Советоваться с кем-либо времени не было, и я решился:
— Сколько вы хотите за эти материалы?
— 2000 долларов. Не позднее чем послезавтра.
Теперь мне нужно было выиграть время для посылки шифровки в Центр и получить разрешение на требуемую сумму. Попытаться получить. По опыту работы я уже знал, что подобная сумма за такого рода информацию весьма незначительна.
— Через три дня вас устроит?
— Нет. Послезавтра, — снова решительно отрезал странный японец.
Нужно было оговорить место встречи. В Токио множество кафе, иногда на два-три столика. Название, адрес и даже маршрут проезда к ним обычно излагается на спичечной обертке. На всякий случай каждый из нас, разведчиков, да и вообще деловых людей, всегда имел несколько таких спичечных коробков, точнее плоских склеенных друг с другом спичек. Эти места мы обычно предварительно проверяли.
— Вот вам место. Это кафе, — передал я Самураю спички. — Я буду там послезавтра в 16.00. А вы подумайте, что еще можете предложить мне.
Я понимал, что долго находиться со мной он не может — любой патруль полиции может стать провалом, так как, заметив мою автомашину, станет интересоваться, почему и с кем я сижу в ней. Они не обратятся ко мне, но наведут наружку. Вот почему разговор велся в интенсивной форме.
Вся беседа с Самураем длилась не более пятнадцати минут. И когда он уходил, я обратил внимание на его ярко начищенные ботинки, которые гармонировали с его отутюженным костюмом и не вязались с плащом и шляпой.
Для меня наступила пора внутриведомственных испытаний: нужно было убедить мое руководство по линии НТР здесь, в Токио, и по линии резидента в серьезности намерений Самурая. Сам же я к тому времени не сомневался, что предлагаемая технологическая документация в форме ноу-хау может быть подлинной, если только… Самурай не пойдет на изготовление фальшивого документа.
Мне не раз приходилось рассматривать, изучать и даже переводить отдельные разделы ноу-хау нефтяных компаний Америки и Англии. В том числе и материалы из секретов «нефтяных сестер» — так называли в деловом мире концерны «Шелл», «Галф», «Эссо», «Стандарт ойл» и других. Всего «сестер» было семь.
О подлинности можно было судить по характеру оформления документа, его структуре, конечно по содержанию. Вот здесь-то пригодился мой небольшой опыт самостоятельного изучения нефтяных процессов и стажировка на нефтяных заводах Подмосковья и Ярославля. К моменту беседы у руководства я уже понимал, что в руки мне идет реальная возможность заполучить ноу-хау, истинная цена которому в десятки миллионов долларов.
Все эти доводы я изложил вначале моему шефу по НТР, а затем резиденту. Срочно была составлена телеграмма в Центр с просьбой разрешить оплату 2000 долларов из средств резидентуры. В ней также говорилось, что материал будет тщательно изучен и предприняты меры осторожности при проведении встречи с Самураем.
К вечеру следующего дня пришел ответ, суть которого сводилась к мысли: ни да, ни нет. Центр писал: да, материал интересен, но, не зная обстановки на месте, Центр не может представить всю остроту операции. Мы это поняли так: Центр всю ответственность за проведение обмена денег на ноу-хау перекладывает на резидентуру. Это был образец бюрократического гения. Но руки были нам развязаны, и, взвесив все «за» и «против», мы пошли на риск.
Решили, что сопровождать меня на операцию никто не будет. Если провокация, то погорю я один. Если обман, то все равно никто кроме меня лучше не разберется. Естественно, оговорили аргументы для убеждения Самурая продолжить встречи и работу на такой же основе — денежной.
После длительной проверки на автомашине, такси и в железнодорожном транспорте я прибыл на место встречи минут за десять. Подходы к кафе хорошо просматривались, и ничего подозрительного я не заметил. Было кафе в жилом массиве, без крупных зданий, контор и магазинов. Кафе одиноко стояло на углу, людей в нем не было — их наплыв ожидался после 17.00, когда окончится рабочий день. На это и был расчет, ибо многолюдность затрудняет контроль за обстановкой и облегчает спецслужбе неожиданный захват разведчика во время встреч его со связями.
Ровно в 16.00 в кафе вошел Самурай. Был он все в том же паршивом плаще и бесформенной матерчатой шляпе. Ботинки отдавали черным глянцем. Все говорило о том, что камуфляж он наводил где-то рядом, возможно в автомашине. Такой явно заметный для профессионала камуфляж меня несколько успокоил. Если готовилась провокация, то японцы такой бы ляп с камуфляжем не допустили.
Самурай поздоровался коротко, без обычных японских церемоний. Сел рядом со мной. Извлек из внутреннего кармана в два раза сложенные листы — те самые, обещанные. Молча я углубился в их изучение. И чем больше я читал материал, тем все более верил в их подлинность. С этим все было ясно. Теперь нужно было убедить его продолжить работу по передаче других материалов.
— Спасибо. Это то, что нужно. Но я надеюсь, что этот материал будет не последним?
— Последним, — как эхо отозвался Самурай, явно не желая задерживаться со мной.
— Вы владеете другой информацией?
В ответ — молчание. Лаконичные, хорошо продуманные действия, короткие фразы говорили о том, что человек отношения с нами строит по принципу: сорвать деньги и исчезнуть. Но и у нас был свой принцип: не упустить источника ценной информации. Ну, хотя бы использовать контакт с ним для возможных подобных действий с его стороны. Когда-нибудь, в будущем… Вот какие мысли были у меня в те несколько секунд, пока я доставал деньги.
— Хорошо. Передаю вам деньги — 2000. Но прошу подумать о дальнейшей работе с нами. Характер информации определите сами, как и цену ей.
И тут я преступил порог дозволенного в нашей разведывательной практике. Я решил стимулировать интерес к работе с нами и пообещал Самураю сумму за каждый новый материал удваивать.
Разрешения на это я не имел, а Самурай не был проверен даже с этим материалом. В душе тешил себя надеждой на моральное оправдание по линии ГРАДа, мысля категориями: ради дела — хоть потоп. Не мог я мириться с тезисом: лучше упустить источника, чем преступить грань «правил игры», которые гласили, что без согласования с начальством и Центром ни шагу вперед. Я помнил разговор с Власом, но помнил и его реакцию, не высказанную словами…
Моральная сторона дела — кража чужих секретов — меня не беспокоила. Это не для слюнтяйского благородства. Идет война двух идеологий — тут уж не до работы в «белых перчатках», как это делают дипломаты. У нас, в разведке, своя система, особенно в НТР: снаряд и броня, где «броня» — КОКОМ, а «снаряд» — НТР.
— Вот вам место очередной встречи, — передал я Самураю спички. — Я буду бывать там в 16.00, в первый понедельник первого месяца квартала. Буду рад увидеть вас снова. Спасибо за помощь моей стране.
Самурай вновь промолчал, и на этом мы расстались.
А через три месяца мы увиделись с ним снова и еще снова, повторив операцию с обменом долларов на ноу-хау.
Кем был этот человек, я так и не узнал. Он решительно отвергал все мои попытки проникнуть в его мир, тем более узнать его имя и место работы. Одно говорило за то, что это был профессиональный военный, — его необыкновенная собранность и чрезмерный контроль за своим поведением.
Полученные от Самурая материалы были отправлены в Центр почтой, а уведомление об успешной операции — шифровкой. Опять по бюрократически быстро пришел ответ о недопустимости впредь оплаты материалов без предварительной оценки их в Москве специалистами. Мне, как исполнителю, ставилось на вид за нарушение «правил игры».
Однако через месяц Центр прислал уже другую шифровку, в которой меня поздравляли: «…полученные материалы внесли вклад в нефтяную промышленность своей новизной и экономией средств при создании аналогичного отечественного процесса платформинга…» Это потом уже я научился терпеливо пережидать бюрократические игры, а вот в этом случае мне долго было не по себе.
Город, опаленный атомом
По линии торгпредства мне приходилось бывать во многих городах Японии. Но ни один город не оставил в моей душе больший след, чем Хиросима.
«В 1942 году в Хиросиме проживало 420 000 жителей…» Но что это: «В 1964 году…» — еще меньше! Это выдержки из популярной американской серии «Мир и его народы». Почему же за столько лет в городе не увеличилось население?!
С каким бы чувством я ни приезжал в Хиросиму, у меня всегда вертелся вопрос: «Как это было?» И еще, но позднее: «Почему это было?» Каждый ищет и находит ответ, но каждый по-своему переживает все события времен последней войны человечества…
Справка
Один из членов экипажа, сбросившего атомную бомбу на город, вспоминал: «…все в этом облаке было смертью. Вместе с дымом вверх летели какие-то черные обломки. Один из нас сказал: это души японцев возносятся на небо…» И таких душ было в то мгновение более ста тысяч. Несколько секунд — и нет в живых такого количества, а после войны — еще столько же, страдающих от новых болезней атомного века. Горе живых, но больных — трехмерное: физические муки, нищета и хуже всего — они каста отверженных.
«Белая книга» о последствиях атомной бомбардировки отвечает на вопрос: «Зачем это было нужно?» «Книга» заключает: «Жизни трехсот тысяч невинных людей, убитых в Хиросиме и Нагасаки, были жертвой, принесенной США на алтарь холодной войны».
В этот день, первый день моего визита в Хиросиму, я не мог смотреть в глаза японцам — я ведь сын Земли и, значит, в ответе за все, что на ней творят люди?!
В кресле американского астронавта
Наши посольство и торгпредство находились на одной улице. Только посольство ближе к Токийской башне. Туда, в резидентуру, мы ходили два-три раза в неделю. Как-то мне передали, что меня и Илью вызывает резидент.
— Держите шифровку, — сказал он.
«В ответ на вашу сообщаем, что нужна визуальная разведка — оценка размеров и других параметров американского спутника согласно вопроснику».