– Независимо от того, сделал ты это или нет, тебе следовало сказать мне об этом раньше.
– Ты не хотела ничего знать.
И вновь в памяти всплыла их безумная ночь. Она чувствовала, что ее любят, понимают, что с ним она в безопасности. Или же он просто попользовался ею – мужчина, с которым никто никогда не лег бы в постель, узнав о том, в чем его обвиняют.
Если бы он рассказал ей обо всем раньше, она не стала бы заниматься с ним любовью.
«Я трахал Иден Райли». Она сжала кулаки:
– Господи, я и не предполагала, что все настолько ужасно!
– Ты права, – устало согласился он, – надо было рассказать тебе обо всем раньше. Тогда я не причинил бы тебе столько горя.
Иден посмотрела на воду.
– Мне так было хорошо сегодня ночью. У меня появилась маленькая надежда, – она прикусила губу и повернулась к нему, – если бы тебя только обвиняли в этом, Бен, а тебя – осудили, – она вспомнила маленькую белокурую девчушку, которую видела на фотографии и расплакалась, – и что же, они сказали ей, что ты с ней сделал?
Бен не ответил. Вместо этого он резко поднялся, Иден даже пришлось схватиться за перила, чтоб не упасть. Он положил вино обратно в корзину и сунул ее в руки Иден:
– Уходи, – серые глаза холодно смотрели на нее, – пожалуйста, уходи.
Когда Иден вернулась домой, Кайл и Лу ели салат из цыпленка за столом в кухне. Она поставила корзину на буфет и села на табуретку.
– Ты должен был рассказать про Бена, – обратилась она к Кайлу, – это ведь не то, что украсть из магазина пачку жвачки.
Кайл положил сэндвич на тарелку.
– Я пытался тебя предостеречь, но не думал, что в мои обязанности входит рассказывать тебе всю эту историю. И, откровенно говоря, я никогда не думал, что вы заинтересуетесь друг другом.
– Ты ему не веришь? – спросила Лу.
– Я не знаю, чему я должна верить. Конечно, он будет все отрицать – кто бы поступил иначе на его месте? Он осужден, Лу!
Кайл покачал головой:
– Думаю, что он поступил неправильно, рассказав тебе обо всем, так сказать, после драки, но я прекрасно его понимаю. Все, кто его знает, порвали с ним всякие связи. Я знал нескольких его хороших товарищей по колледжу – я работал с ними пока не появился Бен – так вот, как только они узнали, что я принял на работу Бена, их след простыл. Каждый считает точно так же, как ты, Иден, что если он был осужден, значит есть за что. Но я уверен в нем, как в самом себе.
– Откуда тебе знать?
– Потому что за шестнадцать лет можно научиться читать человека, как книгу. Он вырос на моих глазах и из молоденького студента-энтузиаста превратился в уважаемого археолога. Ему даже не пришлось защищать профессорскую диссертацию. За Него ходатайствовал Университет. Он был тогда в зените славы, его карьера – в расцвете. Но он лишился всего зараз. Сначала от него отвернулись коллеги, он стал мишенью для насмешек и подколов.
– Кайл, – Иден удивилась наивности своего дядюшки, – какое отношение имеет к этой истории его профессия? Никакого. Равно как и мастерство или энтузиазм, и все остальное.
– Мы повсюду вместе путешествовали. Жили в одной комнате в гостиницах. Проводили недели рядом, работая рука об руку. Был бы ключ, ответ на все вопросы, что-то такое, что рано или поздно бросилось бы в глаза…
– Он пытался повеситься на суде, – добавила Лу, – его дочку собирались привести, чтобы она подтвердила.
– Четырехлетнего ребенка? – прервала Лу Иден. Она попыталась представить в зале суда Кэсси, которая стоит и рассказывает огромной толпе взрослых, что с ней произошло.
– Да, – продолжала Лу, – он не вынес бы, если бы Блисс привели туда, поэтому он взмолился за ради Бога, чтобы его признали виновным. К тому времени не прошло и половины суда. Он сказал судье, что в действительности он не виноват, что просит просто пощадить ребенка.
– Конечно, он зря так быстро сдался, но в такой ситуации разве сразу сообразишь? Судья скоро объявил перерыв, адвокат Бена советовал ему отказаться от показаний, но дело было сделано, потому что присяжные заседатели все слышали. Конечно, нужно было стоять на своем и повторить суд с новым составом присяжных заседателей, но не я был судьей.
Иден вздохнула:
– Не знаю, Кайл, почему надо было признавать себя виновным, если ничего даже близко не было!
– Я знал и Шарон, и их дочь. Так вот. Бен – просто-напросто замечательный семьянин. Ты представить себе не можешь, как он был доволен своим браком и своей жизнью!
– Именно поэтому я поверила в его невиновность, – сказала Лу. – Если бы он признался, что ударил Блисс, его бы пожурили и отпустили с богом, но он не мог признаться в том, чего не делал, поэтому его посадили на полгода и лишили родительских прав. Конечно, он никогда не сделал бы такой выбор, если бы у него был другой выход.
Иден было жаль Бена, хотя внутри у нее все протестовало.
– Когда Бен переехал сюда, он говорил об этом часами, – продолжала Лу, – мы сидели как раз за этим столом и разговаривали. Ты должна позволить ему выговориться. И когда выслушаешь его до конца, ты не будешь сомневаться в его честности. Просто в суде все было вывернуто наизнанку. Он сделал роковую тактическую ошибку, за которую сразу ухватился прокурор.
Кайл откинулся на спинку стула:
– Он очень плохо выглядел, когда приехал к нам первый раз. Думаю, что он не раз был на грани самоубийства. Как мы были напуганы, помнишь, Лу? Мы не раз оставляли его здесь ночевать, потому что в таком состоянии, после всех разговоров, мы не могли отпустить его домой. Он ни разу не сказал нам напрямую, что пытался покончить жизнь самоубийством, но часто говорил, что хотел бы умереть, ибо для него жизнь отныне потеряла всякий смысл. И мы не пытались с ним спорить. Действительно, он потерял все и всех, ради чего стоило жить, любить и работать.
Иден вспомнила фотографию его особняка в Аннаполисе. Его гордость. И тоже потеря. Она вспомнила, как он попросил оставить его в покое, его ледяной взгляд. Валиум в ванне.
– Меня самого мучили кошмары, когда он впервые приехал к нам. Мне снилось, будто я поднимаюсь к нему в комнату, а он сидит в кресле-качалке с пистолетом в руке и простреленной головой.
– Не думаю, что ему понадобится пистолет, – спокойно заметила Иден, – у него есть валиум.
Кайл прищурился:
– Он был расстроен, когда ты ушла?
– Думаю, что да.
– Может, лучше пойти проведать его? – предложил Кайл.
– Нет, – Иден встала, – я схожу. Лу взяла ее за руку:
– Иден, ты достаточно умна, не держи на него зла. Эта судимость – его клеймо на всю жизнь, и он никуда от него не денется. А ты – знаменитость, у тебя есть дочь, ты все равно ничего не потеряешь. И если ты решила порвать с Беном, сделай это именно на этом основании, а не потому, что считаешь его грязным подонком.
ГЛАВА 28
Бен хотел поскорей добраться до дома, точнее, до бутылки виски, напиться и забыть страшные воспоминания прошлых лет. Но они были совсем рядом и не желали отступать. Поэтому Бен лихорадочно откупорил бутылку и с облегчением почувствовал, как спирт обжег ему горло.
Обыкновенный январский день, за неделю до начала весеннего семестра, однажды круто и навсегда изменил его жизнь. Он зашел в библиотеку по дороге с работы домой, как он обычно делал раз в неделю, чтобы взять Блисс что-нибудь почитать перед сном. Когда он пришел домой, Шарон сидела на кухне за столом, положив руки на колени. Ее цвета клубники со сливками волосы были как обычно завязаны «хвостиком» на макушке, на ней были ее любимые джинсы и кофточка, но она как-то по особому сидела, и как-то косо посмотрела на Бена. Было полседьмого, но ужином и не пахло, в доме стояла странная тишина, дочка не прибежала встречать его в прихожую своими дикими воплями. Он положил книги на буфет и снял галстук.
– А где Блисс? – спросил он.
– У Алекса и Лесли.
Он нахмурился, пытаясь вспомнить, о чем же он забыл. Разве они с Шарон собирались сегодня в гости?
Шарон сидела так неподвижно, что он даже испугался. Он подошел поближе и наклонился, чтобы поцеловать ее, но она отвернулась.
– Что случилось? – спросил Бен.
Она посмотрела на него так, будто он и так знал.
– Что-то с твоим отцом? – ее отец был вот уже полгода болен.
Шарон покачала головой и встала.
– Мне об этом сказали Пэт Кили и Джоан Дав, когда я пришла за Блисс.
– Что они сказали? – Пэт Кили был директором детского сада, куда ходила Блисс, Джоан Дав – ее воспитательницей.
– Они сказали, что Блисс стала по-другому вести себя. Она стала раздражительна, много плачет, ходит какая-то испуганная.
– Ну прямо как дома, – согласился Бен. Блисс опять начала сосать пальцы, плакать перед сном, а последнее время даже несколько раз писалась в кроватку.
– Джоан сказала, что вчера, во время тихого часа, Блисс занималась мастурбацией и жалась к Джоасону Петерсону. Джоан подумала, что все это довольно странно, но ничего не сказала Блисс, а только убрала ее от мальчика, – Шарон внимательно наблюдала за реакцией Бена. Но он не имел ни малейшего представления, какое отношение это имеет к нему, – вчера во время сна Блисс опять была мокрая, я дала Джоан сменную пару трусиков на тот случай, если Блисс случайно обмочится днем. Так вот, когда Джоан вчера переодевала девочку, она заметила у нее сыпь, – Шарон закрыла лицо руками и заплакала, – я сама заметила сыпь вчера, когда купала ее, но подумала, что это от того, что она иногда бывает мокрой. Мне и в голову не пришло расспрашивать ее.
Шарон, казалось, так переживает за свою вину, что Бен обнял ее, но она рванулась в сторону.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю, верно? Бен нахмурился и покачал головой:
– Не имею понятия.
– Джоан спросила Блисс, откуда у нее такое раздражение внизу, и она ответила, что из-за тебя.
– Что?
– Она сказала, что ты лазаешь туда пальцами. Бена словно парализовало, он слышал каждый толчок своего сердца.