в эшелоне, помешали оперативникам, оказав им сопротивление[397].
В 1943 г. в результате проведенных органами внутренних дел оперативных мероприятий – облав, периодических проверок мест, где были распространены такие явления, как бандитизм и дезертирство, повысилась эффективность работы органов НКВД по расследованию дел о воинских преступлениях. Так, в 1943 г. по Советскому Союзу было задержано 197 912 дезертиров, уклоняющихся от мобилизации – 174 512, всего – 372 424[398].
Анализ дел, расследованных органами милиции СССР в 1943 г., показал, что подавляющее большинство (56 %) разбоев и грабежей совершалось дезертирами из рядов Красной армии и из предприятий оборонной промышленности, а также военнослужащими. До 5 % разбоев и 3 % грабежей совершили инвалиды войны[399].
Только за июль – сентябрь 1943 г. на территории Чкаловской области ликвидированы 44 дезертирские группы[400]. В данный период времени преступная деятельность дезертиров была в большей степени распространена в 13 из 50 сельских районов: Орский, Ново-Орский, Краснопартизанский, Чкаловский, Домбаровский, Адамовский, Троицкий, Кувандыкский, Соль-Илецкий, Сакмарский, Матвеевский, Пономаревский и Покровский, а также в крупных городах области. Например, в городе Чкалове действовала бандитская группа, возглавлявшаяся дезертиром из РККА Стройковым. Указанная группа в октябре 1943 г. совершила ряд вооруженных ограблений. 23 октября ночью банда Стройкова ограбила квартиру Р. И. Козловской. Проникнув в квартиру, преступники под угрозой оружия забрали у хозяйки материальные ценности и скрылись. При аресте у преступников изъяты пистолеты «ТТ» и «Кольт» с боевыми патронами[401].
В результате успешной операции, проведенной Чкаловским районным отделом НКВД, была задержана группа дезертиров грабителей под руководством Куванышева. Члены банды укрывались в степи в специально оборудованном подземном убежище. Сотрудники НКВД после установления места нахождения участников группы провели спецоперацию, в результате которой задержали 9 дезертиров и лиц, уклоняющихся от мобилизации в ряды Красной армии. На следствии Куванышев и его сообщники признались в дезертирстве, а также в кражах скота и зерна[402].
Анализ архивных документов позволяет заключить, что результативность расследования подобных дел была небезупречна, поскольку четвертая часть всех поступивших дел о воинских преступлениях возвращалась к доследованию. Утверждалось, что органы милиции «поверхностно» проводили следствие; не различали дезертирство из Красной армии и дезертирство с предприятий, поскольку последние подлежали мобилизации как и призывники – местными военными комиссариатами; не дифференцировали дезертирство и другие воинские преступления (уклонение от мобилизации, несвоевременное возвращение в часть военнослужащего из отпуска или командировки и др.); при этом допускались процессуальные нарушения, особенно там, где люди не владели русским языком; не всегда приобщались к уголовным делам справки ВУС (военно-учетный стол) о годности по состоянию здоровья обвиняемых лиц к военной службе; не уточнялись личности задержанных, не проверялись показания обвиняемых. Так, из присланных в 1942 г. прокурором Адамовского района Чкаловской области в облпрокуратуру десяти дел о воинских преступлениях восемь возвращено к доследованию, а по одному делу вынесен оправдательный приговор, т. е. 90 % составлял «производственный брак» предварительного следствия[403].
Военно-политическая обстановка, которая сложилась во время войны, определяла судебную практику в стране, независимо от близости или отдаленности места совершения преступления от фронта[404]. Дела, предусматривавшие ответственность военнослужащих за те или иные преступления по законам военного времени, подлежали рассмотрению военными трибуналами. Как правило, судебные процессы проходили в боевых порядках частей и соединений в присутствии военнослужащих. Приговоры зачитывались перед строем, освещались в средствах наглядной агитации, публиковались в армейских и дивизионных многотиражных газетах и т. д. Также согласно п. 9. Указа от 22 июня 1941 г. приговоры военных трибуналов кассационному обжалованию не подлежали и могли быть отменены или изменены лишь в порядке надзора[405]. В случае ареста заочно приговоренных к расстрелу дезертиров, приговоры военных трибуналов приводились в исполнение на месте.
22 апреля 1942 г. Пленум Верховного суда СССР постановил, что согласно п. «г» ст. 193–7 УК РСФСР и соответствующим статьям УК других союзных республик дезертирство в военное время должно караться расстрелом с конфискацией имущества. Однако при наличии смягчающих обстоятельств (раскаяние подсудимого, явка с повинной и т. д.) суд мог признать более целесообразным направить подсудимого на фронт[406]. Согласно директиве Главного военного прокурора от 18 октября 1943 г. все лица, дезертировавшие из рядов Красной армии и добровольно явившиеся в органы местной власти, а также находившиеся в бандах, но не совершившие тяжких преступлений, направлялись в штрафные части в порядке приказа Наркомата обороны СССР без привлечения к уголовной ответственности.
Также практиковалась отсрочка исполнения приговора по уголовным делам по другим воинским преступлениям. Секретариатом Президиума Верховного Совета СССР 15 января 1942 г. была издана «Инструкция о порядке снятия судимости с военнослужащих, отличившихся в боях с немецко-фашистскими захватчиками». Согласно Инструкции судимость с таких военнослужащих снималась по ходатайству командиров частей (кораблей) решением военных советов фронтов, флотов и отдельных армий от имени Президиума Верховного Совета СССР с последующим его утверждением.
Суд был вправе назначить в виде наказания длительный срок тюремного заключения без поражения в правах с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий и с направлением осужденного в Действующую армию.
Видное место в деле борьбы с дезертирством занял знаменитый приказ № 227 («Ни шагу назад»), подписанный наркомом обороны 28 июля 1942 г. Документ имел целью самыми жесткими мерами пресечь проявления трусости и дезертирства, запрещал отступление без особого распоряжения командования. В соответствии с приказом № 227 формировались штрафные роты и батальоны для отбывания военнослужащими наказания за уголовные и воинские преступления. В пределах каждой армии создавались 3–5 заградотрядов (по 200 чел. в каждом), обязанных в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать паникеров на месте. Итальянский историк Дж. Боффа отметил, что этот приказ сыграл роль хлыста, который остановил беспорядочно отступавшие советские войска, поскольку ситуация фактически напоминала лето 1941 г. 29 октября 1944 г. приказом наркома обороны И. В. Сталина «О расформировании отдельных заградительных отрядов» они были упразднены в связи с существенным изменением обстановки на фронте. Личный состав расформированных заградотрядов пополнил стрелковые подразделения.
В период войны имели место случаи, когда помогавших дезертирам и уклонистам скрываться от правоохранительных органов лиц приговаривали к лишению свободы условно. Например, в городе Чкалове гражданка Эстрина подделала документы своему брату с целью уклонения его от призыва. В результате Эстрина была приговорена к пяти годам условно[407].
Заслуживающим внимание фактом является то, что значительное число дезертиров и уклоняющихся от службы в РККА в Чкаловской области являлись по национальности казахами и цыганами. Например, из общего количества задержанных в августе 1943 г. (804 человека) казахи составляли 305 человек (37,5 %). Основной причиной дезертирства казахов и цыган, с их слов, был страх перед неизвестностью. Значительная часть казахов и цыган Чкаловской области представляли собой кочующие группы, в разное время оказавшиеся в области. Кочевой образ жизни наложил отпечаток на их менталитет. Большинство из них не владело русским языком, отсутствовала привычка подчиняться законам, дисциплине. С одной стороны, они способствовали укрытию дезертиров, а с другой – сами составляли значительное число дезертиров и лиц, уклоняющихся от мобилизации[408]. На территории Сакмарского и Чкаловского сельских районов Чкаловской области в степи существовали аулы кочующих казахов, живущих в специально вырытых землянках и юртах. Только малая часть из них была официально трудоустроена, остальные занимались кражами и спекуляцией. В процессе проведенной правоохранительными органами проверки было установлено, что в этих аулах скрывались преступники. Так, в октябре 1942 г. обнаружили 19 человек дезертиров из частей Красной армии. Специальным постановлением прокурора Чкаловской области было принято решение о «сселении» семей кочующих казахов и о трудоустройстве подлежащих «сселению»[409]. В начале июня 1943 г. в Соль-Илецкий район из нескольких районов Чкаловской области на лошадях съехались 130 человек казахов для участия в скачках. Следуя к месту состязания, они совершали хищения колхозных лошадей. Среди собравшихся на соревнование казахов значительное число составляли дезертиры и уклоняющиеся от мобилизации в ряды Красной армии лиц[410].
Приказ № 227
Фиксировалось значительное количество дезертиров и уклонистов от призыва среди цыган. Нередко они дезертировали целыми группами. Так, в ночь с 5 на 6 августа 1943 г. в пути следования маршевой роты № 9927 на перегоне Чкалов – Переволоцк из состава роты бежало 27 красноармейцев-цыган