили врачей, фельдшеров, медсестер и студентов медицинских институтов. Почти 27 тыс. медработников на 3391 прививочном пункте и в составе 8522 выездных прививочных бригад занимались вакцинацией населения[602]. Медики по утвержденному графику планомерно посещали все квартиры, успевая за рабочую смену сделать прививки почти 200 тыс. человек. При этом прививки делали и тяжело больным, и даже умирающим от других заболеваний пациентам. К концу января 1960 г. от черной оспы были привиты свыше 5,5 миллионов москвичей и более 4 миллионов жителей Московской области[603], и не оказалось зафиксировано ни одного отказа от вакцинации, насколько высоким было тогда доверие граждан к советской медицине. Эта профилактическая акция не имела прецедентов в мировой практике.
Как видим, прививки против оспы в столице и в Подмосковье были массовыми, однако никаких официальных объявлений на этот счёт не делалось, в подавляющем большинстве своем никто толком ничего не знал. Поэтому органам государственной безопасности приходилось в те дни решать еще одну важную задачу — предотвращение негативных слухов, возбуждающих среди населения тревогу и панику с возможными политически нездоровыми проявлениями. Следует отметить, что с этой задачей органы КГБ справились также успешно. Все экстренные и жесткие меры дали желаемый результат. Вспышку черной оспы и ее дальнейшее распространение удалось затормозить. А через месяц и вовсе ликвидировать. Всего во время данной вспышки в Москве от Кокорекина заразились 19 человек: 7 родственников, 9 медицинских работников и 3 пациента больницы. От них заразились еще 23 человека и от последних — еще трое. Всего заболели 46 человек, у 33 из них болезнь протекала в легкой форме. Тяжелая форма была выявлена у 6 человек, трое из которых скончались