Английские политики не упускают случая принизить собственное достоинство только для того, чтобы лишний раз поощрить тщеславие американцев. Во время своего первого визита в США в 2010 г. премьер-министр Великобритании Дэвид Кэмерон в интервью журналистам сказал: «Я думаю, что в жизни очень важно называть вещи своими именами, и факт состоит в том, что мы являемся очень эффективным партнёром США, но при этом мы – младший партнёр»[173].
Вместе с тем не будет большим преувеличением предположить, что «младший партнёр» сегодня зависит от США в такой же степени, в какой мудрая жена зависит от преуспевающего мужа. Пребывая в геополитической тени США, Британия пользуется их колоссальной финансовой и военной мощью для глобальной экспансии англосаксонских ценностей и реализации своих собственных национальных интересов. По сути США являются своеобразным английским цивилизационным клоном, «исполнительным механизмом», «мускульной силой», «системным менеджером» глобализации, в то время как Британия выступает её истинным мозгом, духом и сердцем.
Сегодня Соединенные Штаты являются самым эффективным орудием глобализации в руках Британии. Американцы говорят на английском языке, их национальный флаг – несколько измененный аналог кембриджского (континентального) флага. Большинство отцов-основателей США были англичанами. Согласно первой переписи населения, проведенной в США в 1790 году, 75 % населения были выходцами с Британских островов (не считая бесправных африканских рабов). Из 43 белых президентов США 35 – англичане (8 шотландцев, в том числе первый президент США Д. Вашингтон)[174]. Собственно англичане оказывают непосредственное влияние и на американскую финансовую систему. Так, по некоторым данным, главные акционеры Федеральной резервной системы США имеют наитеснейшие связи не столько с нью-йоркским Уолл-Стрит, сколько с лондонским Сити[175]. Механизмы управления Федеральной резервной системой США из Англии через каналы, ведущие к финансовой империи дома Ротшильдов, довольно подробно описаны в работе американского исследователя Ю. Муллинса «Секреты Федеральной резервной системы»[176].
Однако именно на американцев возложена тяжкая ноша по финансированию глобализации. Они эмитируют мировую резервную валюту – доллар, составляют костяк НАТО, осуществляют крупнейшие затраты на исследования и разработки. В 2014 году военный бюджет США превышал совокупные оборонные расходы 10 других наиболее мощных держав и составлял 39 % общемировых расходов на эти цели. В 2014 году затраты США на исследования и разработки составили около 465 млрд. долл, или 31,1 % от совокупных глобальных расходов на НИОКР.
Так, около половины международных финансовых активов США вложены в экономику Британии или обращаются на подконтрольных ей финансовых рынках (в том числе офшорных). Треть иностранных компаний, работающих на британском рынке, являются американскими. В докризисный 2007 г. доля инвестиционных банков США в общих доходах от международной инвестиционной деятельности в Великобритании составила 53 %. Ради сохранения привлекательности лондонского Сити для миллиардных портфелей американских банков британцы на многое закрывают глаза. Так, несмотря на недостаток офисного пространства на золотоносной «квадратной миле» лондонского Сити, американские инвестиционные банки ощущают себя там чрезвычайно уютно. Причина их повышенной комфортности, в частности, заключается в том, что фискальный период в Британии заканчивается на три месяца позже (31 декабря), чем в США (30 сентября). Такая разница во времени служит поводом для американских компаний, работающих в Лондоне, со ссылкой на особенности американского законодательства, оттягивать уплату налогов в Великобритании. Подобная отсрочка дает возможность американским банкам для дополнительного обращения своих капиталов – так, что полученная в результате «прокрутки» прибыль с лихвой покрывает сумму начисленных налогов, сводя общий размер налоговых затрат банков практически к нулю. В свою очередь, около 29 % накопленных прямых зарубежных инвестиций и всех заграничных активов Великобритании сосредоточены в США.
При этом именно США фактически финансируют глобализацию. Военный бюджет США в 13,5 раза больше британского. Именно американцы несут основные расходы по разрешению международных вооруженных конфликтов, в том числе и основные человеческие потери в миротворческих операциях. Воинская повинность вызывает открытое раздражение в стране, которая так дорожит своей независимостью. Британия была владычицей морей, но отнюдь не суши. Её сухопутные войска были настолько немногочисленны, что Отто фон Бисмарк как-то сострил: если британская армия вторгнется в Германию, он прикажет местной полиции её арестовать. По численности вооруженных сил Британия занимает скромную 26 позицию в мировом рейтинге. Американские вооружённые силы, напротив, занимают первое место в мире во всех сферах, – на суше, море, в воздухе и космосе – а военный бюджет США превышает совокупные оборонные расходы 14 других наиболее мощных держав, и составляет почти 50 % общемировых расходов на эти цели. Кроме того, в НИОКР военного назначения Вашингтон вкладывает больше средств, чем все другие страны мира вместе взятые[177].
Как отмечает Э. Робертс, когда Британия и США действуют заодно – они добиваются успеха. По мнению английского историка, примером сказанному служат согласованные действия США и Великобритании во время освобождения Европы в 1944–1945 гг., в Корейской и Фолклендской войнах, в разрушении СССР, войне в Персидском заливе, освобождении Косово и свержении режима Саддама Хусейна. Несогласованность действий сулят неудачи: Пёрл-Харбор, Суэцкий кризис, Вьетнамская война[178]. В этот список можно добавить неудачи разрозненных действий англосаксов в Сирии, Южной Осетии и на Украине.
Экспансионистские устремления Британии на международной арене подтверждаются и целями её внешней политики. После Второй мировой войны британская внешняя политика реализовывалась через теорию «трёх окружностей», провозглашённую У. Черчиллем на ежегодной конференции консервативной партии в Лландидно в октябре 1948 г. Эта концепция предусматривала роль Англии в качестве главного партнера США, лидера Содружества наций и главной западноевропейской державы[179]. Амбиции Лондона на закрепление руководящей роли в Западной Европе почти на двадцать лет отдалили вступление Британии в ЕЭС. Но и сегодня основные цели стратегии британского внешнеполитического ведомства касаются расширения глобальной роли Британии, включая усиление значения этой страны в процессах управления Евросоюзом и стран Содружества наций.
Следует отметить, что в ходе географического расширения зоны влияния Британской империи Лондон (находящийся на нулевом меридиане) превратился в эпицентр международной деловой активности. Этому во многом способствовало как проведение сбалансированной государственной политики, направленной на создание в Британии наиболее благоприятного налогового режима для иностранных компаний и имущих индивидуумов, так и поддержание имиджа британской столицы в качестве поликультурного, многонационального и межконфессионального глобального центра.
На «квадратной миле» лондонского Сити в буквальном смысле слова обслуживается от одной трети до двух пятых всех сделок, заключаемых на международных финансовых рынках. По некоторым данным, в Лондоне проживает также наибольшее количество фунтовых миллиардеров в мире[180].
После распада СССР именно Лондон превратился в главного оператора финансовых потоков на евразийском континенте, а финансовая открытость Британии (определяемая как суммарные потоки прямых и портфельных инвестиций) увеличилась в период 1990–2010 гг. в 37 раз и составляет более 1300 % от ВВП, тогда как соответствующий показатель в США возрос за это время только в три с половиной раза и составляет около 300 % от ВВП[181].
Мнение об особой наднациональной роле лондонского Сити является предметом повышенного интереса мировой общественности и не оставляет равнодушных среди тех, кому случалось предметно заниматься изучением данного вопроса. В этой связи представляется интересной точка зрения Линдона Ларуша, известного американского экономиста и политического активиста, высказанная им в августе 2009 г. «Вся Европа – отмечает Ларуш, – со времен Пелопоннесской войны была под контролем денежных систем, которые выступают международными финансовыми системами. Британская империя не представляет собой империи, включающей в себя другие народы. Британская империя является наследницей монетарной империи, непрерывно существующей в рамках Европейской цивилизации со времен Пелопонесской войны до сегодняшнего дня. Смысл империи заключается в том, что синдикат заинтересованных частных банков контролирует мировую финансовую систему. Лондон не принадлежит британскому народу, а выступает штаб-квартирой этой империи. США – это единственная мировая сверхдержава, которая своей финансовой мощью все еще способна бросить вызов Британской империи, как это однажды сделал Ф. Рузвельт»[182].
Заметим, что финансовая система США оказалась под контролем иностранных банкиров (преимущественно английского происхождения) с самого начала становления США как независимого государства. Это произошло в результате следующих событий. После окончания войны за независимость правительство президента Дж. Вашингтона столкнулось с большими финансовыми трудностями. Финансовая система страны оказалась в хаотическом состоянии. В обращении находилась масса обесцененных долговых обязательств федеральных властей и штатов, выпущенных во время войны. Министр финансов А. Гамильтон предложил выплатить все долги по номинальной стоимости обязательств, чтобы продемонстрировать «должное уважение к собственности», что было выгодно кредиторам государства. План Гамильтона хранился в тайне, но «через каналы, оставшиеся неизвестными, спекулянты были проинформированы заблаговременно», что дало им возможность скупить обязательства за 10–15 % их стоимости у мелких собственников, которые потеряли надежду вернуть свои деньги. В результате проведения плана Гамильтона в карманы спекулянтов перекочевало 40 млн. долл. Вслед за этими событиями в 1791 г. конгресс учредил Банк Соединённых Штатов, получивший полномочия права эмиссии и предоставления займов. Главными акционерами Банка США стали англичане, которым, наряду с другими иностранцами, принадлежало 72 % капитала банка