. На основании этого же приказа после осуждения дезертиров их семьи с санкции Особого совещания подлежали выселению[373]. Одновременно на членов семей дезертиров заводились учетные дела.
Совершеннолетние члены семей преступников наказывались лишением свободы на срок от 5 до 10 лет с конфискацией всего имущества, в том случае если они чем-либо способствовали измене или хотя бы знали о ней, однако не сообщили об этом в правоохранительные органы. Остальные совершеннолетние члены семьи изменника, проживавшие совместно с ним или находившиеся на его иждивении к моменту совершения преступления, наказывались лишением избирательных прав и ссылкой в отдаленные районы Сибири на 5 лет. Родственники несли ответственность также в том случае, если ничем не способствовали измене или если даже не знали о ней.
В случае физической ликвидации заочно осужденных дезертиров уголовные дела на них приобщались к учетным делам членов их семей и направлялись в Особое Совещание при НКВД СССР для решения вопроса о репрессировании последних.
10 декабря 1942 г. из Москвы в региональные органы НКВД СССР была направлена директива «О мерах по усилению борьбы с бандитизмом и дезертирством». Наркомат в очередной раз потребовал перестроить оперативную работу. Вместо борьбы с бандитско-дезертирскими группами войсковыми средствами и силами милиции приказывалось проводить агентурно-оперативную работу: осуществлять агентурное проникновение в банды, таким образом подставлять преступников под «оперативный удар». В местах концентрации бандитов и дезертиров предписывалось создавать отдельную агентурно-осведомительную сеть из лесных объездчиков, охотников и чабанов, имевших возможности получать информацию о действиях преступников. Лица, укрывавшие бандитов и дезертиров, подлежали уголовному преследованию. В директиве также подчеркивалась необходимость сочетания чекистско-войсковых операций с агентурно-оперативными мероприятиями в деле борьбы с изменниками[374].
В территориальных органах правопорядка издавались приказы, направленные на усиление работы по поиску дезертиров. 19 марта 1942 г. был подписан приказ прокурора Чкаловской области П. С. Ковалева № 115 «О прокурорском надзоре за деятельностью органов милиции в период военного времени», в котором речь шла о том, что дела по воинским преступлениям необходимо рассматривать в течение 24–28 часов[375]. Однако данный срок зачастую не выдерживался, поскольку нормативными документами требовалось получать подтверждения от тех войсковых частей, из которых дезертировали соответствующие красноармейцы. В приказе прокурора Чкаловской области от 6 июля 1942 г. указывалось, что сроки рассмотрения дел о воинских преступлениях являются неудовлетворительными, так как в течение одних суток расследовалось 10,8 %, до трех дней – 24,9 %, в срок от 10 дней до одного месяца – 30,3 %, свыше одного месяца – 16,5 % дел[376].
Имели место случаи, когда трибуналом гарнизона к дезертирам, совершившим убийство, грабеж, хищение, применялась щадящая мера наказания. Так, например, по делу Махтыгалиева, Кисанова, Бубольярского, Бубашева (бандитизм и убийство инвалида войны) квалифицировались по статье 136 УК, т. е. как убийство. Этот приговор по представлению НКВД и протесту прокуратуры был отменен ввиду слишком «мягкой» меры наказания[377].
Война сделала актуальным вопрос досрочного освобождения отдельных лиц от поражения в правах. По действовавшим законам поражение в правах препятствовало призыву в армию. Пленум Верховного Суда в Постановлении от 7 января 1943 г. № 1/м/1/у «О порядке досрочного снятия поражения в правах в отношении лиц, отбывших основную меру наказания и подлежащих по своему возрасту призыву или мобилизации»[378] отмечал, что в условиях военного времени нецелесообразно лишать возможности выполнить свой воинский долг тех осужденных и пораженных в правах, которые отбыли наказание за преступления, не представляющие исключительной общественной опасности. Поэтому руководствуясь ст. 8 УК РСФСР и соответствующими статьями УК и УПК других союзных республик, пленум указал, что суды вправе вынести определение о досрочном снятии поражения в правах с лиц, отбывших наказание и подлежащих призыву в армию.
ГКО 27 декабря 1941 г. выпустил постановление, в соответствии с которым обязал Наркомат обороны создать в пределах армейского тыла сборно-пересыльные пункты для бывших военнослужащих Красной армии, находившихся в плену и окружении противника и обнаруженных в местностях, освобождаемых частями Красной армии от войск противника. Военные советы фронтов, армий и командование соединений и подразделений войсковых частей были обязаны при освобождении городов, сел и иных местностей от войск противника обнаруженных бывших военнослужащих Красной армии, как находившихся в плену, так и в окружении противника, задерживать и направлять в распоряжение начальников сборно-пересыльных пунктов Наркомата обороны. Для содержания данных категорий бывших военнослужащих Красной армии и проведения их фильтрации военной контрразведкой НКВД СССР должен был организовывать специальные лагеря.
Все дезертиры и освободившиеся из плена красноармейцы подлежали отправке под конвоем в создаваемые в конце 1941 – начале 1942 гг. спецлагеря НКВД для проверки. Так, в Чкаловской области они направлялись в Колтубановский лагерь НКВД. Спецлагерь НКВД, начальником которого являлся старший лейтенант Соколов, находился в 5 км от ст. Колтубанка Бузулукского района. На 27 февраля 1942 г. в лагере числилось 7500 заключенных, которые располагались в 187 летних палатках и 5 земляных бараках. Контингент лагеря состоял из лиц, вышедших из окружения, бывших в плену и возвратившихся при разных обстоятельствах, а также ранее дезертировавших из воинских частей и пребывавших на территории, временно занятой фашистскими оккупантами. В лагере содержались также бывшие старосты, полицейские и другие лица, личности которых предстояло уточнить. До времени формирования специальной части для содержания осужденных военнослужащих, подлежащих отправке на фронт, эти функции выполняли запасные стрелковые бригады, которые одновременно готовили солдат для стрелковых подразделений. Начиная с октября 1942 г. и до июня 1943 г. запасные стрелковые бригады самостоятельно комплектовали фронтовые батальоны и роты штрафников. К примеру, 13-я запасная стрелковая бригада (г. Чкалов и близлежащие районы) направила в октябре 1942 г. две роты в количестве 481 чел. и в ноябре 1942 г. – одну роту штрафников в составе 136 человек в состав Донского фронта.
Из соседней 11-й запасной стрелковой бригады (г. Бугуруслан) в октябре 1942 г. убыли на Донской фронт четыре роты штрафников в количестве 845 человек, в ноябре – две роты в составе 599 человек, в декабре – одна штрафная рота – 250 чел. на Юго-Западный фронт и одна (250 осужденных) – на Донской.
Аналогичная ситуация складывалась на территории БАССР. 17-я запасная стрелковая бригада (пос. Алкино) в ноябре и декабре 1942 г. направила четыре штрафные роты (500 чел.) на Донской и одну роту (252 чел.) на Юго-Западный фронт.
В июне 1943 г. 11-я запасная стрелковая бригада направила одну команду (160 человек) штрафников на Центральный фронт[379].
Социальная опасность такого явления, как дезертирство заключалась также в том, что оно способствовало дестабилизации обстановки в тыловых районах страны. Проживая на нелегальном положении, дезертиры занимались разбоями, грабежами, убийствами, кражами, вовлекали в преступные группы других лиц. Так, в Челябинской области в июне 1942 г. была ликвидирована банда в составе 8 дезертиров, которая действовала в Лебяжьевском районе и вовлекала в преступную деятельность других дезертиров и уклонистов от мобилизации. В результате оперативных мер, проведенных правоохранительными органами, все участники этой группы были арестованы[380].
В Башкирской АССР арестовали В. И. Щетинкина, который 18 марта 1942 г. дезертировал из 57-го Отдельного Южного батальона 117-й стрелковой дивизии. За это преступление его осудили военным трибуналом на 10 лет лишения свободы с отправкой на фронт в штрафную роту. Будучи на передовой линии на Калининском направлении, он перешел на сторону врага, был завербован нацистскими спецслужбами и впоследствии направлен в школу по подготовке диверсантов, расположенную в г. Холм Калининской области. В конце 1942 г. его под псевдонимом «Иванов» на транспортном самолете перебросили в советский тыл с разведывательно-диверсионными задачами[381].
Необходимо отметить, что в военные годы органы НКВД сотрудничали с областными, городскими и районными военкоматами по розыску дезертиров. Комиссариаты систематически предоставляли правоохранителям необходимую информацию о дезертирах: их количество, фамилии, имена, отчества, даты и места рождения, национальность, места жительства, откуда призваны, когда и где дезертировали; адреса близких родственников[382]. Благодаря этим сведениями сотрудники органов внутренних дел задерживали значительное количество дезертиров и лиц, уклоняющихся от мобилизации.
Многие уклонисты скрывались у родственников. Например, в Чкаловской области арестован и осужден на 10 лет с лишением избирательных прав на 4 года И. И. Буркин, прибывший в январе 1941 г. из мест заключения. Он скрывался у своей матери, практиковал грабежи и кражи.
4 января 1942 г. органы НКВД арестовали дезертиров братьев Александра и Федора Полянских, которые скрывались у своих родителей в Зауральной роще. А. Полянского направили в военную прокуратуру Чкаловского гарнизона, а Ф. Полянского привлекли к уголовной ответственности по статье 193–10 п. «а» УК РСФСР