Подписал протокол секретарь парткома 5-го отдела Леоненко.
Следующий документ относится к 14 июля 1939 года. Это протокол заседания бюро парткома НКВД, в котором указывается, что член ВКП(б) Судоплатов, работая в парторганизации № 5, допустил ряд грубых политических ошибок, однако было решено ограничиться выговором с занесением в учетную карточку «за притупление политической бдительности» по двум причинам: во-первых, зная, что к Шпигельгласу поступили материалы, изобличающие его как японского шпиона, и что Шпигельглас дал Ярикову указание подобрать материалы, его реабилитирующие, не сообщил об этом, во-вторых, потому, что Судоплатов и его жена Каганова находились в близких отношениях с «врагом народа» Ревзи-ным. Решение подписал секретарь парткома НКВД Горбулин. И только 18 января 1941 года выговор был снят.
Со многими из вышеперечисленных лиц мой отец так или иначе был связан по роду своей деятельности в органах. Когда уже сейчас, спустя долгие десятилетия после свершившихся адских репрессий, извлекаешь на свет Божий из бывших сверхтайных архивов список этих лиц или другие, похожие своей роковой судьбой списки, то вдруг ощущаешь, что все они, сцепленные крепко между собой и последовательно, логично, друг за другом приводимые в движение единым движком, — неотъемлемые части страшного механизма, осознанно управляемого одним мощным рычагом на одном своем — «командном» — конце, другом же — «рабочем» — слепо разрушающего вокруг себя все живое. Каждое имя из этого списка тянет за собой другие имена, а те — еще и еще… до бесконечности!
Глава 7. ПЕРЕБЕЖЧИКИ
Волна массовых репрессий буквально с головой накрыла страну и даже вышла далеко за ее пределы. 12 июня 1938 года начальник Управления НКВД по Дальневосточному краю тридцативосьмилетний генерал Генрих Самойлович Люшков, в сопровождении заместителя начальника Разведотдела краевого УНКВД К. Н. Стрелкова, вышел в полосе 59-го Посьетского погранотряда к государственной границе для встречи с агентом. Залегший на расстоянии трехсот метров от «места встречи» Стрелков уже никогда больше не увидел своего начальника.
В ночь с 12 на 13 июня 1938 года Г. С. Люшков перешел государственную границу и сдался японским оккупационным властям Маньчжурии. Люшков сбежал, опасаясь того, что молох сталинских репрессий затронет и его, кадрового чекиста с 1919 года.
Позднее и Рихард Зорге так прокомментировал «дело генерала Люшкова»: «Я придерживаюсь мнения, что Люшков перебежал не потому, что был недоволен действиями советского руководства или совершил какой-либо недозволенный поступок, а потому, что сам опасался оказаться жертвой чисток, которые прокатились по рядам ГПУ. Я полагаю, что именно Люшков своему дезертирству придал политическую окраску».
И сегодня, когда мы знаем немного больше о «деле Люшкова», остается согласиться с выводом известного советского разведчика: наученный горьким опытом кремлевских калифов на час от НКВД — Ягоды, Молчанова, Балицкого, Леплевского и других, Люшков не стал дожидаться момента, когда будет брошен в лубянские подвалы «за ненадобностью»…
Между тем сбежавший от своих коллег Люшков попал в руки японских спецслужб, и те решили использовать его в подготовке покушения на самого Сталина. Ведь кто еще мог в деталях описать маршруты поездок, привычки, систему охраны Сталина лучше человека, который до 1937 года работал в центральном аппарате НКВД на весьма высоких должностях. Кто, как не он, мог пообещать своим новым хозяевам, что исполнению террористического акта против Сталина кое-кто в руководстве НКВД и других учреждений окажет необходимую поддержку. Одним словом, с помощью Люшкова японцы приступили к подготовке покушения на Сталина. Основными исполнителями этой акции должны были стать белогвардейцы, коих в те дни в Маньчжурии было предостаточно. Из Турции они собирались перебраться на территорию СССР, чтобы выйти в районе Сочи. Там через подземную канализацию проникнуть в павильон в Мацесте, где обычно Сталин принимал ванны. Для убийства Сталина предназначались специальные разрывные пули. Возвращение террористов план не предусматривал, таким образом, все они шли на добровольную смерть.
Японский исследователь Хияма Есиаки в своей книге «Японские планы покушения на Сталина» отмечал, что это покушение было предотвращено советскими спецслужбами уже на самой ранней стадии развития. И все благодаря агенту НКВД — некоему Борису Бжеманьско-му, переводчику из МИДа Маньчжоу-гоу, действовавшему под кличкой Лео. Однако версию японского исследователя опровергает наш отечественный историк А. Рыбин, который пишет:
«Была ли у террористов в Мацесте возможность расстрелять Сталина разрывными пулями? Никакой. Внутренняя охрана насчитывала около двухсот сотрудников. Внешнее кольцо в лесной местности составлял отряд пограничников. Возглавляли охрану Сталина комиссары Н. Власик, В. Румянцев и А. Богданов. Хвостовая группа сопровождения была еще до войны вооружена автоматами. Конкретно в ней находились Раков, Кузнецов, Кирилин, Кузьмичев и Мельников.
На самой Малой Мацесте действовало более пятидесяти других сотрудников. Мы там появлялись за три часа до приезда Сталина и подвергали проверке все, вплоть до коммуникаций. Почти безлюдная территория Мацесты и лрилегаюший к ней лес прочесывались. Все подозрительные лица проверялись и при необходимости задерживались. Как при такой плотной охране могла устроить покушение даже наша пронырливая оппозиция? А уж про японцев не стоит и говорить…»
Между тем X. Есиаки рассказывает в своей книге и о подготовленном сразу после первого втором покушении на Сталина. 1 мая 1939 года во время праздничной демонстрации на Красной площади террористы должны были взорвать ни много ни мало… Мавзолей. Накануне праздника террористы были заброшены в СССР, однако с этого момента связь с ними прервалась, и судьба их так и осталась неизвестной. По всей видимости, все они разделили судьбу террористов, заброшенных в район Сочи.
А судьба перебежчика генерала Л юшкова сложилась не менее трагически. В 1945 году его тело нашли в Дайрене, близ города Даляня. Он был задушен и сброшен с моторной лодки сотрудниками японской разведки. Как говорится, «он слишком много знал».
Всего через одиннадцать дней после бегства Л Юшкова, в конце июля 1938 года, советскую резидентуру в Испании постиг очередной серьезнейший удар: неожиданно покинул свой пост и скрылся вместе с женой (сотрудницей резидентуры) и дочерью-подростком А. М. Орлов. Через месяц в постпредство СССР в Париже от него поступило письмо на имя наркома внутренних дел Ежова. В нем беглец разъяснил, что его поступок обусловлен нежеланием подвергнуться необоснованным репрессиям на родине, как это уже случилось со многими его коллегами и друзьями.
Орлов Александр Михайлович именуется в кадрах ОГПУ — НКВД также как Никольский Лев Лазаревич, он же Швед или Лева в материалах оперативной переписки. Настоящее его имя — Фельбинг (или Фельдбин) Лейба Лазаревич (1895–1973). На Западе, впрочем, после своего бегства он стал известен как Александр Орлов. Он окончил юридический факультет Московского университета. С 1916 года был на службе в армии. Там вступил в партию социал-демократов интернационалистов, затем стал членом РКП(б). В 1918–1919 годах стал сотрудником Высшего финансового совета. Участвовал в Гражданской войне на юге России. В 1920 году получил назначение в Особый отдел 12-й армии. Затем был назначен начальником секретно-оперативной части Архангельской ЧК. В 1921–1924 годах работал следователем Верховного трибунала при В ЦИК и помощником прокурора уголовно-кассационной коллегии Верховного суда. С 1924 года являлся сотрудником Экономического управления ОГПУ, затем занимал должность начальника погранохраны Сухумского гарнизона. С 1926 года работал в составе Иностранного отдела ОГПУ. В 1926–1930 годах находился на нелегальной разведработе во Франции. В 1930 году был переведен в центральный аппарат ИНО ОГПУ в Москве. В 1933–1937 годах — нелегальный резидент ИНО во Франции, Австрии, Италии. В 1935 году Орлов получил звание майора госбезопасности. В 1937–1938 годах действовал как резидент НКВД и советник республиканского правительства по безопасности в Испании. С июля 1938 года жил в США. В июле 1938 года накануне побега Орлова из Испании циркулировали слухи о том, что он вскоре заменит Пас-сова на посту руководителя разведки НКВД. Однако арест его зятя, Кацнельсона, заместителя наркома внутренних дел Украины, репрессированного в 1937 или 1938 году, испугал Орлова.
Мой отец встречался с ним и на Западе, и в Центре, но мимолетно. Тем не менее есть смысл остановиться на этой фигуре подробнее, так как именно его разоблачения в 50-х и 60-х годах в значительной мере способствовали пониманию характера репрессий 1937 года. Кстати, вопреки его утверждению, Орлов никогда не был генералом НКВД. На самом деле он имел звание майора госбезопасности, специальное звание, приравненное в 1945 году к рангу полковника. В начале 30-х годов Орлов возглавлял отделение экономической разведки Иностранного отдела ОГПУ, был участником конспиративных контактов и связей с западными бизнесменами и сыграл важную роль в вывозе новинок зарубежной техники из Германии и Швеции в СССР.
Вдобавок Орлов был еще и талантливым журналистом. Он не был в Москве, когда шли аресты и расправы в 1934–1937 годах, но его книжная версия этих событий была принята публикой как истинная. Некоторые из наших авторов даже используют эту версию еще и сегодня для описания зверств сталинского режима. Конечно, в том, что им написано, немало правды, но надо помнить: этот человек был не слишком осведомлен о реальных событиях, поскольку не был очевидцем.
Орлов отлично владел английским, немецким и французским языками. Он весьма успешно играл на немецком рынке ценных бумаг. Им был написан толковый учебник для высшей спецшколы НКВД по привлечению к агентурному сотрудничеству иностранцев. Раиса Соболь, ближайшая подруга моей матери, ставшая известной писательницей Ириной Гуро, в 20-х годах работала в Экономическом отделе ГПУ под его началом и необычайно высоко его ценила. И основания для того были. К примеру, он из числа своих осведомителей смог создать группу неофициальной аудиторской проверки, которая выявила истинные доходы нэпманов. Этой негласной ревизионной службой Орлова руководил лично Слуцкий, в то время начальник Экономического отдела, который затем, став руководителем Иностранного отдела, перевел Орлова на службу в закордонную разведку. В 1934–1935 годах Орлов был нелегальным резидентом в