– Вспомни, кто его отец, Гвендолин! Вспомни, кто надел тебе на палец венчальное кольцо! – Урсула пылко рванулась вперед.
– Кольцо у меня отняли, – раздался голос-стон.
– Алан не должен вырасти, так и не узнав об отце, так и не получив…
Но тут из-за стены донесся тихий крик, исполненный такого отчаяния, что у Марины волосы встали дыбом, а Урсула замерла, ломая руки и уставившись на стену широко раскрытыми глазами, из которых так и лились слезы.
– Нет! Нет! Смилуйся… о, смилуйся надо мной! – вскричала Гвендолин. Вслед за тем послышался звук удара и негромкий смех… смех мужчины, уверенного в своей власти!
Урсула ринулась бежать по галерее, еще быстрее чем бежала сюда. Марина готова была последовать за ней, но вынуждена была подождать хоть несколько минут, чтобы не быть обнаруженной. Казалось, это были самые тяжелые минуты в ее жизни! Она сгорбилась, зажала руками уши, но все равно продолжала слышать безнадежный плач пленницы и тяжелое дыхание разъяренного похотью мужчины, его удовлетворенные хриплые стоны.
…Марина не помнила, как миновала галерею, как спустилась по лестнице. Потащилась по коридору, не понимая, что делает, куда идет. Стоны Гвендолин, которую зверски насиловал – в этом не было сомнений! – какой-то негодяй, все еще звучали в ушах и разрывали сердце.
Кто она, эта несчастная? Кто ее враги? Почему одна лишь Урсула проявляет к ней участие, хотя и не может ничем помочь? Сколько вопросов, которых некому задать! Да и опасно… смертельно опасно спрашивать. «Ты жива лишь потому, что молчишь», – сказала Урсула. И еще: «Если они только заподозрят, что я здесь бываю, они просто-напросто прикончат и меня, и тебя!» То же, надо полагать, относится ко всякому, кто прознает о Гвендолин. В том числе – к «русской кузине» хозяина…
Марина вздрогнула. Тьму коридора прорезала полоска света. Да ведь это дверь Десмонда. Значит, он вернулся. Все-таки вернулся!
Перестав дышать, Марина прокралась к двери и замерла перед ней. А если постучать? Десмонд не спит… Рассказать ему обо всем, что она слышала. Он небось и не знает, какие злодейства творятся в его собственном замке!
Марина протянула руку к двери и только теперь заметила, что та приоткрыта и колышется туда-сюда от сквозняка.
Вытянув шею, Марина вгляделась, проклиная себя за любопытство, но против воли жадно озирая все подробности мужского жилья. Вдруг она невольно задела дверь, та приотворилась еще шире. Марина облилась холодным потом, ожидая изумленного или презрительного окрика, надменного взгляда, неловкости, замешательства – чего угодно, только не тишины, которая встретила ее.
Постель не разобрана. Посреди комнаты стоят два баула – знак того, что хозяин вернулся. Но комната была пуста…
Зажав рукой сердце, которое, чудилось, готово было выпрыгнуть из груди, Марина на непослушных ногах добрела до своей комнаты, вошла в дверь, которую она, оказывается, тоже оставила приотворенной, кое-как заперлась и рухнула на постель.
Свеча, словно только и ждала ее возвращения, затрещала и погасла, догорев. Марина осталась в темноте. Вопросы, к которым добавилось еще два: где Десмонд? с кем он? – кружили вокруг, как стая хищных птиц, клюя воспаленный разум, не давая покоя, но Марина гнала, упорно гнала их, и вдруг Марина резко села, стиснув у горла одеяло и уставившись в темноту.
Гвендолин! Гвен!
Но ведь… но ведь так же, по словам Джессики, звали возлюбленную покойного лорда Алистера, которая ушла в монастырь!
Утром Глэдис опять насилу добудилась Марину, однако, против ожидания, не выказала ни малейшего неудовольствия. Сунула дрова в камин, опрокинула кувшины в ванну и ринулась за завтраком. Марина еще не успела толком глаза продрать, как оказалась сидящей в постели с подоткнутой за спину подушкой и с подносом в руках, а Глэдис уже летела к дверям.
– Погоди-ка! – попыталась Марина окликнуть ее, но девушка весьма ловко сделала вид, будто не слышит, и, конечно, умчалась бы, кабы не зацепилась платьем за стул и не принуждена была задержаться.
– Что прикажете, мисс? – спросила она нехотя, приседая.
Марина глядела на нее в задумчивости, размышляя, то ли сначала для острастки трепку задать за то, что не титулует ее как положено – миледи, то ли уже задавать свои вопросы, которых во время ночных раздумий бессчетно набралось. Однако Глэдис, так и подпрыгивая на месте от нетерпения, вдруг взмолилась:
– Позвольте, мисс, сбегать хоть раз на доктора поглядеть! Клянусь, я быстро обернусь и прибегу, услужу вам.
– На доктора? – не поверила ушам Марина. – На какого еще доктора?! Кто-то заболел? – И от внезапной догадки она так вздрогнула, что едва не сбросила с постели поднос: – Десмонд! То есть… милорд заболел? Его ранили в пути? Лошадь сбросила?
– Милорд? – вытаращила глаза Глэдис. – Лошадь?! Да не родилась еще на свет такая лошадь, чтобы могла сбросить милорда! Под ним самая норовистая как шелковая ходит. К тому же он нынче путешествовал в карете… и карета тоже не опрокинулась, так что не извольте беспокоиться, мисс!
– Да? – пробормотала Марина, принимая самый безразличный вид, на который была способна. – Ну что ж, я очень рада, коли так… – И вдруг новая догадка заставила ее подскочить в постели: – Боже мой! Неужто леди Урсула заболела?!
– Леди Урсула, бедняжка, у нас отродясь здоровой не была, – с жалостью покачала головой Глэдис. – Однако же никакие доктора ей уже не помогут: так и будет жить, да тосковать, да маяться по сэру Брайану.
У Марины отлегло от сердца. Тоска по сэру Брайану – это одно, а вот если отозвались леди Урсуле вчерашние ночные приключения… Надо непременно наведаться к ней днем. Поглядеть, как она там, а может быть, что-нибудь и выведать. Однако кто же заболел?
– Не мистер ли Джаспер… – заикнулась она, однако Глэдис, пряча усмешку, покачала головой:
– Не трудитесь всех перечислять, мисс. Вы б меня сразу спросили, кто болен, я бы сразу ответила: мисс Ричардсон.
– Это еще кто такая?.. А, Джессика!
– Ну да, она. Под утро так дурно ей сделалось, что верхового пришлось посылать за доктором Линксом, в деревню. Говорят, – Глэдис таинственно понизила голос, – он пускал ей кровь. Вот я и хочу на него поглядеть, когда он будет уезжать.
– Разве ты его никогда не видела? Или он какой-нибудь красавец?
Глэдис весьма непочтительно фыркнула:
– Доктор Линкс – мужчина уже в возрасте. Он джентльмен, сын сквайра. Дворянин, но беден, как церковная мышь. Только и живет щедротами лордов: и старый господин его жаловал, и сэр Алистер. Правда, мистер Джаспер над ним смеется и называет шарлатаном, однако мисс Джессика очень даже мистера Линкса привечает: он ведь тоже заядлый цветовод, и даже состоит в том же обществе по разведению нарциссов. Они даже иногда ездят вместе в Брайтон, на заседания своего общества. Хотя нет, он, кажется увлекается гиацинтами…
С ума сойти! Общество по разведению нарциссов! Или гиацинтов! Заседания, на которые собираются любители со всей округи! Делать этим англичанам нечего, вот что. Нет, конечно, суть здесь вовсе не в нарциссах и не в гиацинтах, подумала Марина. Наверное, у Джессики с этим Линксом роман, а поскольку она стыдится, что завела себе милого друга так скоро после гибели жениха, вот и пользуется приличным предлогом…
Если по своим манерам Глэдис была девица не больно-то отесанная, то уж в проницательности ей отказать было нельзя.
– Э, нет, мисс! – вдруг воскликнула она, испытующе глянув на Марину. – Это вовсе не то, что вы думаете. Мистер Линкс, может, и не прочь, да мисс Ричардсон его просто не замечает как мужчину.
– Выходит, он урод? – робко предположила Марина и, слава те господи, на сей раз не села в лужу.
– Урод! – подтвердила Глэдис. – Непригляден и мрачен, как пасмурный день. Разумеется, мисс Джессика на него и не глядит.
Она примолкла, поджав губы, всем своим видом показывая, что скорее язык себе отъест, чем примется снова сплетничать о господах. Однако Марина глядела на нее с таким живейшим интересом, что Глэдис не смогла одолеть искушения – как ко всем легкомысленным людям, к ней было легко подступиться.
– К тому же он хоть и джентльмен, да что с того? – промолвила она заговорщически. – А мисс Джессика дерево не по себе хочет срубить. Сама-то она из семьи простых сквайров: ежели бы не покровительство старого лорда, Ричардсоны жили бы хуже самого захудалого фермера. Она же всех женихов от себя разогнала. Один только сэр Алистер был ей под стать!
– Но ведь сэр Алистер умер, – пожала плечами Марина. – О чем же мы говорим?
– Умер-то умер… – хитро поглядела на нее Глэдис. – Да ведь еще и молодой лорд есть!
– Ох… – не сдержалась, захохотала Марина. – Ох, не могу! Уморила! Ну, Глэдис, твоя матушка права: ты когда-нибудь договоришься! Хочешь сказать, Джессика заглядывается на сэра Десмонда? Глупости. Он ей как младший брат!
– Ну, вам виднее, мисс, – потупила глаза Глэдис, всем своим хорошеньким розовым личиком изображая послушание. – А теперь позвольте мне уйти, а? Доктор-то вот-вот уедет!
Любопытство просто разрывало ее на части, ноги сами собой так и несли к двери, однако же и Марина была любопытна, а Глэдис вдобавок так ее раззадорила – спасу нет!
– Погоди-ка! – окликнула она, и Глэдис снова едва не всплакнула – на сей раз от нетерпения. – Ну, говори быстро, в чем там дело, с доктором? Что тебе увидеть надо?
Глэдис завела глаза.
– Да все дело в Хьюго! – выкрикнула она наконец.
Марина при этом имени так и подскочила. Чашка накренилась, чай выплеснулся на одеяло, но Марина торопливо набросила на него салфетку, пока Глэдис ничего не заметила, и мысли ее не приняли другое направление. Она и сама не могла понять, почему при упоминании о Хьюго ее так и затрясло. Но Глэдис ничего не должна заподозрить.
– Хьюго? – повторила Марина, со старательным безразличием поднимая брови. – Конюх? Если не ошибаюсь, он дружок Агнесс?
Краска мгновенно залила лицо Глэдис, глаза ее вспыхнули ненавистью.