Тайная жизнь разведчиков. В окопах холодной войны — страница 30 из 68

если и будет, то не от вашего государства. В этом вопросе и мы, и вы — жертвы Второй мировой войны. Самые большие жертвы…

Паныч передал мне папку, просмотрев которую я понял полноту информации. Поразило меня то, что затем сказал он:

— Можете ли вы сделать так, чтобы общественность Японии узнала об этих работах в моей стране?

— Что вы имеете в виду, Па-сан?

— Я хочу этого по нескольким причинам: Япония не должна быть втянута в авантюру с оружием массового поражения. Ее удел — «война умов» за экономические высоты.

— Па-сан, вы уже делаете это… и весьма хорошо.

— Второе — к программе наверняка проявят интерес американцы, и японцы станут заложниками в разработке ОВ.

— Это реально? — спросил я, намекая на сотрудничество с американцами.

— Реально, если у истоков работ по ОВ стоит мой личный враг, мой бывший сокурсник по Токийскому университету. Он был замешан в испытаниях ОВ на мирном населении. Избежал наказания с помощью американцев.

— Почему «личный враг»?

— После войны, на следствии, он оклеветал меня, назвав в числе тех, кто, как выпускник химического факультета университета, имел якобы дело с ОВ.

— Это не так? — встрял я.

— Нет, конечно нет, Ма-сан, — с несвойственным для японца жаром воскликнул Паныч.

Разгоряченный саке, едой и беседой, «мой» японец продолжил повествование о своей жизни:

— …мне стоило много сил, чтобы разобраться с клеветой и найти работу по специальности. Поэтому, когда я говорю о болях в желудке, — это и есть те самые отклики о трудностях послевоенных лет в моей биографии…

Конфликт японского общества с военными

Изучение материалов показало, что Паныч был прав: военные и американцы делали ставку на производство отравляющих веществ в заводских условиях, если появится в них необходимость при локальных войнах США в Юго-Восточной Азии. Конкретная страна не упоминалась, но позднее стало ясно — это был Вьетнам. Паныч беспокоился за свою страну, за родину — относительно небольшое островное государство с особенно плотным населением. Последнее могло сыграть решающую роль в уничтожении всей нации, если… если страна будет втянута в военный конфликт с применением оружия массового поражения. Паныч оказался патриотом, а не только: «товар — деньги».

Перед разведкой встал вопрос, как дискредитировать бюро, занятое ОВ, и его заказчиков — японское военное ведомство и американцев. Свои соображения мы направили в Центр и утвердили план действий.

В то время придать гласности кое-что из полученных от Паныча материалов в японской прессе было весьма сложно. Это не всколыхнуло бы всю страну и не задело бы каждого японца. Подсказка пришла совсем с неожиданной стороны.

Дело в том, что львиная доля всей кухни в токийских ресторанах приходилась на китайскую. Основа китайской кухни — свинина. В этом многомиллионном городе со сложными правилами поддержания нужных санитарных условий население весьма щепетильно и чувствительно к нарушениям таких условий. Санэпидемиологические службы столицы время от времени предавали гласности имена нарушителей производства пищевой продукции и напитков. Иногда это были случаи отравления или пуска в продажу скоропортящихся продуктов. До самоистязания в поддержании личной чистоты, японцы очень чувствительны к чистоте пищи.

В материалах Паныча о бюро по ОВ говорилось, что некоторые отработки компонентов и их испытания проводились на свиньях. В Центр пошло письмо с соображениями предать гласности факт таких работ по ОВ с использованием в цепочке исследований… свиней. Предлагались конкретные шаги.

Последовала утечка информации, что после опытов над свиньями с применением химических препаратов эти животные поступают в торговую сеть к частным владельцам китайских ресторанов. Там говорилось об ОВ, называлось бюро, его связь с японским военным ведомством и заказчиком в лице американцев. Все остальное доделали журналисты. Оправдываясь, бюро вынуждено было предоставить могильники свиней. Их проверка показала, что эти животные использовались в качестве подопытных для разработки ОВ.

В конечном счете все это привело к закрытому слушанию в японском парламенте. И к усилению контроля за деятельностью японского военного ведомства в вопросах причастности к оружию массового поражения.

Вторую часть акции, то есть предание гласности факта работ японцев над ОВ, я осуществлял по линии ГРАДа. Наш МИД был категорически против делать что-либо подобное, не доверяя возможностям нашей разведки провести акцию без следов участия советской стороны.

Разведка следов не оставила — все было списано на всепроникающих журналистов. Работа же японских военных по контракту с американцами в области ОВ была дезорганизована. И не только в этот год, но и позднее, особенно когда во Вьетнаме начали применять спецотравляющие вещества. Применяли американцы, а делали их в Японии, так, по крайней мере, было представлено. Шло обычное противостояние: вбивание клиньев между союзниками — Америкой и Японией.

Почему «по линии ГРАДа»? Зная мое участие в добывании информации об ОВ, в Центре рассудили так: Трубеж в курсе, ему и карты в руки. Правда, Центр допустил оплошность — в шифровке с поощрением участников акции он назвал мое имя как участника предания гласности, а ведь я только собрал материалы… Коллеги по работе в точке допытывались, почему я попал в список поощренных.

Странный Самурай

Осенью я заметил наблюдение за мной странного японца. Явно он был не из традиционной токийской наружки, но почему-то время от времени попадался мне на глаза. Как-то выехал я к парку Мейдзи — островка в центре Токио с отличным скоплением сосновых гигантов и отдельных уголков с сакурой — японской вишней и специальным местом для лилий. Невдалеке от входа находился магазин «Ориентал», в котором были сосредоточены многие интересные антикварные вещи, причем весьма дешевые, как раз для моего кармана. Там я обычно покупал старинные монеты для подарка друзьям в Москве и новые марки. Я приучил наружку к тому факту, что после визита в этот магазин обычно возвращался домой. И лишь иногда — очень редко — сходил с «домашнего маршрута» для работы по оперативным делам.

В этот день наружки не было. Оставил автомашину в проулке и минут десять провел в «Ориентал». Когда сел в автомашину, то после трогания с места услышал за спиной короткое: «Прошу выслушать меня…» Кто-то сидел сзади. Обернуться сразу не решился, предполагая присутствие преступника. Но все же спросил это лицо, хорошо говорящее на английском:

— Кто вы и что вам нужно?

— Я искал c вами встречи не один день и теперь прошу выслушать, — твердо промолвил незнакомец.

Я обернулся. Передо мной сидел японец лет шестидесяти, возраст которого я определил с поправкой на моложавость японских мужчин. Худощавый, подтянутый, с внимательным взглядом узких глаз. В целом — волевое лицо.

— Будем говорить здесь, в автомашине?

— Начнем здесь, — отрезал японец, которого я назвал про себя «Самурай».

Конечно, я опасался провокации, но почему таким способом? В любом случае я должен был использовать шанс вступления в контакт с представителем того самого «муравейника», в котором затерялись мои потенциальные полезные связи.

Как заметил я, одет он был неряшливо: светлый, видавший виды плащ — мятый и грязноватый, в руках — шляпа, выглядевшая куском тряпки. Вид неаккуратного японца не вызывал доверия. Мелькнула мысль, что это попрошайка, и только хороший английский скрадывал плохое впечатление о Самурае.

Чисто подсознательно, как бы легализуя наши отношения, я передал ему свою визитную карточку, собственно надеясь получить что-либо взамен. К этому моменту пошел дождь, и мы припарковались в тени огромных платанов, щедро распространенных в Токио.

— Вы специалист по ноу-хау? В нефтехимии? Например, по платформингу? — отрывисто спросил Самурай.

— Это часть моей работы в торгпредстве, — уклончиво ответил я. — Кто вы? Кого представляете? Могу ли я видеть вашу визитку?

Самурай пропустил все мои вопросы мимо ушей, чем здорово насторожил — так японцы не поступают.

— Я хотел бы предложить вам ноу-хау одного из современных и эффективных процессов переработки нефти — платформинга. Вот оглавление и первый раздел технологии.

С этими словами Самурай протянул мне пять страничек печатного текста. Были это сведения о платформинге? Да еще известной нефтяной компании? Тревожила мысль: не провокация ли это? Как себя вести? А если в этом серьезное предложение — то нужно во всем разобраться и быстро прекратить встречу?..

— Но закупка ноу-хау требует экспертных оценок специалистов и значительных средств — миллионов долларов? — начал я прощупывать Самурая.

— Речь идет о разовой сделке, — твердо сказал необычный японец.

— Но в нашем торгпредстве нет сейчас заказов на этот процесс, — пытался я набросить «фиговый листок» на репутацию нашего офиса, что могло означать: мы этим не интересуемся.

— Вы просмотрите эти страницы и определите их полезность. Я увижу вас еще раз, куда вы принесете мне деньги в обмен на оставшуюся часть, общим объемом в пятьдесят страниц. Их содержание вы видите, — требовательно диктовал Самурай условия.

Он подготовился тщательно — это было видно.

По содержанию текста бумаги были похожи на материалы по ноу-хау. Внешняя сторона говорила в пользу их подлинности. Казалось, можно было бы отказаться от сомнительных услуг, но камуфляж с одеждой, хорошая английская речь и продуманность действий Самурая говорили о серьезности его намерений. Видимо, он сам имеет доступ к таким материалам, или переводит их, или выступает посредником в этой странной и опасной для него сделке. Человек идет на такой шаг в крайнем случае.

Пока я уверялся все больше и больше, что передо мной личность, именуемая в нашей разведывательной практике как «заявитель». Упустить мне его вовсе не хотелось. Более того, хотелось перевести наши возможные деловые отношения на постоянную основу.