Беседа принимала окраску высшей степени доверительности, на равных. Влас делился с молодым разведчиком сокровенным — «технологией» разведывательного успеха, обращаясь к моему личному «Я» как средству вовлечения в серьезную работу.
— Первое «О» — это ответственность! А остальные — это характеризующие ее составляющие: организованность, обстоятельность, обязательность.
— Таких моих коллег в отделе много… — начал я, готовясь перечислить их по именам.
— Много? Много хороших исполнителей, а истинно творческих натур? Без всепоглощающей мысли о собственном благополучии?
Теперь я начинал понимать, из каких еще слагаемых складывается надежность в разведке. Влас оживился. Он не сердился на меня за возражения и реплики. Наоборот — ему нужен был собеседник-оппонент, причем на равных.
— Если к этим «О» добавить еще такие качества, как творческий подход с огоньком к делу, то есть инициатива, активность, способность к инвариантным решениям… на самостоятельном уровне.
Я чувствовал, что меня не просто агитируют принять участие в чрезвычайно интересном деле, но Влас подводит к осознанию моей личной способности быть активным исполнителем — сознательным и самостоятельным.
А Влас продолжал:
— Немного увлеченности, немного авантюрного склада характера, романтизма, фантазии. Без последнего — ни одно дело невозможно разрешить с полной отдачей и эффективностью. Тем более в удовольствие самому себе… Как у Пушкина: «Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!» Фантазия — это откуда берется инвариантность решений. Правда, все в меру, достаточно строго сбалансировано…
— Вот «баланса» мне как раз и недостает, — вставил свое слово и я, намекая на строптивость и вспыльчивость характера.
— А умение управлять временем? А пытливость ума? А тяга к самообразованию? Я ведь знаю, как ты боролся в школе за аэроклуб, за победу на лыжне… А угроза быть хромым? — Влас явно радовался возражениям и теперь быстро перебирал аргументы в поддержку своей мысли.
Папку я все еще держал на коленях, и Влас обратил на нее внимание:
— Эти документы тщательно изучи в кабинете, но так, чтобы никто не видел их у тебя и даже не знал о факте их существования. В папке собраны сведения… о тебе. Из школы в Быково, из аэроклуба, школ военной контрразведки и разведки, из особого отдела на Севере… Ну и, конечно, из училища морского.
Видя, что это вызывает явное мое удивление, Влас откровенно поведал о своем запросе данных обо мне, моем характере из всех мест моей прошлой жизни. Как сказал он: «собрал сведения для „теневой“ характеристики», но не с точки зрения отрицательных черт, а информацию о живом человеке по определенной схеме, со всеми его добродетелями и недостатками.
— Что греха таить, наши официальные характеристики ориентированы на тех, кто их читает из высшего руководства в разведке, комитета госбезопасности и в партийных верхах. Живого человека там не отыщешь — все прилизано и выверено. Не человек, а механизм с конкретным набором колесиков и винтиков…
Влас явно возражал против установившейся в наших кадрах системе, которая в силу специфики работы в органах не могла даже намеком привнести что-либо отрицательное в характеристику. Вот и были мы все на бумаге, как штампованные солдатики, отличаясь только именами и еще кое-какими реквизитами.
А Влас продолжал, указывая на папочку с документами, которая меня здорово заинтересовала.
— Думаю, ты найдешь много интересного о себе. Редко кому в жизни удается посмотреть на себя в такое «зеркало». Отнесись к мнению этих разных людей по-мужски, а главное — как к возможности познать самого себя… Приспособить на пользу делу, которому ты сегодня служишь.
Чуть помолчав, Влас сформулировал, видимо, одну из основных мыслей сегодняшней беседы:
— Завтра ты окажешься в сложной обстановке, в условиях самостоятельных решений.
Влас остановился передо мной. Я поднялся. Старый и молодой чекисты смотрели друг на друга в глаза. Его взгляд вселял в меня уверенность и желание сделать в моей оперативной работе и всей жизни все как можно лучше. Что будет в моих силах и даже более того.
— Я верю в тебя, Максим…
Моя мысль отчаянно билась: только бы оправдать доверие! Но то, что я услышал потом, ввергло меня в изумление. И мысли об оправдании доверия просто перестали ко мне приходить — это чувство становилось моим вторым «я».
— Главное — вот в чем… С этого дня ты будешь негласным сотрудником Группы Разведчиков Активного Действия, — чеканя слова, произнес Влас, — сокращенно — ГРАД. Член этой группы имеет особые полномочия — самостоятельность действий. Действий в выборе средств и методов, способов и приемов в достижении цели. Разведцели, конечно.
Было от чего изумиться.
— Ты отобран для работы без какой-либо специальной поддержки. Будешь работать над разведзаданиями как все сотрудники отдела, сидящие «под крышей». В то же время — как секретный сотрудник ГРАДа. По линии ГРАДа — только над отдельными заданиями, особо важными и требующими быстрого выполнения.
Влас, чуть отступив от меня, проверил реакцию на его сообщение и, увидев мой жгучий интерес к излагаемому, продолжил просвещать меня в моем будущем качестве:
— Самая большая трудность и в то же время оперативная возможность — это автономность действий, без раскрытия кому-либо приемов их осуществления. Приемы — это твое личное «ноу-хау» накапливай его и совершенствуй. Приемы могут выходить за пределы общепринятых норм работы, даже в рамках разведки.
Далее Влас пояснил, что задание на работу по линии ГРАДа будет даваться условным сигналом, исполнение должно выглядеть как обычная оперативная работа. Но как «градовец» — с повышенной активностью, гибкостью, если нужно, риском.
— Перед кем я буду отчитываться? Кто подаст сигнал и примет результаты работы, обсуждение их?
— Ни перед кем. Это внешне будет рядовое задание. О спецзаданиях буду знать только я и начальник разведки. С ним твоя кандидатура предварительно согласована.
Я понял, что мое включение в группу было тщательно взвешено и решение принималось на высшем разведывательном уровне. Мысль о моем особом положении в разведке на секунду щекотнула мое самолюбие.
— …сигнал будет подаваться условным кодом, — продолжал Влас. — Твой номер — «Х-301», где «X» — группа «химия», то есть приоритет в постановке разведзадания по химической проблематике. «301»… Как ты думаешь, что означает это число?
И не давая мне опомниться, Влас расшифровал его:
— 301 — это три «0» и твой порядковый номер из занятых по линии химии в группе ГРАДа.
— Значит, я первый, кого зачислили в группу ГРАД? Кому доверили особые полномочия? — с волнением высказал я свои предположения.
— Как видишь, это так. И не жди особых наград, привилегий… Шумного, публичного в рамках службы признания. Главная привилегия — доверие и допуск к разведработе с особыми полномочиями. Это ли не высшая награда?
Влас завладел всем моим вниманием, переворачивая во мне все жилочки желаний и намерения работать. Мое безраздельное доверие к нему возрастало и как к человеку, и как к разведчику.
И я решился на сокровенное признание.
— По характеру я не безразличен к похвалам, но то, что мне предлагается!.. Доверие оправдаю. Буду хитер, ловок и осторожен, предельно логичен и продуманно рискован.
— Отлично. В папочке ты найдешь отзыв о твоих усилиях в области изучения нефтепереработки. Это когда ты готовил легенду для выезда на конгресс нефтехимиков в Лондон. Похвально! Вот и возьми этот принцип «обстоятельности» за эталон подхода к делу.
И Влас продолжил, видимо, вспоминая, как он узнал о моей работе над тремя томами учебника по нефтепереработке.
— Тысячи полторы страниц законспектировать — это ли не характеристика для человека, разведчика! Выполнял ты эту работу самостоятельно — и по срокам, и по объему. Сроки, причем, были сжатыми… Это мне импонирует в людях.
Своим поведением во время беседы Влас вселял в меня уверенность в способности быть членом ГРАДа. Он лучше, чем кто-либо другой, понимал сложность задачи. Но сделав ставку на человека, помогал ему проникнуться этой заботой о порученном деле, важностью права вести борьбу с всемогущим КОКОМ в одиночку.
Защищая меня, как оперработника и личность, Влас сказал об официальной стороне этого дела:
— В твоем личном деле будет специальный, всегда запечатанный конверт, доступ к которому ограничен: только начальник разведки и начальник НТР. В пакете будет находиться справка-мандат на особое поручение с указанием дополнительных, чрезвычайных прав при выполнении спецразведзаданий, самостоятельность в оценке обстановки, принятии решений и действиях.
Влас объяснил мне, что задания будут трудные и связаны они с деловыми людьми. Поэтому мне и было предложено работать «под крышей» Минвнешторга, и уже идет полноценная работа по выводу меня туда. Туда я уйду до конца года, причем в одно из ведущих внешнеторговых объединений, связанного со значительными объемами закупок химического оборудования и ноу-хау из интересующих разведку стран Европы и Японии.
— Ты не сможешь поделиться своими особыми правами или даже упомянуть о них ни с кем из начальников на всех уровнях. Но в экстремальных ситуациях можно обратиться ко мне либо к самому начальнику разведки.
— Что можно считать «экстремальным случаем»?
— Во-первых, провал операции «по твоей вине» — риск и провал, который лично для тебя грозит отлучением от активной разведработы или увольнение из разведки вообще. Во-вторых, угроза увольнения из органов госбезопасности из-за «превышения оперативных полномочий» при работе по заданию ГРАДа. Вовне это может выглядеть как нарушение плана и договоренности с руководством. Это, ты знаешь, руководство не любит… Именно в этом нас обвиняет Фараго. И, наконец, в-третьих, — наше судебное преследование в результате провала операции по заданию ГРАДа, о чем «судьи» не могут знать.
Влас помолчал и подчеркнул, что именно эти случаи могут быть основанием для обращения к нему: