— Максим, в Америке в судебном порядке уже доказано такое участие, и «воробьи всего мира уже чирикают» о роли разведки Страны Советов в создании отечественной атомной бомбы…
Действительно, к этому времени мы уже имели и атомную и водородную бомбы. Причем и та и другая собственной оригинальной конструкции. Постепенно я узнавал от моих коллег о роли нашей разведки в этом деле и участии в нем, в этой беспрецедентной акции, нашего начальника Леонида Романовича, его помощника Владимира Борисовича и затем пришедшего в отдел Анатолия Антоновича (это они стали в далеком будущем Героями России).
Как-то я рискнул обратиться за разъяснениями по этому вопросу к Владимиру Борисовичу. Реакция была, как мне показалось, неадекватная моему скромному вопросу.
— Придет время — узнаете, а пока не лезьте с этими вопросами ни к кому. Здесь не просто секретность, а судьбы многих людей, живущих еще там, за рубежом.
Видно было, что я здорово рассердил моего старшего коллегу. И тем не менее я задал еще один вопрос, который, как мне представлялось, реабилитировал мое стремление познать особенности «дела по атомному шпионажу».
— Владимир Борисович, но ведь на суде над Розенбергами многое было вскрыто из того, что было связано с этими делами… Вот и мой интерес не случаен: я понимаю причастность нашей страны к атомным секретам — как визитная карточка НТР, ее потенциальные возможности.
Я увидел, как усилием воли Владимир Борисович взял себя в руки, и все же ожидал его резких выпадов в мой адрес, но случилось не это.
— Ну-ка, пойдем ко мне в кабинет! Раз уж ты такой пытливый… — решительно сказал мой многоопытный коллега, может быть почувствовав в моих вопросах не просто праздное любопытство.
Мы прошли в его кабинет, который утопал в книгах и различных справочниках.
— Запомни и при случае скажи другим: Розенберги — святые люди. Над «атомным шпионажем» витает тень их загубленных жизней. Они не признали себя виновными в похищении атомных секретов и отрицали связь с советской разведкой. Именно нежелание этих мужественных людей рассказать об их работе с советской разведкой стоило им жизни, которую они мученически приняли на электрическом стуле… Кстати, знаешь ли ты, что твой новый начальник направления «химия» Анатолий Антонович приговорен американским судом к электрическому стулу, хорошо что заочно?
Розенберги погибли в разгар развязанной в США антикоммунистической кампании, известной под названием «охота на ведьм». Но уже в мое время работы в Главке стали поступать сведения, что эта кампания самими американцами была оценена как позорная страница в истории Америки.
— Максим, ты пытлив, но уж если мы заговорили об этой щепетильной пока теме, то пойми еще один штрих. Не разведка сделала атомную бомбу для нашей страны, а ученые и инженеры. Идеолог атомной бомбы в Союзе Игорь Васильевич Курчатов, с которым мне приходилось встречаться, официально — по закрытым каналам — отмечал, что благодаря усилиям разведки было сэкономлено время и огромные материальные средства…
Так мог разговаривать с начинающим в профессии человеком только умудренный жизнью и добрыми помыслами Учитель. И мне, кажется, удалось понять его мысль и этот разговор со мной: разведка значима для государства, а ты ее «боевой штык», как любил говорить наш Влас.
— Для нашей службы важна и оценка правительства в наших деяниях. Так, говоря об атомной бомбе, наше правительство оценило ее значение по линии внешнеполитической следующим образом…
Владимир Борисович покопался среди стопки четвертинок бумаги и выхватил одну их них.
— Вот слушай: «…появление атомной бомбы на вооружении Советского Союза позволило противопоставить оружие сдерживания великодержавным устремлениям США распространить свое влияние на все уголки мира…» Запомни, Максим, ты не только научно-технический боец разведки, но и политический ее боец.
Уже позднее «проигрывая» в голове эту беседу заново, я смог оценить степень уважения к себе со стороны опытного чекиста. Может быть, это преувеличение, но мне показалось, что такую беседу он провел со мной в надежде, что из меня может получиться «боевой штык» разведки. Такой вывод был бальзамом на мою не привыкшую к похвалам душу. Одно смущало — это были личные выводы.
Контрразведывательная окраска визита в Лондон
Мне в разведке нравилось все: четкий ритм каждого рабочего дня, доступ в прохладные и тихие залы архива, обработка оперативных писем и шифртелеграмм, слабый гул на площади Дзержинского и подтянутые сотрудники, стекающиеся к величественному зданию по утрам и одинокими фигурами покидающие его вечером.
Весна ознаменовалась печальным событием: неожиданно из лондонской «точки» возвратился один из сотрудников. Но еще раньше в отделе прошел слух о нападении на Сашу. Случилось это во время проведения им встречи с ценным источником информации. По завершении встречи в нескольких десятках метров от места проведения «моменталки» Сашу ударили чем-то тяжелым по голове. Когда он очнулся, материалов при нем не было.
Кто напал на Сашу? Случайные грабители? Но такое в Лондоне редко бывает. Сотрудники английской контрразведки? Но такие «неджентльменские» действия могут завести «отношения» разведки и контрразведки весьма в ненужную сторону — советская сторона может ответить тем же! Одно было ясно: резидентура была уверена, что источник с точки зрения контактов с местной спецслужбой был вне подозрений. Шифртелеграмма из «точки» гласила: «…источник вне подозрений и двойную игру не ведет…»
Саша появился в наших коридорах с сильно забинтованной головой. Это был крепкого вида, небольшого роста парень почти моего возраста. С ним меня познакомил МихМих, и затем я не раз беседовал с Сашей об обстановке в Лондоне и особенностях работы в Англии.
Мой интерес к рассказам Саши о Лондоне был не случаен: дело в том, что руководство отдела приняло решение направить меня в ознакомительную поездку в Англию, под видом молодого ученого и под прикрытием Госкомитета по науке и технике. Наша группа выезжала на конференцию нефтехимиков, и в нее входили специалисты из различных ведомств страны.
Началась подготовка. Посетив Госкомитет по науке и технике, я выяснил, что в группу входят представители исследовательского института АН СССР, учебного института нефти, от самого ГКНТ и два человека от КГБ — всего семь человек. К моменту завершения подготовки документов на выезд я познакомился со всеми членами группы, которую возглавил крупный ученый в области химии Виктор Сергеевич, фронтовик и большой души человек.
Виктор Сергеевич поручил мне заниматься вопросами безопасности в группе. В свою очередь я получил подробный инструктаж по моим обязанностям в группе со стороны контрразведывательного главка. Правила были просты: следить, чтобы не отлучались в город поодиночке, чтобы вовремя приходили ночевать в гостиницу, чтобы не имели внеслужебных контактов с англичанами.
— В общем — увези в Англию и привези всех назад, всех семерых, включая себя! — весело закончил инструктаж контрразведчик.
Итак, я готовился выехать в Лондон, как сэндвич нашпигованный тремя слоями заданий: по прикрытию — молодой ученый с нефтеперерабатывающего завода под Москвой, по линии НТР — сотрудник с целями ознакомительной поездки, контрразведчик — ответственный за группу по линии госбезопасности. Так я думал, осмысливая свою роль в этой поездке.
В один из предотъездных дней неожиданно меня вызвал к себе Леонид Романович.
— Какое дело захватить с собой? — спросил я, предполагая, что речь пойдет о конкретной работе по линии группы «химия».
— Любое, — лаконично отрезал Влас голосом, не позволяющим уточнить ситуацию. — И побыстрее.
В кабинете Власа сидел человек, в котором я признал своего сокурсника по разведшколе. Если я был в школе по линии военной контрразведки, то Сергей пришел туда капитаном из московского управления госбезопасности. В школе он был старшиной нашего курса.
— Вы знакомы? — заметив мою реакцию на Сергея, спросил Влас. — Здоровайтесь и к делу…
У меня вертелась дурацкая мысль, вызванная строгостью всего вида Сергея: называть ли его по отчеству, ведь в школе он был просто Сергей?
Начал Влас:
— К вам есть дело от наших контрразведчиков, Сергей Михайлович введет вас в курс дела и ситуацию с ним. Вы обсудите, какую помощь можно оказать нашим коллегам во время вашего визита в Лондон.
Сергей коротко изложил суть просьбы:
— Максим Алексеевич, — строго начал Сергей, расставив тем самым все точки над «i» в наших служебных отношениях, — вы едете под очень хорошим прикрытием и фактически неуязвимы в вопросе подозревания вас в связи с органами госбезопасности. И это вселяет у моего руководства уверенность, что вы сможете выполнить задание по дискредитации агента МИ-5 — английской контрразведки.
Постановка вопроса была более чем неординарная, и нужно было вникать в предложение контрразведывательного подразделения разведки. Я не то что боялся связываться с ней, сам был из военных контрразведчиков, но уже к этому времени начал исповедовать принцип возможностей разведчика. Подумав про себя, что взяться за это задание можно, если только буду в состоянии выполнить его.
А Сергей продолжал говорить:
— …Этот человек подвизается в работе с советскими учеными, изучает их, иногда делает недвусмысленные намеки на возможность остаться в стране и работать либо в университете, либо на фирме. — Замолчав, Сергей сделал паузу и сказал, видимо, главную мысль в этой беседе: — С помощью этой акции, возможно, удастся предотвратить обработку наших ученых с целью ухода их на Запад.
Мой бывший товарищ по школе и даже по совместному проживанию в одной комнате говорил, как по писаному, — четко, понятно и веско.
— Ваша задача: предать гласности домогательства этого агента.
— Как это сделать?
— Вот об этом и пойдет разговор в оставшиеся десять дней до отъезда. Сами-то вы согласны?
Молчавший до сих пор Влас как бы давал своим присутствием согласие на мое участие в этой акции. Он сказал: