Я вот сейчас вспоминаю тот день и не понимаю – как я могла не догадаться, кто это был?
Когда стук возобновился, я встала и открыла дверь.
На меня смотрел Ти-Рэй, свежевыбритый, в белой рубашке с коротким рукавом, из расстегнутого ворота которой выбивались курчавые волосы. Он улыбался. Спешу уточнить – не нежной любящей улыбкой, а довольной ухмылкой охотника, который весь день загонял кролика и только что обнаружил свою добычу забежавшей в полое бревно, с другой стороны заканчивавшееся тупиком.
– Так-так-так! Смотрите-ка, кто у нас здесь! – сказал он.
У меня мелькнула внезапная, пронизанная ужасом мысль, что он сейчас же затащит меня в свой грузовик и погонит его прямо на персиковую ферму, и больше никто никогда обо мне ничего не узнает. Я отступила в коридор и с искусственной вежливостью, удивившей меня саму и явно сбившей его с толку, спросила:
– Не желаешь ли зайти?
А что еще мне было делать? Я повернулась и заставила себя спокойно шагать впереди него по коридору.
Его сапоги бухали по полу за моей спиной.
– Так будь оно все проклято! – сказал он, обращаясь к моему затылку. – Если тебе охота делать вид, что я тут в гости наведался, ладно, поиграем. Но я не в гости пришел, слышишь? Я половину лета тебя искал и заберу отсюда хоть тихо-мирно, хоть с дракой и воплями – мне без разницы.
Я указала ему на кресло-качалку:
– Присядь, если желаешь.
Я старалась напустить на себя скучающий вид, тогда как внутренне была близка к настоящей панике. Где же Августа? Мое дыхание переросло в быстрое, неглубокое пыхтение – точно как у собаки.
Он плюхнулся в кресло и стал раскачиваться, отталкиваясь ногами; на его лице была как приклеенная все та же ухмылка – «я тебя поймал».
– Значит, ты все это время была здесь, жила у цветных баб! Иисусе Христе!
Сама того не сознавая, я попятилась к статуе Мадонны. Стояла, не в силах двинуться с места, пока он мерил ее взглядом.
– Это еще что за чертовщина?
– Статуя Марии, – ответила я. – Ну, знаешь, матери Иисуса.
Мой голос звучал почти шутливо, но я всю голову себе сломала, пытаясь сообразить, что делать.
– Ну, выглядит она так, будто ее на свалке откопали, – фыркнул он.
– Как ты меня нашел?
Сдвинувшись на край сиденья, он сунул руку в карман и рылся там, пока не вытащил складной нож – тот, которым обычно чистил ногти.
– Так это ты меня сюда и привела, – сказал он, надувшись самодовольством от того, что порадовал меня этой новостью.
– Ничего такого я не делала!
Он вытянул лезвие из рукояти, воткнул его в подлокотник и принялся вырезать кусочки дерева, не торопясь объяснять.
– О да, именно ты меня сюда и привела! Вчера прислали телефонный счет, и знаешь, что я в нем нашел? Один звонок за счет вызываемого абонента из адвокатской конторы в Тибуроне. От мистера Клейтона Форреста. Большой ошибкой было, Лили, звонить мне за мой счет!
– Ты поехал к мистеру Клейтону, и он сказал тебе, где я?
– Нет, но у него есть старуха-секретарша, которая с радостью меня просветила. Сказала, что прямо здесь я тебя и найду.
Глупая мисс Лейси!
– А где Розалин? – спросил он.
– Давным-давно уехала, – солгала я.
Пусть меня он может похитить и увезти обратно в Сильван, но ему совершенно не нужно знать, где Розалин. Хотя бы от этого я могла ее избавить.
Однако больше вопросов о Розалин не последовало. Похоже, кромсание подлокотника кресла доставляло ему такое же удовольствие, какое испытывает одиннадцатилетний мальчишка, вырезающий свои инициалы на дереве. Думаю, он был рад, что не придется связываться с Розалин. А я задумалась о том, как буду выживать в Сильване. Без нее.
Внезапно он перестал раскачиваться, и отвратительная ухмылка сползла с его лица. Он смотрел на мое плечо, его глаза сощурились настолько, что мало не закрылись. Я скосила взгляд, чтобы узнать, что привлекло его внимание, и поняла, что он смотрит на брошку-кита на моей футболке.
Ти-Рэй поднялся на ноги и приблизился, остановившись в двух шагах от меня, словно брошка подействовала на него подобно заклятию вуду.
– Где ты это взяла? – спросил он.
Моя рука невольно поднялась и коснулась маленького фонтанчика из стразов.
– Это Августа мне подарила. Женщина, что живет здесь.
– Не ври мне!
– Я не вру. Августа отдала мне ее. Сказала, что она принадлежала моей…
Мне страшно было говорить это вслух. Он ничего не знал об Августе и моей матери.
Его верхняя губа побелела – как всегда, когда он выходил из себя.
– Я подарил эту брошку твоей матери на двадцать второй день рождения, – сказал он. – Отвечай сейчас же, откуда ее взяла эта твоя Августа?!
– Ты подарил эту брошку моей матери? Ты?
– Отвечай мне, черт возьми!
– Это сюда моя мать отправилась, когда сбежала от нас. Августа сказала, что брошка была на ней в тот день, когда она приехала.
Он попятился к качалке, явно потрясенный, и осел на сиденье.
– Будь я проклят, – пробормотал Ти-Рэй так тихо, что я едва расслышала.
– Августа заботилась о ней в Виргинии, когда она была маленькой девочкой, – сказала я, пытаясь объяснить.
Он уставился в пустоту, в никуда. За окном, в разгар каролинского лета, солнце било в крышу его грузовика, зажигало верхушки изгороди из штакетника, почти скрытой под зарослями жасмина. Грузовик был забрызган грязью, словно Ти-Рэй метался, разыскивая меня, по болотам.
– Мне следовало догадаться, – качал он головой, бормоча так, будто забыл о моем присутствии. – Я искал везде, где только мог. А она была здесь. Иисусе, она была вот здесь вот!
Похоже, эта мысль потрясла его. Он мотал головой и оглядывался, словно думал, как и я: Готов биться об заклад, она сидела в этом кресле. Готов спорить, она ходила по этому ковру. Его подбородок мелко дрожал, и впервые до меня дошло, как сильно Ти-Рэй, должно быть, любил ее, какую рану нанес ему ее уход.
До приезда сюда вся моя жизнь представляла собой черную дыру, на месте которой следовало быть моей матери, и эта дыра сделала меня другой, заставляла меня вечно тосковать по чему-то. Но я ни разу не думала о том, что потерял Ти-Рэй и как эта потеря могла изменить его.
Я думала о словах Августы. Люди сильно меняются с течением времени – до неузнаваемости. Я не сомневаюсь, что поначалу он любил твою мать. Более того, я думаю, он перед ней преклонялся.
На моей памяти Ти-Рэй никогда не преклонялся ни перед кем, кроме Снаут, собаки, которую любил больше всех на свете. Но, видя его сейчас, я поняла, что он любил Дебору Фонтанель, и когда она его бросила, он озлобился.
Он с размаху воткнул нож в дерево и встал. Я посмотрела на торчащую рукоять, потом на Ти-Рэя, который принялся бродить по комнате, трогая разные вещи – пианино, вешалку для шляп, номер журнала на журнальном столике.
– Ты тут, похоже, совсем одна? – спросил он.
И я почувствовала: вот он, приближается. Конец всему.
Он шагнул прямо ко мне и попытался схватить за руку. Когда я ее отдернула, он размахнулся и ударил меня по лицу. Я и прежде не раз получала от Ти-Рэя по лицу – хлесткие, резкие пощечины, от которых делаешь быстрый ошеломленный вдох. Но это было нечто другое, вовсе никакая не пощечина. На этот раз он ударил меня в полную силу. Я услышала напряженный рык, сорвавшийся с его губ, когда удар достиг цели, увидела, как мгновенно выпучились его глаза. И ощутила запах фермы от его руки, запах персиков.
Этот удар швырнул меня назад, на Мадонну. Она с грохотом упала на пол – на миг раньше, чем я сама. Поначалу я не ощутила боли, но когда села и подобрала под себя ноги, боль взорвала мою голову от уха до подбородка. Она была так сильна, что я снова упала на пол. Я смотрела на Ти-Рэя снизу вверх, прижав руки к груди, и думала, что сейчас он схватит меня за ноги и поволочет на улицу, к грузовику.
Он заорал:
– Как ты смеешь меня бросать?! Хороший урок, вот что тебе нужно!
Я набрала в легкие воздуха, пытаясь успокоиться. Черная Мария лежала рядом со мной на полу, распространяя мощный запах меда. Я вспомнила, как мы умащали ее им – каждую трещинку и неровность, до полного насыщения и удовлетворения. Я лежала и боялась шевельнуться, остро осознавая, что нож по-прежнему торчит в подлокотнике кресла в другой половине комнаты. Ти-Рэй пнул меня, и его сапог врезался мне в голень, словно я была жестяной банкой на дороге, которую он точно так же мог пнуть просто потому, что она попалась ему на глаза.
Он встал надо мной.
– Дебора, – слышала я его бормотание. – Ты больше от меня не уйдешь.
В глазах его были безумие, страх. Я засомневалась, что правильно расслышала его слова.
Мои ладони по-прежнему накрывали грудь – я только сейчас это заметила. И прижала их к себе сильнее, вдавливая в плоть.
– Вставай! – заорал он. – Я забираю тебя домой!
Он ухватил меня за локоть и вздернул на ноги одним движением. Я тут же вывернулась и бросилась к двери. Он догнал меня и схватил за волосы. Извернувшись, чтобы оказаться лицом к нему, я увидела, что в руке у него нож. Он махнул им перед моим лицом.
– Ты возвращаешься вместе со мной! – кричал он. – Тебе не следовало бросать меня!
У меня мелькнуло подозрение, что он обращается уже не ко мне, а к Деборе. Словно его сознание рывком перенеслось на десять лет назад.
– Ти-Рэй, – позвала я. – Это я – Лили.
Он меня не слышал. Намотал мои волосы на кулак и не собирался отпускать.
– Дебора, – сказал он. – Чертова сука.
Казалось, он обезумел от му́ки, заново переживая боль, которую запирал в себе все это время, и теперь, вырвавшись на волю, она его одолела. Мне стало интересно, насколько далеко он мог зайти, чтобы попытаться вернуть Дебору. Насколько я понимала, он вполне был способен ее убить.
Я твой вечный дом. Меня достаточно. Нас с тобой достаточно.
Я посмотрела ему в глаза. В них плавал странный туман.