Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1 — страница 13 из 108

Видно, было очень важно не ошибиться и не «выдать» кого-то другого, оставив в живых того, нужного… И, наконец, третий документ, написанный рукой начальника тюрьмы Миронова:

«АКТ

Приговор в отношении сего Иванова, осужденного Военной Коллегией Верхсуда СССР, приведен в исполнение в 23 часа 5 минут и 23 часа 30 минут сожжен в крематории в присутствии:

Комендант НКВД Блохин (подпись)

Н-к Внутр. тюрьмы ГУ ГБ НКВД Миронов (подпись)

11/V 39 г.».

Кто именно расстрелял Миллера — комендант или начальник тюрьмы, не сказано, но очевидно, что никакое третье лицо к этому совершенно секретному делу не привлекалось…

Пусть не смущает значащееся в документах имя Петра Васильевича Иванова. Особо секретных узников содержали в НКВД под чужими именами, под ними же — отправляли на тот свет. Именно этим, видимо, вызвана была необходимость особого подтверждения личности «Иванова под № 110» начальником тюрьмы при выдаче его коменданту Блохину. Не исключено, что и сам комендант НКВД Блохин (а это как-никак генеральская должность) так и не узнал, кого он в майский день 1939 года лично возил на расстрел в московский крематорий.

Тождество Евгения Карловича Миллера и Петра Васильевича Иванова не должно вызывать сомнений: приведенные выше три коротких документа хранились в одной сколке с собственноручными письмами Е. К. Миллера и с письмом Скоблина в одной тоненькой синей папке, на которой есть такая пометка:

«Материал передавал 5/3 49 г. т. Абакумову (подпись)».

Понятно, что содержимое папки было тщательно проверено.

Кроме того, о чем-то говорит и совпадение номера камеры. И уничтожен был «Иванов под № 110» по известному шаблону, применявшемуся лишь к особо секретным узникам: их привозили в здание крематория, в подвальном помещении, прилегающем к жерлу огнедышащей печи, пристреливали и сразу же или почти сразу, что зависело уже от чисто технических причин, бросали в огонь.

Так 11 мая 1939 года был убит в Москве похищенный 22 сентября 1937 года в Париже русский генерал Евгений Карлович Миллер. Тогда же, как говорят, было уничтожено и заведенное на него в НКВД дело. Как бы и не было генерала здесь вовсе.

Глава 6. РЕПРЕССИИ В ОГПУ-НКВД

Судя по всему, непосредственным инициатором перевода моего отца в Москву был покровительствовавший моей матери ее непосредственный начальник Генрих Самойлович Люшков. Позднее протекцию со стороны Люшкова им неоднократно ставили в вину.

Приведу здесь один документ, имеющий прямое отношение к биографии моих родителей:

«Приложение к справке на Судоплатова Павла Анатольевича.

Жена Судоплатова — Каганова Суламифь Соломоновна долгое время работала с врагом народа Люшковым, при содействии которого была переведена в Москву в СПО ОГПУ; при вступлении Кагановой С. С. в кандидаты в члены ВКП(б) рекомендовал ее тот же Люшков. (Сведения о Кагановой С. С. взяты из материалов СЛД № 1423.) Старший опер. 1-го отделения ОК НКВД СССР, лейтенант ГБ… (подпись) 25 марта 1942 года».

Люшков, пожалуй, одна из самых колоритных фигур из встречавшихся на жизненном пути моих родителей. Кроме того, на примере его судьбы отчетливо прослеживаются все интриги и тайные пружины перемещений и борьбы «кланов» в руководстве органов государственной безопасности СССР 30-х годов. Поэтому я остановлюсь подробнее на его биографии, известной мне частично со слов отца и матери, а частично — из сохранившихся архивных документов.

Генрих Самойлович Люшков родился в 1900 году в семье небогатого одесского еврея-портного. Семья, по-видимому, была вполне городской, не отличавшейся особой религиозностью. Так, будущего чекиста вместо традиционного хедера сразу отдали в шестиклассное начальное казенное училище. По его окончании, в 1915 году юноша продолжил учебу на вечерних общеобразовательных курсах, подрабатывая днем переписчиком в автомобильной конторе. По словам самого Люшкова, в конце 1917 года под влиянием своего брата он оказался «вовлечен в Революционную Бурю»: в рядах дружины социалистической молодежи участвовал в уличных боях при захвате власти в городе Одесским Советом.

Однако уже в марте 1918 года Одесса была занята германскими оккупационными войсками, и с этого момента Люшков уходит в городское подполье. Как и во многих биографиях его современников, «пребывание в подполье» — самый неясный эпизод в жизни Люшкова. Известно лишь то, что в феврале 1919 года, во время разгрома белыми одесского подполья, направляясь на явку, он был арестован. Из-под стражи удалось сбежать и по подложным документам пробраться в освобожденный красными войсками Екатеринослав. В марте под Николаевом Люшков добровольно вступил в Красную Армию — красноармейцем-политработником 1-го Николаевского советского полка, откуда был направлен в Киев на Центральные военно-политические курсы Наркомвоена Украины. Здесь в июле 1919 года он вступил в партию большевиков. Вскоре вместе со своими товарищами-курсантами он был переброшен на станцию Жмеринка, чтобы воевать с прорвавшимися петлюровцами, а затем работал помощником военного организатора Киевского губкома партии.

Когда началось наступление белых и Киев был сдан, Люшков вместе с эвакуированными советскими работниками Украины оказался в Брянске. В сентябре 1919 года он был направлен политруком в 1-ю Отдельную бригаду 14-й армии на Южный фронт. С бригадой прошел весь путь на Мозырском и Речицком направлениях Польского фронта, являясь секретарем и начальником политотдела бригады. В сентябре 1920 года он впервые ненадолго попал на чекистскую работу — уполномоченным Особого отделения ВЧК 57-й стрелковой дивизии. После советско-польской войны Люшков был демобилизован и вернулся в родную Одессу, поступил на учебу в Институт гуманитарных наук, но закончить образование не удалось: в ноябре 1921 года он был отозван с учебы и направлен на работу в Одесскую губЧК.

Украина, неоднократно переходившая из рук в руки противников в Гражданской войне, в начале 20-х годов оставалась ареной ожесточенной борьбы органов ВУЧК—ГПУ УССР с многочисленными противниками большевистского режима: петлюровцами, эсерами, польскими националистами, анархистами, крестьянскими повстанцами и просто уголовно-бандитскими элементами. Кроме того, на Правобережье Украины, имевшем выход к двум границам — с Польшей и Румынией, органы ГПУ вели борьбу с проникавшими из-за кордона вооруженными формированиями и шпионско-диверсионной агентурой иностранных государств.

Именно такого рода служба досталась Люшкову в период 1921–1924 годов в ряде пограничных и окружных отделов ГПУ Тирасполя, Вознесенска, Первомайска, Каменец-Подольского и Волочинска на юго-западе Украины. Работа чекиста-оперативника в приграничье зачастую была связана с риском для жизни: в 1921 году во время ликвидации банды в Вознесенском уезде Люшков был ранен в руку.

В ноябре 1924 года он был выдвинут на самостоятельную руководящую работу начальником Проскуровского окружного отдела ГПУ, входившего тогда в Подольский губернский отдел ГПУ, которым в то время руководил крупный, «идущий в гору» украинский чекист — И. М. Леплевский. Именно ему и предстояло сыграть заметную роль в судьбе Люшкова.

Израиль Моисеевич Леплевский (1896–1938), как и Люшков, происходил из бедной еврейской семьи рабочего-табачника. В молодости он был членом Бунда, но в феврале 1917 года примкнул к большевикам. Отсутствие какого-либо образования (он был самоучкой) компенсировалось у него природной предприимчивостью, опытом практической работы в ЧК с 1918 года и наличием покровительствующей «руки» в Москве в лице старшего брата — Г. М. Леплевского, занимавшего видные посты в Малом Совнаркоме и Наркомвнуделе РСФСР. К моменту сближения Люшкова с Леплевским последний уже «показал себя стойким большевиком-чекистом, проявившим выдающиеся способности в деле борьбы со всеми видами контрреволюции» на Украине и в 1921 году награжденным орденом Красного Знамени.

Когда в октябре 1925 года им пришлось расстаться (Леплевский был назначен начальником Одесского окр-отдела ГПУ), бывший начальник Люшкова рекомендовал его на ответственную работу в центральный аппарат ГПУ Украины, дав тем самым первоначальный толчок его карьере. Перебравшись в Харьков, Люшков как хороший «агентурист» был сразу назначен начальником Информационно-осведомительного отдела (ИНФО) ГПУ Украины. Получив в свои руки всю агентурноосведомительную сеть республиканского ГПУ, Люшков перешел к делам «крупного масштаба» и уже в 1926 году «нащупал террористическую группу, подготовлявшую покушение на Председателя ВУЦИКатов. Петровского».

Следует сказать, что опыт в делах такого рода очень пригодился Люшкову во время его ленинградской командировки в связи со следствием по делу об убийстве С. М. Кирова и способствовал его сближению с одним из «кураторов» этого следствия — Н. И. Ежовым.

Смерть Кирова, ленинградского партийного руководителя, убитого в 1934 году, является, кстати сказать, классическим примером во всех отношениях. Это преступление до сих пор будоражит умы многих историков как своей простотой, так и таинственностью. Полного и точного ответа на вопрос, почему и как погиб первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б) Сергей Миронович Киров, так до сих пор и нет. Существуют только версии.

1 декабря 1934 года в Ленинграде во Дворце Урицкого (так тогда назывался Таврический дворец) в 18.00 должно было состояться заседание актива обкома. На этом заседании ожидали выступление С. М. Кирова. До четырех часов вечера он сидел у себя дома на улице Красных Зорь и работал над докладом. Затем внезапно собрался и выехал в Смольный. Кроме шофера и начальника личной охраны М. Борисова, с ним рядом никого не было.

Прибыв в Смольный, Киров направился в свой кабинет на третьем этаже здания. Причем пошел не по служебному отдельному входу в правом (северном) крыле Смольного, а через главный подъезд. Миновав длинную часть коридора, Киров свернул налево, направляясь к себе в кабинет. И именно на этом отрезке пути от него отстал М. Борисов, которому по инструкции это строжайше запрещалось. В тот момент из дверей одного из кабинетов вышел тридцатилетний молодой человек. Это был Леонид Николаев, бывший инструктор партийного архива. Увидев Кирова, Николаев направился за ним следом. Пройдя несколько метров по коридору, он внезапно достает из кармана револьвер системы «наган» и хладнокровно стреляет Кирову в затылок. Вот свидетельство очевидца тех событий Михаила Рослякова: