лы. Накануне выборов в Народный совет ДНР нам стал известен план противника отсечь район, войти в него и максимально долго удерживать. Это, с одной стороны, формировало плацдарм для дальнейшего продвижения в город. С другой – давало повод заявить, что при проведении выборов в городе шли бои и его часть фактически находилась под контролем Украины.
Но не тут-то было. Жители района сформировали эшелонированные линии обороны. Сами организовались сначала в отряды самообороны, которые потом вошли в состав вооруженных сил республики. В основном в «Оплот». И противник замер перед «Петровкой». Однако и воевать они готовы были в основном в Петровском районе…
Такая ситуация создавала сложности для дальнейших наступательных действий. Расчет по ополченцам, готовым воевать, продвигаясь вперед на хорошо укрепленные линии обороны украинских сил, давал неутешительные результаты. Получалось, что чем дальше мы будем продвигаться, тем больше мы будем терять отстающих в своих населенных пунктах местных. Украинцы такие вопросы решали националистическими заградотрядами, но мы точно никогда не стали бы действовать такими методами.
Формат же ополчения, довольно сильно отличающийся в тот момент от регулярной армии, естественно, не позволял насильно заставлять людей воевать. Когда в конце июля 2014-го Стрелков предложил провести полную принудительную мобилизацию, весь остальной Кабмин был категорически против именно по причинам фактического отказа от идеи ополчения и копирования действий Украины с их принудительными мерами.
Обгорев у костров эмоций,
Мы по жизни шагаем упрямо,
Симпатичнейшие уродцы
С перекошенными мозгами.
К концу осени из России в республику по нарастающей потянулись уже и те, кто считал себя в большей степени управленцем, чем воином. Когда было совсем жарко, таковых были единицы. Наиболее ярким примером гражданского добровольца, кинувшегося сломя голову в самое пекло, являлся бывший губернатор Псковской области Евгений Михайлов55, который по своей инициативе прибыл из России в Донецк в июле 2014-го. Но такие случаи в то время были единичными.
Количество энтузиастов-управленцев стало увеличиваться по мере укрепления республики и снижения опасности военного противостояния. Практически все они были либо пенсионерами, либо отставниками, военными или гражданскими. Многих из них потом назовут тайными российскими военными просто по факту наличия российского гражданства, что было далеко от истины, но сами товарищи зачастую этого не отрицали, напуская туману. Появление таковых было вполне закономерным. Русский мир не может строиться только силой оружия.
Главной проблемой этой новой волны приезжих (далеко не всех, конечно) являлось отсутствие каких-либо оснований к тому, чтобы смотреть на местных сверху вниз, при том что некоторые позволяли себе это. Пользуясь чужим авторитетом, кое-кто из тех, кто дома был незаметным серым кабинетным червем, чаще всего давно списанным на пенсию или в запас, в Донбассе распускал перья и, пользуясь ореолом России, дул щеки. Хлестаковщина зашкаливала.
Дончане пережили войну и горести, которые подобным персонажам и не снились. Рассказы про то, что «у меня за спиной четыре войны», часто означали в лучшем случае просиживание этих войн в штабах под охраной регулярных российских войск. Да и не важны были прошлые регалии. Эта война требовала новых подвигов. Но заслуга некоторых приезжих приживалок была лишь в том, что волею случая они приезжали из большой Родины.
Еще больше было тех, кто предпочитал сочувствовать Донбассу и идеям, битва за которые разворачивалась на его площадке, на расстоянии, давая оценки, безапелляционно навешивая ярлыки воюющим и другим непосредственным участникам процесса. Наблюдался парад воинствующих в интернете тихонь по жизни, яростно требующих большой войны при полнейшем отрицании своего участия в ней. При этом у каждого из таких был индивидуальный набор объяснений причин своей слабости.
Многие из них в принципе не способны на поступок, выпуская весь свой патриотический пар в бесконечных виртуальных и офисных баталиях, болтовне и статейках в интернете, где у них были возведены кумиры и назначены негодяи. Чаще всего с объективной действительностью это имело мало общего. Поневоле напрашивалась аллюзия на известных персонажей из нетленного «Золотого теленка» Ильфа и Петрова.
«Почти все они были в пикейных жилетах и в патриотических бейсболках. Некоторые носили даже майки с надписью „СССР“. Другие в любую погоду старались надевать армейский или рыбацкий камуфляж, облепленный яркими шевронами, где обязательно фигурировало слово „Новороссия“, при том что значительная часть их носителей никогда не воевала, а некоторые вообще в Донбассе не были ни разу. В моде были тельняшки, которые, вероятно, ассоциировались с Новороссией, за которую их нужно было рвать.
Здесь, на различных форумах, собирались обломки всевозможных волонтерских организаций, ура-патриотических прожектов, комнатные аналитики, нищие, знающие, как разбогатеть всей стране сразу, рекламные копирайтеры, отринутые и российской, и донбасской военной системой ополченцы, вечные „борцы с режимом“ и другие предводители дворянства, увядшие по случаю спада патриотического накала в СМИ и снижения ручейков и бурных рек спонсорской и гуманитарной помощи, часть которых позволяла так удачно совмещать душевную потребность в Великой России от Шри-Ланки до Тимишоары с решением личных потребностей, никому не нужные военные пенсионеры, экзальтированные дамочки, ловкие украинские прощелыги, выдающие себя за лидеров начала Донбасско-Новороссийской революции, выжившие из ума клерки, обанкротившиеся мелкие коммерсанты и другая шушера.
Когда-то они собирались здесь для обсуждения того, как „одним махом семерых побивахом“. Пепел Клааса настойчиво стучал в воспаленное сознание. Сейчас же их тянула сюда, на насиженный угол интернета и офисных тусовок, долголетняя привычка и необходимость почесать языки. Они ежедневно прочитывали сайт „движения Новороссия“ – „прокремлевские сурковские“ ресурсы они не уважали, – и все, что бы ни происходило на свете, рассматривали как прелюдию к „сливу Новороссии“. Слив Новороссии был их личной жизненной константой, которая объясняла то, почему они оказались за бортом происходящего. Когда-то, в начале событий, у Новороссии как предтечи русской экспансии или ключа к пророссийской федерализации Украины были такие ощутимые шансы и все было так бодро и, как им казалось, сразу разрешало сложные проблемы российского общества и государства в целом, вносило смысл в серое существование многих, что „легенда о Новороссии“ до сих пор еще бросала золотой блеск на их светлый угол, давая при этом возможность самым хитрым и расчетливым из них обеспечивать собственное финансовое и политическое существование.
– Читали про последнюю встречу в Нормандском формате? – обращался один пикейный жилет к другому пикейному жилету. – Выступление Лаврова?
– Лавров – это голова! – отвечал спрошенный жилет таким тоном, будто убедился в том на основе долголетнего знакомства с дипломатом.
– А вы читали, какую речь произнес Стрелков на собрании сторонников в Петербурге, этой колыбели революции?
– Ну, о чем говорить… Стрелков – это голова! Слушайте, Максим, – обращался он к третьему в засаленной майке. – Что вы скажете насчет Стрелкова?
– Я скажу вам откровенно, – отвечала майка, – Стрелкову пальца в рот не клади. Я лично свой палец не положил бы.
И, нимало не смущаясь тем, что Стрелков ни за что на свете не позволил бы Максиму лезть пальцем в свой рот, майка продолжала:
– Но что бы вы ни говорили, я вам скажу откровенно – Бабкин все-таки тоже голова.
Пикейные жилеты поднимали плечи. Они не отрицали, что Бабкин тоже голова. Но больше всего утешал их Дугин.
– Дугин! – говорили они с жаром. – Вот это голова! Он со своим проектом Ноомахии с идеей битв между традицией и современностью…
– Скажу вам откровенно, мосье Егор, – шептал Максим, – все в порядке. Малофеев уже согласился на Новороссию, но знаете, при каком условии?
Пикейные жилеты собрались поближе и вытянули куриные шеи.
– При условии, что Одесса и Мариуполь будут объявлены вольными городами. Малофеев – это голова. Ведь им же нужны порты, чтобы сбывать кому-нибудь свой уголь и металл? Вот через порты и будем продавать.
При этом сообщении глаза собравшихся патриотов блеснули. Им уже много лет хотелось продавать,
– Стрелков – это голова! – сказали они, вздыхая. – Дугин – тоже голова.
Когда наш герой очнулся от своих дум, он увидел, что его крепко держит за борт пиджака незнакомый „новороссиец“ в раздавленной кепке и засаленном камуфляже с двумя десятками разноцветных шевронов. Бутафорская наградная планка с поролоновыми и пластмассовыми знаками несуществующих наград съехала в сторону, и через крупную дыру в распахнутом кителе просматривались очертания флага с перекрещенными на нем полосами и профиль Сталина с обвивающим вензелем „Не забуду Ледяной поход“.
– А я вам говорю, – кричал ряженый в ухо, – что Путин на эту удочку не пойдет! Он не пойдет на эту удочку! Слышите?
– Решетников – это голова! – неслось вдогонку. – И Аксенов – это голова…»
И правда заключалась в том, что главным реальным мотивом такого поведения у основной массы был страх. Страх смерти, увечья. Или же страх оказаться невъездным в Европу, Америку. Страх санкций или возможного уголовного преследования. Но всегда банальный страх. И я лично знал немало тех, кто просто струсил делом доказать свои пафосные разглагольствования.
…Поздняя осень 2014-го. На три дня мне удалось вырваться в Москву. Нужно решить ряд рабочих вопросов и увидеться с семьей.
Вечер в одном из московских ресторанов. Осоловевшими глазами рассматриваю беззаботных москвичей, ощущая себя курсантом военного вуза, впервые вышедшим в увольнительную после «карантина» с КМБ