– Осмелюсь просить миледи быть осторожней, – улыбка Флоры стала напряженной. – Моя девочка нездорова и спит…
– Ваша девочка и не думает спать! – воскликнула Джессика. – Она хлопает своими хорошенькими глазками и улыбается мне. Она просто красавица, – нежно продолжала Джессика. – Взгляните, Марион.
Из-под розовых оборочек чепчика выбивались льняные кудряшки, придавая малышке весьма залихватский вид. Лицо ее раскраснелось – не то после сна, не то и впрямь от жара, но это не убавляло очарования ее улыбки. Маленькие ручки комкали край одеяла, а в приоткрытом ротике виднелся белый сахарный зубик.
– Прелесть! Ангел! – выдохнула Марина. – Можно ее подержать? Просто до смерти хочется!
– Прошу прощения, миледи. Я не дозволю сего никому, тысяча извинений. Цыганка нагадала мне, что моего ребенка ждут неисчислимые беды, если в первые пять лет жизни ее коснется чужая рука. И я… я поверила. Я ведь очень люблю свою дочь! Это счастье всей моей жизни.
– Истинное счастье! – растроганно согласилась Марина и хлопнула себя по лбу: – Какая же я дура, что не захватила гостинца!
– А я захватила, – подала голос Джессика. Сунув руки в карманы амазонки, она выхватила из одного яблоко, из другого – золотую монетку и все это протянула малышке:
– Ну, выбирай, что тебе больше нравится?
Флора сделала шаг вперед, и Марине показалось, что она хочет остановить щедрую гостью, но не осмелилась и только тревожно сновала взглядом с монетки на яблоко.
Точно так же водила туда-сюда своими голубенькими глазками и девочка, словно затрудняясь в выборе.
А и впрямь! Монетка сияла и сверкала в солнечных лучах – чудилось, Джессика держит кусочек такого луча. Ну а яблоко, наливное, золотое, напоенное медовой сладостью, казалось райским плодом. И в конце концов дитя выпростало из-под одеяла ручку и потянулось к яблоку.
– Ну что же, выбрала – так получи! – Джессика обтерла яблоко своим белоснежным платочком. – Держи, счастливица! А это отдадим твоей маме. – И она протянула монетку Флоре, которая взяла ее с выражением спокойного достоинства.
– А как же ее зовут? – спросила Марион, не в силах оторвать взора от чудесного дитяти, которое ворковало над своим яблоком.
– Элен, – ответила Флора.
– О! Неужели в честь моей тетушки! – воскликнула Марина, решив блеснуть, наконец, выдуманным родством.
– Совершенно верно, миледи. Я назвала дочь в честь покойной леди Маккол… вашей тетушки, – спокойно сказала Флора, опустив глаза, но Марина успела заметить насмешку в прозрачных серых глазах.
Почему усмехнулась Флора? Что она такого знает о «русской кузине»? Может быть, что это – чудачка-дикарка, которая суется не в свои дела, и никто в замке ее не любит, прежде всего «кузен», к которому она, похоже, питает отнюдь не родственные чувства?
Но кто мог наболтать такое Флоре?
Агнесс! Конечно, Агнесс!
Вспышка ненависти была так сильна, что Марина ощутила во рту странный железный привкус, похожий на вкус крови.
Снова Агнесс переходит дорогу! Мало, что Десмонд в ее руках. Мало, что она спуталась с дьяволом, из-за чего Марина всю ночь протряслась от страха и утром выглядела такой несчастной, что Джессика сочла за благо немедленно повезти ее на прогулку. И Марина вынуждена была надеть ненавистную черную амазонку, чувствуя себя в ней сущей вороною. Понятно, почему Хьюго, седлавший им коней, даже не глянул на нее!
И без того предостаточно поводов для ненависти к Агнесс, так она еще и восстановила против нее эту добродушную фермершу!..
– Может быть, еще кружечку сидра, миледи? – послышался тихий голос, и глаза Флоры участливо глянули в глаза Марион, словно и утешали, и просили прощения.
Пожар угас мгновенно, без дыма и шипенья, потому что если Марина и бывала порой безобразно вспыльчива, то и отходчива была на удивление.
– С радостью, – сказала она весело. – Сидр чудесный!
И они с Джессикой выпили по новой кружечке, а потом, поблагодарив приветливую хозяйку и еще раз повосхищавшись «Аленкой», как мысленно называла девочку Марина, они отправились восвояси.
– …Да, Флора очень мила! – согласилась Джессика, задумчиво глядя в небо, и вдруг перевела на Марину острый взгляд: – А ее дочь?
– Ну, прелесть, конечно! Никогда не видела таких лапушек! – вновь воскликнула с жаром Марина. – И у нее такие удивительные голубые глазки!
– Между прочим, у Алистера были точь-в-точь такие глаза, – как бы о чем-то нестоящем, вскользь обмолвилась Джессика, но от Марины не укрылось, что ее рука в замшевой перчатке нервно вцепилась в гриву лошади.
– Ну, у Джаспера тоже голубые глаза, так что… – осторожно сказала Марина, мысленно крикнув «кыш!» совершенно никчемушному, просто-таки бредовому предположению о том, что если бы она все-таки забеременела от Десмонда, то у их дитяти тоже были бы голубые глаза.
– Может быть, да, может быть, – рассеянно отозвалась Джессика. – Но вы забыли: Джаспер неспособен иметь детей! Скорее всего, что это истинно дочь Флоры и какого-то голубоглазого простолюдина. – Она прикусила губу, как бы не решаясь что-то сказать, а потом виновато улыбнулась: – Вы, Марион, конечно же, сочтете меня ужасной дурой, но я… я устроила Флоре и этой девочке маленькую проверку, которой никто, уверяю вас, не заподозрил.
Марина смотрела непонимающе, и Джессика пояснила:
– Я не зря взяла с собой яблоко. Понимаете, я подумала, что люди благородного происхождения, даже выросшие в неподобающем месте, в нищете, у других родителей, так или иначе выдают себя. Возьмите хотя бы нашего конюха Хьюго… Впрочем, речь совсем не о нем. Если бы Элен являлась дочерью Алистера и Гвендолин, а ведь та была отнюдь не простолюдинка, у нее очень благородные предки, она неосознанно потянулась бы к золоту, в этом у меня нет сомнений! А она выбрала яблоко, значит… значит, мне не о чем беспокоиться.
Марина глянула на нее дикими глазами. О нет, вовсе не эта бредовая (уж воистину!) проверка происхождения Элен изумила ее. Марина даже не восприняла этого всерьез. Но предшествующие слова Джессики поразили ее до глубины души.
– Хьюго? – невпопад воскликнула она. – Вы полагаете, что Хьюго…
– Во всяком случае, он уверяет всех направо и налево, что происхождения он самого благородного, однако родители отреклись от него по каким-то там таинственным причинам и отдали на воспитание некоему Маскарену, который только при смерти открыл Хьюго тайну его происхождения.
– И ему известно, кто его родители? – затаила дыхание Марина.
– Он уверяет, что да.
– И вы в это верите?!
– Всякое бывает в жизни, – загадочно улыбнулась Джессика.
– Для одного замка здесь что-то многовато подкидышей! – пробормотала Марина. – Вот ведь и про Агнесс говорят…
– Ну, это я тоже слышала, – усмехнулась Джессика. – Забавно, что она начала распространять такие слухи о себе лишь после того, как здесь появился Хьюго и начал уверять, что он вовсе не Маскарен, а бог знает кто. Агнесс тогда скучала без своего милорда и решила прельстить другого красавца, добавив к своим несомненным прелестям флёр благородной таинственности.
– И ей это удалось, – поджав губы, процедила Марина.
– Что удалось? – вскинула брови Джессика. – Добавить?
– Нет, прельстить! Я сама видела, как Агнесс…
– О господи, хватит об Агнесс! – взмолилась Джессика. – Слышать о ней больше не могу, давайте лучше поговорим о вас!
– Обо мне? – растерялась Марина. – С чего это вдруг?!
– Не вдруг, а в продолжение нашей вчерашней беседы. Bсе-таки откройте, Марион, мне свое сердечко! Скажите, кого вы все-таки ревнуете к Агнесс: ледяную глыбу Десмонда или… или обворожительного Хьюго?
«Обоих», – чуть не выпалила вгорячах Марина, однако в следующее мгновение до нее дошел смысл вопроса, и она почувствовала, как заполыхало ее лицо.
– У меня и в мыслях не было… – неловко забормотала она, теребя поводья так, что доселе смирная лошадка начала нервно прядать ушами.
– Было, было! – со знанием дела кивнула Джессика. – Я не знаю ни одной женщины, у которой при виде Хьюго не возникало бы распутных мыслей.
– И у вас, что ли? – не удержалась, чтобы не задраться, Марина, но Джессика не обиделась, а широко улыбнулась в ответ:
– Чего греха таить? Возникало! Ведь я живая женщина! Однако я, знаете ли, воспитана была в строгости, к тому же мне никогда не забыть Алистера. А вот вы, Марион, не обязаны никому хранить некую эфемерную верность и можете позволить себе подумать о Хьюго. Помните, вы спрашивали, не было ли бастарда у старого лорда. Вообразите только: вдруг Хьюго – этот самый бастард? Тогда понятно, почему он так прижился в Маккол-кастл, пусть даже пока только в его конюшнях! А вдруг в один прекрасный день он сможет подтвердить свое происхождение и будет признан Макколами? Он на год или даже два старше Десмонда, и еще неизвестно, кто тогда будет объявлен нынешним лордом Макколом! А поскольку он не состоит в родстве с леди Еленой и вам не родственник, то это была бы для вас совсем недурная партия, Марион!
Марина едва не упала с седла. Новое воспоминание так и ударило ее. Джаспер писал о какой-то Клер Крэнстон, родившей ребенка от сэра Джорджа и отдавшей его на воспитание… куда? А вдруг этот ребенок, ничем не напоминающий своих родителей, как писал о нем Джаспер, и в самом деле Хьюго Маскарен?!
Она с ужасом взглянула на Джессику – и вдруг заметила, что та едва сдерживается, чтобы не расхохотаться.
– Да вы надо мной смеетесь! – с досадой и облегчением воскликнула Марина. – А я-то все слушаю, слушаю! Ну какой он лорд Маккол? Канителит служанок почем зря, ту же Агнесс…
– Ну, это скорее доказывает его родство с Десмондом, – сухо перебила Джессика и вдруг с досадой воскликнула: – Ну вот накликали! Вот уж воистину: как черта вспомянешь, а он уж тут!
Марина поглядела в ту сторону, куда показывала Джессика – и увидела Агнесс.
В первый момент ощутила лишь злобу на эту девку, которая вечно попадается ей на глаза, и только потом осознала, что Агнесс выглядит как-то странно. И это мягко сказано!