У них общая цель… Они сообщники. Сообщники!
Господи Иисусе! Марину вдруг заколотило от внутреннего озноба. Губы у нее похолодели так, что даже призыва к Господу не смогли исторгнуть.
Сообщники! Все просто, как все просто! Она-то приписывала Джессике кого угодно: Джаспера, Хьюго… ну, можно не сомневаться, что и они там побывали, но ее сообщником был всегда только один человек, и это Десмонд. Десмонд!
И теперь ясно, кто и почему убил капитана Вильямса…
Дура набитая! Ломала голову, мучилась: ну как мог Десмонд поверить, будто она совершила такое страшное преступление, зачем, дескать? Ей – незачем, а вот Десмонду есть зачем! Он-то и убил капитана. Однако, верно, Вильямс задорого продал свою жизнь, дрался, уж конечно, до последнего, то-то Десмонд притащился в замок чуть живой, весь извалянный в песке. Лошадь его сбросила, как же!
Зачем, на какую погибель явился в замок Вильямс? Неужто лишь затем, чтобы узнать, как там поживают эти сумасшедшие супруги, лорд и леди Маккол? Узнал – и заплатил за это жизнью.
Теперь Десмонд и Джессика обезопасили себя со всех сторон. Кроме одной… Им и в голову не может прийти, что Марине совершенно наплевать на Маккол-кастл со всеми его обитателями и обуревающими их страстями. А если ее сердце рвется от любви на части, то об этом никто не должен знать, кроме нее самой. И она победит эту боль… если останется жива.
Кто знает, не ворвется ли к ней в любую минуту убийца, подосланный этой парочкой – Десмондом и Джессикой? Он задушит Марину, а потом подвесит ее на крюк, вбитый в полоток, сняв оттуда тяжелую люстру, и все поверят, будто она покончила с собой, не выдержав угрызений совести.
Ну нет! Марине надо жить, потому что еще осталось не сделанным то, о чем они говорили ночью с Урсулой. Марина должна сделать то, что обещала, ибо обещание, данное умирающему (ведь Урсула погибла!), равнозначно священной клятве и неразрешимо… как неразрешимы узы, налагаемые Господом на мужчину и женщину при венчании.
Марина закрыла глаза и печально покачала головой. Да, вот в чем беда, вот горе-то в чем! Они с Десмондом повенчаны. Господь слил их воедино, и если Десмонд предался дьяволу и отрекся от жены своей, то она не отречется ни от Господа, ни от своего супруга. Она спасет его душу – или погибнет. А для этого надо прежде всего уйти, убраться, улететь, уползти отсюда… ну, что-то сделать, хоть сквозь стену просочиться, только бы исчезнуть!
Марина обвела комнату пламенным взором, словно надеясь поджечь ее и огнем добыть себе свободу… и в первое мгновение даже не удивилась, когда боковая стенка шкафа вдруг дрогнула, а потом и весь шкаф медленно отъехал от стены, открывая узкую щель. Не тотчас она поняла, что не сила ее взгляда разверзла стену, а сделал это кто-то другой: в щель просунулась рука, потом плечо, голова…
Марина не стала ждать, пока этот убийца, которого все-таки послали к ней Джессика и Десмонд, пролезет в узковатую для него щель и набросится на свою жертву, сидящую с вытаращенными глазами и разинутым ртом. Она схватила тяжелый бронзовый подсвечник, стоявший на ночном столике, и без малейших колебаний обрушила его на лысую голову.
Человек упал, даже не пикнув. Марина с усилием втащила в комнату его тяжелое тело, перевернула – и обомлела. Это был Саймонс.
Глава ХХVИсчезновение Флоры
Все, на что была сейчас способна ее взбудораженная головушка, это подсказать взять с собой свечу, дабы не блуждать ощупью в паучьей сети тайных ходов, опутавших замок. Она пролезла за шкаф и осторожно двинулась вперед.
Саймонс, подумать только!.. Значит, Десмонд только делал вид, что гневается на верного слугу, а сам приберегал его для тайных дел? Или Саймонс так желал воротить расположение своего господина, что ради этого пошел и на душегубство?
Марина мстительно усмехнулась. Ей давно хотелось разделаться с Саймонсом, еще со времени гибели Агнесс, да Бог все воли не давал. А теперь эка удачно все сошлось! Отомстила Саймонсу, да и на свободу путь открыт!
Она шла и шла, и совсем скоро тайный ход вывел Марину прямиком на галерею для менестрелей, протянувшуюся над огромным нижним залом, где, говорят, прежде давали балы и устраивали празднества. Конечно, Марина отродясь не догадалась бы, что эти тяжелые складки гобеленов таят в себе такую тайну!
Холл был пуст, на галерее тоже ни души. Марина опрометью слетела по лестнице, стараясь елико возможно сохранять достойный и равнодушный вид: кто бы ни попался ей навстречу, он не должен был заподозрить, что мисс Марион не просто невинно прогуливается, а деру дает. Едва ли Десмонд и Джессика успели сообщить всем и каждому, что она пребывает в заключении. Только бы эта парочка не стала на ее пути! Остается надеяться, что они сейчас где-нибудь возле Урсулы, изображают скорбь, чая минуту остаться наедине и обсудить свои преступные планы. Или… а вот интересно знать, Джессика уже соблазнила Десмонда или еще строит из себя невинность? У Марины подкосились ноги от ревности. Нет, не думать… нельзя ни о чем таком думать!
Она без помех вышла из замка и со всех ног припустила к конюшне.
Сначала показалось, что здесь нет никого, кроме коней, жующих, вздыхающих в денниках, однако откуда ни возьмись вылез смертельно заспанный парень с соломою в волосах и только осоловело кивнул, когда Марина приказала ему седлать знакомого уже гнедого и взять мужское седло. Времени терять ни минуточки не следовало, а сидя на дамском седле, будешь заботиться лишь о том, чтобы не съехать с него, а не о скорости.
Вообще может статься, что она уже опоздала и не найдет ни Флоры, ни Элен, то есть Алана. У Джессики руки загребущие, и если она дотянулась до Гвендолин, почему бы ей не достать и сына этой несчастной? Нет, пожалуй, все должно быть в порядке. Хьюго ведь в заточении, а кто еще согласится на такое грязное дело? Не Десмонд же!
Джаспер?..
Марина призадумалась. Она много чего узнала нынче ночью от Урсулы о Джаспере. Ну что ж, хорошо, если Урсула была права и у него не достанет сил поднять руку на женщину, которая много лет была его верной подругой. Хотя кто их поймет, этих Макколов! Ладно, вон уже показались впереди окраинные домики деревни. Скоро, уже сейчас Марина узнает, что произошло – или, благодарение Богу, не произошло.
Она влетела в деревню на всем скаку, но сдержала коня, увидев, что люди, одетые в черное и толпящиеся тут и там, поглядывают на нее с недоумением и ужасом. Окна домов тоже были обвиты черными лентами, и Марина с трудом сообразила, что это значит. Деревня в трауре по Урсуле, и не диво, что люди на нее пялятся. Она ведь живет в замке, а почему-то явилась не в черном платье. И зачем-то примчалась в деревню как бешеная, не соблюдая торжественной неторопливости, приличной дню смерти такой важной особы, как леди Урсула.
Ох, дурища! Дело ее следовало делать как можно неприметнее, а она-то столько привлекла к нему внимания, что диво, если все не провалится.
Марина доскакала до хорошенького серого домика, увитого плющом, перемахнула через изгородь и лихо выскочила из седла. Чей-то белый чепец мелькнул за углом дома. Верно, не в меру охочая до новостей соседка.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – буркнула Марина, не заботясь, что говорит по-русски, и, покосившись на черный бант над дверью, вбежала в дом, радуясь, что здесь все так тихо, мирно, чисто и, вполне может быть, еще ничего не…
Она пролетела через комнату прямиком в угол, где красовалась розовая колыбелька. Нагнулась и замерла: колыбель была пуста.
– Флора! – выдохнула Марион. – Алан!..
Что-то испуганно пискнуло за спиной. Круто повернувшись, она увидела Флорину матушку, которая, сидя на своем привычном месте у камина, в страхе глядела на нежданную гостью. Марина ее вгорячах-то и не заметила.
– Где Флора? Где ребенок? – воскликнула она, бросаясь к старушке так стремительно, что зацепила ногой какую-то корзинку; та опрокинулась и заплясала по полу. Хорошо, что оказалась пуста. А в прошлый раз, вдруг вспомнила Марина, там лежали клубки, будто кошка с котятами, и старушка все наматывала, наматывала нитки… Теперь клубков в корзинке не было, а старушка, вжавшись в спинку кресла, пыталась заслониться от нависшей над ней гостьи.
Марина выпрямилась:
– Прошу прощения, я не хотела вас напугать. Но мне очень нужна Флора.
– Флоры нет, мисс, – еще вздрагивающим голосом отозвалась ее матушка. – Не угодно ли выпить сидра? Помнится, в прошлый раз он весьма пришелся вам по вкусу.
– О, так вы меня помните, – пробормотала Марина, вглядываясь в невинные серые глаза, такие же, как у Флоры.
– Конечно. Вы русская мисс из замка, вы приезжали вместе с леди Джессикой. Леди была очень добра и подарила девочке чудесное яблоко, – улыбнулась старушка, и глаза ее стали еще прозрачнее и невиннее. – Так как насчет кружечки сидра, мисс? Только прикажите…
– Благодарю, – нетерпеливо сказала Марина. – Как-нибудь в другой раз. Мне нужна Флора, очень нужна! Где она?
– Где она? – Белые седые брови высоко поднялись. – Да где же ей быть, скажите на милость? Конечно, в замке.
– В замке?!
– Ну да, мисс! – закивала старушка. – Чему ж так удивляться? Леди Урсула, страдалица, померла – упокой, Господи, ее светлую душу, отвори ей врата райские! – Старушка молитвенно сложила руки.
Марина с досадой прикусила губу. Да, это очень похоже на правду. И получается, в то время, как Марина выбиралась из заключения и неслась сюда, непрестанно понукая гнедого коня, Флора была уже в Маккол-кастле. Такой поворот событий почему-то в голову Марины не пришел. Ну, стало быть, такая у нее неразумная голова! Делать нечего, придется обходиться тем, что есть, а потому…
– Очень жаль, – сказала она как могла спокойно. – Я ведь затем и ехала, чтобы позвать Флору в замок, а получилось, что мы с нею разминулись в пути. Ничего страшного, я вернусь – и мы повидаемся, однако мне хотелось бы взглянуть на красоточку Элен. Вы позволите?