56 и изумленного тем, что мир не ходит строем, в форме, спит не только после отбоя и не отдает честь старшему по званию. Рефлекторно пригибаюсь от громких резких звуков.
Напротив сидит пригласивший меня в ресторан, которого я считаю своим другом. Говорим о Донбассе, людях и их бедах.
Владимир возбужден. Поправляя очки и жестикулируя, требует взять его с собой в Донецк.
– Вова, зачем тебе это?
– А тебе зачем?! Почему ты поехал?
– Володь, ну мы ведь много раз об этом говорили. У меня причин воз и маленькая тележка. Я украинец, и для меня по живому то, что там происходит. Одесса для меня родной город, и одним из толчков к поезде были события второго мая. Да и не мог я по-другому. Каждый день жадно читать новости об этой войне. Скакать с сайта на сайт. Выискивать крупицы истины в потоках лжи и пропаганды. Не мог равнодушно рассматривать фотографии убитых детей. При этом понимать, что рядом происходят события глобального масштаба и последствий, а я в это время неделю за неделей провожу в пустых заботах. И я верю в Россию. Верю, что в очередной раз, сквозь горе и страдания, она возродится. С составной и важной частью в виде Украины. Которую я слишком люблю, чтобы смотреть со стороны, как она скатывается в безвозвратную топь воинствующего безумия. Поэтому я сейчас там.
– А почему ты думаешь, что у меня по-другому? Что, я урод, что ли, который равнодушно смотрит на гибель людей? Или я не хочу поучаствовать в чем-то большом?! Тем более я уверен, что смогу пригодиться!
Я размышляю о том, что действительно сможет. Военный пенсионер, полковник, имеющий немалый опыт оперативной работы, занимающий сейчас в Москве по моей протекции одну из должностей среднего звена в промышленной корпорации, он действительно может многое дать Донецку. Мне очень нужен по-хорошему педантичный и въедливый руководитель, на которого я мог бы без оглядок положиться.
С другой стороны, я хорошо знаю его семью. И если с ним что-то случится, я этого себе не прощу. Одно дело – отвечать за свою жизнь, и другое – за товарища.
Я долго отговариваю Владимира от его решения. Он упирается. Рассуждает про патриотизм и человеческое предназначение. Говорит о чести офицера и что он чувствует потребность в этом.
Я колеблюсь.
Уехав в Донецк и продолжая урывками этот разговор в телефонном общении и по «скайпу» еще довольно долгое время, я буду отговаривать Володю, а он продолжит настаивать.
В итоге рекомендую ему выступить с инициативой самому, а я поддержу ее. Так и получается. Рассматриваем Владимира на должность первого заместителя министра госбезопасности ДНР. Моего заместителя.
В течение нескольких месяцев Вова готовится ехать в Донбасс. На работе договаривается о длительном отпуске за свой счет. Все знают, что он едет в Донецк. Восхищенные женщины охают о его опасном решении, суровые мужчины просто жмут руку и обнимают. Он покупает несколько комплектов формы, кучу медикаментов. Сам становится суров и загадочен. Все окружающие понимают. Вова едет на войну. Наш герой. Наш защитник.
В это время я готовлю рабочее место своему теперь уже во всех смыслах этого слова боевому другу. Оборудую рабочий кабинет. Назначаю ему секретаря. Ставлю в резерв два автомобиля – для него и сопровождения. Подбираю по росту и комплекции личную охрану. Выбрано относительно комфортное место жительства. И самое главное – я держу вакантной саму должность моего первого заместителя по оперативной деятельности. Не готовлю себе сменщика. Зачем? Ко мне же едет проверенный товарищ. Поэтому наличие другого компетентного заместителя по оперативной работе может поставить крест на реализации решения моего друга, на котором он так упорно и долго настаивает.
И вот завершилась Дебальцевская операция. Объявлено перемирие. И наконец-то удалось набрать в России первую маленькую партию отставников, которые согласились поучаствовать в дальнейшем строительстве МГБ. Ну и что, что тогда, когда прошла главная горячая фаза войны и преодолен ключевой этап создания ведомства. Все равно молодцы. Без шуток молодцы. Впереди еще много работы, сделаны пусть и важные, но первые шаги. Главной звездой в группе, естественно, Владимир.
Сутки до выезда группы. Сообщение в «скайпе»:
«Я все взвесил и принял решение отказаться от поездки».
Ого! Я, как говорится в одном анекдоте, таких номеров и в цирке не видал. Мотив, Вова, каков мотив?!
И тут выясняется дикая вещь. До последнего мой товарищ, оказывается, считал, что в этой истории он сможет получить некие материальные бонусы. Считал, что в последний момент все-таки выяснится, что это мероприятие имеет серьезные преференции. И вот когда оказалось, что и вправду нет никаких коврижек, а есть только то, о чем наши паркетные офицеры так любят говорить в застольях, – честь служить, а при необходимости и умереть за Родину, то тут же все и кончилось. Причем мне до последнего озвучивалась версия про альтруистические мотивы. И вот на тебе.
Черт! Как так! Я должен был в дальнейшем сдавать ему дела! Эта должность вакантна! Мною все выстроено под приезд Владимира. Его тут после моих заверений за глаза ждут в жутком нетерпении и считают желанным начальником!
Приходится в пожарном режиме все исправлять. В итоге цепь событий, выстроенных из-за произошедшего, приведет к серьезным проблемам с министерством, убийству моего заместителя по кадрам Олега Казака и ряду других трагических инцидентов.
Так у меня не стало друга. Более того. Человек же склонен к самооправданиям. Поэтому трусость, разрушающая и иссушающая, за дальним порогом которой уже нет своей вины, а есть лишь виноватый в твоей слабости и подлости мир в целом и тот, кого ты предал, в частности, становится новым фактом бытия. Мир, где самооправдание всегда выше, чем признание своей мерзости.
Многим страшно оказалось ехать в Донбасс. Из тех, кто в ресторанах и на трибунах России с запалом рассуждал о судьбах Новороссии и Донбасса, но не поехал туда, элементарно струсив.
Некоторые из них оказались похитрее, тянув время до относительной стабильности, после которой можно было бы вырваться на «боевой простор», но без войны. Тогда, когда уже не так страшно.
И вот тут у некоторых их червоточина проявилась во всю ширь.
Всякие могли быть ситуации, но мне всегда казалось, что, прибывая к братьям после окончания активной боевой фазы, ты должен чувствовать стыд от того, что не был рядом, когда было горячо. Где ты был, когда наступали на город, и почему не здесь?! В самые тяжелые и беспросветные моменты?! Хоть и сейчас стреляют, но тогда и сейчас, как говорится, две большие разницы. Почему хотя бы сейчас ты ни разу не был на передовой, просто чтобы увидеть, как там?! Не барское дело?! (Далее поневоле вспоминается фраза, с которой началась наша поездка в Донбасс. Про окопы.)
Но по известной привычке холопов, которым ненадолго разрешили поподражать хозяевам, некоторые позволяли себе неподобающее поведение. Из-за этого периодически возникали проблемы с падением авторитета «большой земли», хотя люди, конечно, попадались разные, в том числе и абсолютно достойные.
И просто неловко описывать некоторые ситуации в увеселительных заведениях Донецка, главными героями которых являлись быстро ставшие их основными завсегдатаями «российские специалисты», о которых их близкие думали как о героях, которые в это время, «живота не жалея, свою грудь подставляют за Россию свою»57.
В этом смысле приезжающие из России управленцы с весны 2015-го соединились в один поток с возвращающимися из Украины и опять же из России дончанами, в довольно значительном количестве представляющими сбежавших с началом войны.
Стала складываться нелепая ситуация. Наиболее патриотичные, пережившие самые тяжелые военные этапы разрушений, смерти и голода, делом доказавшие любовь к своей земле жители Донецка и других населенных пунктов региона стали задвигаться на второй план российскими снобами и их беглыми украинскими «товарищами по оружию». Понятно, что формула Томаса Карлейля «Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи» универсальна, но это не повод мириться с таким положением дел.
С одной стороны, квалифицированных управленцев действительно остро не хватало. Я не раз наблюдал ситуацию, когда проводился очередной социальный эксперимент. Брался искренний патриот Донбасса и назначался на заметную руководящую должность. Чаще всего это приводило к полному параличу вверенной сферы. Человек не знал элементарных нормативов и принципов руководства. Были и попытки продвижения через несколько ступеней сотрудников младшего и среднего звена, делом доказавших свою преданность. Иногда они срабатывали, но чаще нет.
Дело в том, что все предыдущие годы сформированная местными олигархами система охватывала все более-менее заметные сферы жизни. И если ты обладал хорошими управленческими качествами, талантами, то неизбежно попадал в поле зрения соответствующих государственных или общественных структур, контролируемых Ахметовым, Тарутой и прочими. Только отдельные узкие сегменты оппозиционной активности (и то не все) и очень редкие активисты оказались не втянуты в эти сети. Поэтому приходилось пытаться на ходу в ускоренном порядке сгенерировать новых управленцев или переформатировать старых.
Следует понимать, что добровольческое движение в России изменило не только Донбасс и Украину, но и саму Россию.
Дело в том, что в событиях в Донбассе приняли участие представители всех российских политических сил, хоть что-то собой представляющих в плане силового потенциала.
Помимо безусловно лояльных официальной российской государственной платформе, там успели повоевать коммунисты (в бригаде «Призрак» у них был целый отряд, а подразделение в городе Брянка ЛНР так и называлось «Брянка СССР»), праворадикалы («Е.Н.О.Т. корп.», ДШРГ «Русич» и другие группы), организации русских националистов, леворадикалы во главе с «нацболами», известные теперь монархисты со своими «Имперскими легионами» и другими отрядами, боевые казачьи формирования (и здесь сразу стало понятно, кто «ряженый», а кто настоящий казак), футбольные фанаты, которые формировали не только украинский батальон «Азов», но и «горлов