В решающий для наших отношений с «Панычем» день я встал чуть раньше и тщательно привел в порядок свои мысли по беседе с ним: логика перевода разговора в нужное русло, аргументы в пользу получения его согласия на работу по специалистам, оплата этой услуги. Я искал пути убеждения его с учетом психологии японца, которому не чуждо получение дополнительного заработка за счет той или иной формы «промышленного шпионажа».
Справка
Промышленный шпионаж — это тоже НТР, но в интересах частного бизнеса. Во время подготовки в Центре к работе в Японии мне попадались оценки западных исследователей этой проблемы и среди них одна, но емкая: «японцы — шпионы от рождения». Скудность информации о подтверждении этого тезиса не позволила тогда мне углубиться в проблему, которую я представлял так: если «от рождения», то, значит, морально готов, но к чему? Собирать или делиться информацией? На каких условиях, если делиться? Одно мне было ясно — трудолюбивый японский народ жил весьма скромно.
Правители Японии с древних времен воспитывали у своих подданных чувство необходимости наблюдать за соседями по дому и улице, не говоря уж об иностранцах. Когда японец стал бывать за границей, то в силу своей любознательности стал запоминать, разузнавать и собирать как можно больше любой информации — вдруг пригодится.
Разбомбив японскую промышленность в годы войны, американцы получили в лице японского бизнеса уникальную систему заимствования чужого опыта в области науки и техники. Уже во втором десятилетии после капитуляции Японии в сорок пятом году в стране был взращен могучий механизм — промышленный шпионаж, который стал одним из слагаемых «японского чуда».
Еще в прошлом веке множество ученых, студентов, военных, врачей и представителей других профессий в приказном порядке направлялись в Европу и Америку. Цель — изучить и отобрать все, что могло бы пригодиться стране в период становления экономики. В итоге — Япония побила все рекорды по скорости «врастания» в мировую капиталистическую систему перед Второй мировой войной и после своего разгрома, став сосредоточением достижений мировой научной и технической мысли.
Вот эту-то особенность промышленного бума в стране хотелось бы использовать в работе с Панычем, и не только с ним. Мне представлялось, что моральное право любого японца было в том, что промышленный шпионаж находился под контролем правительственных ведомств — госдепартамента, Управления национальной обороны, министерства торговли и промышленности, известных в мире и прозванных американцами как «шпионское гнездо». И еще — сотни сыскных агентств и агентов, отслеживающих и добывающих нелегальным путем иностранные промышленные секреты по заказам влиятельных клиентов.
Когда я, уже будучи в Японии, уверовал, что ни одно новшество, появляющееся в мировой экономике, не остается без внимания японцев, то стало ясно: Япония обладает одной из самых совершенных в мире систем научно-технической разведки. И вывод: верный спутник прогресса — промышленный шпионаж — очень помогает каждому японцу. Этот вывод на многие годы определил мое отношение с японцами в вопросах решения заданий по НТР.
Вот такие мысли преследовали меня не один день, прежде чем я начал с Панычем решающий в наших отношениях разговор. На предыдущей встрече я передал «моему» японцу спички с указанием японского ресторанчика в районе станции Камата — это была обычная форма «объяснения» места очередной встречи.
Пришел я к месту чуть раньше, минут на пять-семь. Нужно было осмотреться. Паныч опоздал всего на пару минут, что для условий Токио было высокой степенью аккуратности.
В беседах мы не называли своих имен, используя полуклички. У японцев на длинные и труднопроизносимые с их точки зрения имена имеется компромиссное решение. Например, детей иностранцев называть по первым буквам или собственного имени ребенка, или по фамилии родителей. Так, мою дочку называли: И-сан, Ирача-сан (это от «Ирочка») или чаще всего — Бо-сан (от «Бодров»).
Так вот, сидя на татами мы обращались друг к другу «Па-сан» и «Ма-сан», последнее — от «Максим».
— Па-сан, вы довольны работой со мной?
— Конечно, Ma-сан, конечно, — наклонившись вперед, уверял меня Паныч.
Другого ответа я не ожидал, понимая, что будет очень трудно вывести его на разговор и, конечно, утвердить его в мысли давать сведения о людях — дело-то было весьма щепетильным.
Здесь было несколько опасностей для Паныча, вернее для его образа мыслей. Его беспокоила скрытность наших отношений, а я должен был предложить ему либо подсказать мне нужных людей, либо найти самому себе таких людей, либо отказаться от такой работы под предлогом опасности. Правда, отказ — это потеря конкретных денег.
На это я и рассчитывал, уже поняв к этой встрече, что деньги Панычу нужны: дом, семья, любовница, хобби, личное частное дело — мечта каждого честолюбивого японца. Паныч был весьма честолюбив.
— Па-сан, мое руководство поручило мне передать вам, что весьма довольны вашей работой с нами. Проявляя большое доверие к вам и вашему богатому опыту, просило меня посоветоваться с вами кое о чем еще…
Паныч сидел молча и бесстрастно смотрел на меня. Его выражение ничуть не изменилось, только раз дрогнули уголки губ в короткой улыбке, когда было сказано «весьма довольны». И снова он был окаменевшим, как Сфинкс, точнее Будда, но без доброжелательного выражения. Это лицо, а вот глаза… Сквозь щелочки век они поблескивали, и в момент наибольшего интереса их блеск усиливался, ибо глаза бегали из стороны в сторону — Паныч волновался.
— Готовы ли вы рассмотреть сотрудничество с нами в новом качестве?
— Конечно, Ma-сан, конечно, — последовала ничего не значащая фраза. — Я весь внимание.
— А в каких областях? — хотелось мне вызвать Паныча на разговор об его источниках.
— В информации? — спросил Паныч. — Я передаю вам все, что имею по ноу-хау на фирме.
— Это — имеете вы. А другие?
— …
— Что вы скажете, если привлечь кого-либо еще к этой работе? Либо через вас, либо помимо вас? Но с вашей подсказкой?
Пауза длилась минуты две. Постепенно окаменелость Паныча стала проходить, и он спросил:
— Вы хотите иметь еще одного человека в моей фирме?
— О нет, Па-сан, конечно, нет. — Я понял его: он боялся потерять заработок, к которому за длительное время сотрудничества с нами привык. Я продолжил: — Па-сан, буду с вами откровенен. Не с каждым могу об этом говорить… Среди моего руководства были сомнения — можно ли просить о чем-либо еще человека, который и так хорошо работает?
— Спасибо, Ма-сан, спасибо.
— Но доверие, только глубокое доверие к вам, повлияло на решение обратиться именно к вам.
— Спасибо, Ma-сан, спасибо. Это большая радость для меня.
Мы оба играли в игру, правила которой были известны нам хорошо, но была еще атмосфера игры, ее моральная сторона, бальзам на душу в виде разной формы благодарностей… от слов до денег.
— В отношении секретов в вашей фирме мы надеемся только на вас. Но у вас есть знакомые — коллеги по учебе и работе в области химии. Скажите, Па-сан, какие области химии вам ближе всего… через своих коллег? Конечно, вне вашей фирмы?
Мне нужно было вывести его на ядохимикаты, а от них — на ОВ и, может быть, на химбакоружие. До меня доходил голос Паныча, который перечислял занятость своих коллег, и, наконец, я услышал заветное: «удобрения и ядохимикаты».
— Па-сан, вы знаете, что сейчас в нашей стране выполняется программа «Большая химия» — ваша информация является частью этой программы.
— Спасибо, Ма-сан, спасибо.
— В программе важное место отведено увеличению продукции сельского хозяйства с помощью удобрений и ядохимикатов.
— Конечно, Ma-сан, конечно.
— Американцы не продают нам ноу-хау на производство этих важных химикатов. Можете ли вы помочь нам в этом плане? Нужны специалисты, которые передали бы нам документацию по ядохимикатам, например.
После длительного обсуждения вопроса Паныч согласился найти человека, который сделает такую работу, но только через него самого.
Так и случилось: самая передовая технология оказалась у нас. Паныч получил значительные суммы, часть из которых использовал для оплаты услуг неизвестного мне источника информации. Судя по всему, он был доволен такой формой работы с нами.
Сопутствующие в материалах обзорные описания по проблеме позволили мне найти ниточку к военному ведомству японцев. В одном из обзоров, в списке для рассылки, упоминалось управление самообороны. Это послужило началом разговоров о ядах для военных целей. Мне не хотелось подводить Паныча, увязывая его работу по каучукам со столь щепетильными вещами, как ОВ. Откровенно предостерегая его от этого дела, я нашел неожиданное понимание и подсказку.
Паныч не только подсказал человека, который занят ОВ по заданию военного ведомства, но и дал исчерпывающую характеристику профиля работ частного исследовательского бюро, где этот человек работал. Это была весьма закрытая информация, говорящая о том, что тематика ОВ находится в поле зрения японских военных.
Паныч подобрал и сообщил столь исчерпывающую информацию, что мы стали располагать полными характеристиками ОВ, особенностями их производства на случай часа «X». В одном из документов говорилось, что информация даже о самом факте накопления таких сведений об ОВ может нанести ущерб престижу Японии, когда другие страны могут обвинить страну в подготовке оружия массового поражения. «И это невзирая на то, что интерес со стороны военных носит защитный характер…»
«Мой» японец собрал этот материал инициативно, лишь только узнав о моем интересе к этому вопросу. Оплату он не оговаривал. Разговор был весьма любопытен.
— Ma-сан, я приготовил вам подарок. Этот материал, как мне представляется, отвечает на вопросы нашего разговора об ОВ.
Теперь наступила моя очередь окаменеть в ожидании сюрприза.
— …Я знаю, что вы располагаете своими ОВ. Думаю, что вы не можете этого не делать. Но, наблюдая за вашей страной после войны, я пришел к выводу, что угроза миру