Практическая деятельность партии выражалась в проведении совещаний и инструктировании представителей партийных ячеек на местах. С 1926 по 1928 гг., опираясь на действующее законодательство, деятельность партии проходила практически легально. В 1928 г., когда в стране был взят курс на сплошную коллективизацию и ликвидацию капиталистического элемента в деревне, партия переходит на нелегальное положение. Областная организация приняла решение о закреплении за каждым уездом по одному представителю, обычно это были руководители местных филиалов Трудового союза, агрономы, зоотехники, землеустроители. В их задачу входило распространение на местах программных установок Трудовой крестьянской партии.
Используя свое влияние в Наркомземе, представители партии проводили через местные советские органы власти нормативно-правовые акты, имеющие двойное толкование. А учитывая тот факт, что правоприменителями на местах в большинстве своем были идейные сторонники ТКП, это давало возможность постепенно шаг за шагом возрождать такую экономическую категорию как земельная собственность. Но не только представители ТКП своими законодательными инициативами влияли на ситуацию в деревне, гораздо больше вреда приносили советские чиновники, которые создавали невероятное количество постановлений, решений, распоряжений. Все эти директивы имели одну важную особенность – они противоречили друг другу, соответственно, выполнение их на местах было просто невозможно. С 1923 по 1927 гг. Наркомзем ежегодно выпускал инструкции по порядку учета земельных ресурсов, что на практике рождало юридические коллизии и создавало легальные возможности по торможению процесса колхозного и совхозного строительства. В большинстве случаев коллективные хозяйства существовали на бумаге, юридически они были созданы, но по факту их земля находилась в аренде у частных (кулацких) хозяйств.
Важная роль отводилась Трудовой крестьянской партией землеустроительным комиссиям, которые на местах, хорошо зная местную специфику, совмещали такие элементы, как традиционные общинное землепользование и выделение отрубов, хуторов – то, что двадцать лет назад в деревне вводил П.А. Столыпин. В частности, в Псковской губернии землеустроители, связанные с ТКП, предлагали сохранять широкополосное земледелие. Мотивировалось это тем, что в большинстве селений при недостаточной помощи бедноте, общих севооборотов вести не получится. Земельные участки бедноты хотя и будут по качеству хороши, но из-за недостатка инвентаря, посевного зерна, лошадей беднота вынуждена будет сдавать в тайную аренду свои наделы более зажиточным слоям (кулакам). Разбросанность земельных участков по полоскам, принадлежавшим разным в имущественном отношении крестьянам, будет только содействовать усилению кулацкого элемента. Представители землеустроительных комиссий, используя свое служебное положение, перераспределяли земельный фонд таким образом, что колхозам и совхозам отходили не самые лучшие участки, кроме того, с экономической точки зрения доказывалось, что система коллективного землепользования нерентабельна. Кредитование крестьянских землеустроительных работ предполагало, что эта деятельность будет вестись прежде всего в интересах наименее обеспеченной части сельского населения. Но до конца 1925 г. Государственный банк не выделял средства, поэтому деньги на покрытие таких работ поступали из землеустроительного фонда. Средства в фонд должны были идти от заказчика – крестьян, но так как сельская беднота оплатить работы не могла, они брали займы у кулаков. Для того, чтобы расплатиться по долгам, беднота была заинтересована в выделении участков, которые они затем отдавали в аренду за долги своим более зажиточным соседям.
Итоги деятельности Ленинградского отделения ТПК в области землеустройства выражается в следующих цифрах. Общая площадь сельскохозяйственных земель в Ленинградской области была равна 1196625 га. По официальным данным от областного земельного управления на 1 января 1931 г. из этой земельной площади с 1923 по 1929 г. было отведено на хутора – 10744 га, сохранено дореволюционных хуторов – 66006 га, под отруба отведено 100017 га, сохранено дореволюционных отрубов – на площади 264022 га. Получается, что за все время столыпинских реформ и годы НЭП площадь индивидуальных хозяйств не превысила 40 %. Большинство мелких крестьянских хозяйств поддерживали именно коллективные формы хозяйствования и не принимали идею частной собственности на землю.
Наличие горизонтальных связей между Московской и Ленинградской организациями ТКП подтверждается показаниям В. Г. Петрова – одного из членов Ленинградской организации ТКП, представленных в материалах архивно-следственного дела. В 1923 г. В.Г. Петров был командирован в Москву для участия в сельскохозяйственной выставке, где познакомился с высокопоставленным сотрудником Управления мелиорации и землеустройства (Управмелиозема) Гендзехадзе, от которого узнал, что существует организация, объединяющая старых специалистов, работающих в советских учреждениях. Целью организации является укрепление капиталистических отношений в деревне. С этого момента в Ленинграде создается и начинает действовать инициативная группа, которая разрослась до нескольких десятков человек и превратилась в региональную организацию.
Логика проведения следствия по делу ТКП должна была связать заграничные эмигрантские организации с отделениями партии в СССР и, в частности, Ленинграде. В архивно-следственном деле факт наличия такой связи основан на показаниях двух руководителей ТКП М.М. Шульгина и Н.П. Рудина. В своих показаниях М. М. Шульгин и Н. П. Рудин назвали двух иностранцев – подданного Дании А.А. Кофода, служащего датской дипломатической миссии, и гражданина Германии профессора Берлинского университета Аугагена. Подданный Дании имел давние связи с Петербургом: до революции он служил в министерстве земледелия Российской империи, прекрасно знал бывших служащих министерства; это позволило ему после окончания Гражданской войны восстановить общение с представителями Ленинградского отделения ТКП. По рекомендации Кофода с представителями Ленинградского отделения стал контактировать профессор Аугаген. По мнению следствия, наличие самого факта общения уже было достаточно, чтобы предъявить обвинение в связях с иностранными разведками. Однако с учетом того факта, что контакты с иностранными гражданами сами по себе не являются преступлением, обвинительный упор следователи должны были сделать на наличии у членов ТКП информации или документов секретного характера, которые они могли передавать иностранцам. В архивно-следственном деле показания, данные следствию М. М. Шульгиным и Н.П. Рудиным, раскрывающие характер информации, которая интересовала иностранцев, и которой делились с Кофодом и Аугагеном члены ТКП, доказывает, что передачи секретной информации не было. Датчанина Корфода интересовали административные возможности членов организации для получения земельной концессии в Туркмении с целью производства хлопка, а также возможности создания лесозаготовительных концессий в Карелии и организации перевозок леса в порты Ленинграда и Мурманска. Профессора Аугагена интересовала политика Советского правительства в развитии сельского хозяйства и планы в области создания крупных аграрных предприятий. Данная информация носила коммерческий характер и угрозы для обороноспособности страны не представляла.
Еще одним фактом, подтверждающим отсутствие налаженных контактов между заграничными эмигрантскими организациями и ТПК в Ленинграде, является история члена созданной в эмиграции Трудовой крестьянской партии Д. А. Акимова.
13 июля 1927 г. Акимов выехал из Праги, нелегально перешел чехословацко-польскую границу, где был встречен сотрудником польской разведки, который проводил его до Львова и помог организовать переход советской границы, который состоялся в ночь на 1 августа 1927 г. Далее Акимов через Винницу прибыл в Ленинград, где должен был найти сотрудницу Академии наук Н.В. Воленс. В Ленинграде он легализовался по документам на имя М. Климкина. Воленс устроила Акимова в Якутскую комиссию Академии наук и познакомила со своими друзьями, в частности, с адвокатом А. В. Коротковым. Д. А. Акимов считал, что должен формировать структуры партии в России с нуля: «К моменту моего отъезда из Праги и получения указания насчет пребывания в Ленинграде, выяснилось, что организации «Крестьянской России» нет ни в Ленинграде, ни в других местах Союза».
Д. А. Акимову удалось прожить в Ленинграде целый год – до середины июля 1928 г. и не попасть в поле зрения ОГПУ. Всю первую половину 1928 г. он пытался создать группу «Крестьянская Россия». Но на успех особо не рассчитывал, хотя ему удалось наладить связь с Центральным бюро партии в Праге: «По прибытии в СССР я установил связь с ЦБ с помощью шифрованного письма». 13 июля 1928 г. Акимов был задержан в Ленинграде. По мнению М. Соколова, провал Акимова мог быть связан с деятельностью двойного агента польских и советских спецслужб Н.А. Боярова-Мосевича. Но, возможно, что провал мог произойти благодаря агентуре военной разведки СССР внутри 2-го отдела генштаба Польши или эстонской политической полиции.
Уже 24 июля 1928 г. Д. А. Акимов согласился сотрудничать с ОГПУ. Правда, поначалу он пытался обмануть чекистов и предупредить ЦК «Крестьянской России» о своем провале, но потерпел неудачу – попытка вести двойную игру не удалась.
Оперативная комбинация контрразведывательного отдела (КРО) ОГПУ выглядела следующим образом. Д.А. Акимов в июле 1928 г. был отправлен в Москву, где находился под надзором наружного наблюдения. Его задача в Москве заключалась в том, чтобы сыграть роль приманки, на которую должны были быть выловлены из заграницы все активные члены «Крестьянской России». Оперативная комбинация удалась, органы ОГПУ смогли полностью контролировать деятельность зарубежных эмигрантских центров[216].
Факт, что Д. Акимову не удалось в течение года установить контакт и наладить сотрудничество с представителями Ленинградского отделения ТКП, доказывает, что члены Ленинградской организации не имели большого желания координировать свои действия с эмигрантскими центрами.