ал его недовольство.
— В чем дело, мистер? — спросил я его. — Объясните иностранцу, чем вы недовольны?
— Сэр, мой заработок — чаевые. Извините, но так у нас принято.
— И сколько?
— Сколько хотите, но не менее десяти процентов, сэр.
— Спасибо за разъяснения, — и я протянул таксисту чуть ли не половину от суммы по счетчику.
Разместился я на Черингкросс-стейшн в гостинице ниже среднего удобства, но зато по карману. Гостиница имела несколько преимуществ, и среди них — близость к маршруту прямого автобуса до торгпредства. В первый приезд в Лондон я полюбил этот вид транспорта, когда колесил по городу на втором этаже «баса». Второе — рядом располагался Британский музей, залам которого я собирался посвятить свой досуг.
После завершения первых забот, связанных с оперативными и внешнеторговыми делами, я связался с Бароном. В двух словах сказал ему о сроках моего визита в Лондон и оговорил встречу в городе.
Он встретил меня без английской сдержанности, искренне радуясь продолжению знакомства. Чтобы не обременять его, а точнее не «засветить» частыми встречами, я сразу пояснил ему, что буду занят делами, в том числе и вне Лондона.
— Понимаю, Максим, но пару вечеров мы проведем вместе, не правда ли?
— О, это обязательно — просто жажду продолжить наши теплые беседы.
Мы отошли от гостиницы, где я ему назначил встречу, но не от «своей», а другой. «Моя» гостиница была рекомендованной, и потому там «паслась» наружка англичан.
— Давай, Максим, поколесим по городу, особенно по его набережным, — предложил Барон, — я частенько сам себе делал такое удовольствие.
Мы забрались на комфортабельное, из натуральной кожи, сидение «Ягуара», модели — признака английского истеблишмента, и повели неторопливую беседу на общие, но волнующие нас темы. Закончился наш день в Гринвиче, в крохотном ресторанчике с видом на Гринвичскую обсерваторию с ее известным нулевым меридианом.
— Итак, Николас, наш нулевой меридиан был в Москве во время первой встречи, — шутливо заметил я, сидя за столиком и попивая знаменитый «тобби», бодрящий и хмелящий.
— А на каком меридиане мы находимся с тобой сегодня, кроме истинного Гринвичского? — поддержал тон Барон.
— Судя по числу встреч, каждая из которых: один меридиан, то мы где-то на шестом или седьмом, — подсчитал я. — Все зависит от масштаба карты.
— Но есть одна закономерность — они все ведут отсчет на восток.
— Браво, Николас! На восток — это к нам. Многие политики с надеждой смотрели на Восток, когда…
— «…жареный петух клюнет», — засмеялся Барон.
— Черчилль? — намекнул я.
— Старый лис вовремя вспомнил, что «у Британии нет врагов или друзей. У Британии имеются только национальные интересы», — голосом, видимо, Черчилля произнес Барон и, взяв в рот дольку спаржи, перебросил ее из угла в угол рта, изображая сигару лидера английских лейбористов в годы войны.
Экскурс в историю настроил нас на благодушный лад. Казалось, мы светились радостью от общения. Но благодушие прервал Барон.
— Максим, по-мужски, откровенно? Ведь не только ради этой встречи ты здесь, со мной?
— Как ни печально, но и по делам я здесь, — театрально, в шекспировском стиле, развел я руками с полупоклоном.
— Я — не в обиде. Я был деловым человеком — ты им являешься сейчас. Говори!
— Однозначно — это по твоему профилю: оружие.
— Что? Образцы?
— О нет, Николас, концепция вооружения до 2000 года.
— Так, значит, что-либо из «по-ту-стороннего»?
— Ты, Николас, имеешь в виду американцев?
— Да, их, конечно. Они «болеют» концепциями типа «дропшот», «массированного возмездия», «точечных ударов»… — с раздражением молвил Барон. — Им рисковать можно. То, что для них — «ядерный щит», для маленьких Британских островов — конец нации. А это уже «планируемый геноцид». Как ты думаешь?
— Ты верно подметил, Николас, вы — заложники в победе американцев над нами. И нужно сделать так, чтобы лишить их преимущества жить за счет других.
— Значит, вы — наша надежда… — с сомнением произнес Барон. — Мы должны довериться вам?
— Николас, ты уже в это давно поверил, еще там — в Маньчжурии. Но не можешь признаться в этом самому себе?
— Все может быть… Что же ты ждешь от меня?
— Надеюсь на тебя. Что-нибудь из «по-ту-стороннего»? Мы должны быть хорошо подготовлены. И не только в противостоянии, но и в доказательствах, что с «играми» в атомные бомбы нам нужно заканчивать.
— Кому это «нам»? — деловито спросил «Барон». — Кого конкретно ты имеешь в виду?
— Сказать не могу, а врать не хочу. Тебе — не хочу, — так же деловито ответил я.
— Максим, я имею в виду: не для диссертации ли это? Если да, то подберу материал открытый, как ты спрашиваешь в своем перечне.
— А если — нет? Тогда что ты можешь предложить?
В голове пронеслось: уж не провоцирует ли меня он для записи на магнитофон? Нужно решаться — или-или.
— Хорошо, Николас: нужно именно «по-ту-стороннее», и глубже, чем открытая печать.
— Спасибо за откровенность, Максим, — кивнул Барон, снова приобретая не деловой, а благодушный вид. — Честно говоря, я этого не ожидал. Думал, начнешь темнить, что-нибудь о диссертации и научных статьях для твоих «школьных» друзей.
— Глубоко пашешь, Николас! А кто это тебе подсказал о «школьных друзьях»?
— Да были у меня встречи с вашими военными атташе. На приемах в посольствах. Ребята хваткие, как услышат, что коллекционирую оружие, так сразу же лезут в душу.
— А я?
— Что-то то и не то. Уж очень начало было хорошее. Помнишь, в вашей, как ты ее называл, «стекляшке»?
— Там было все честнее.
Барон посмотрел на меня и понял последние слова по-своему, сказав:
— Все мы — частица «государственной машины». Вот поэтому я не спрашиваю: чьи интересы ты представляешь? Кроме внешторговых…
В ответ мне оставалось лишь кивать, ибо Барон был мудрее меня в жизни и дальновиднее в общении с людьми. А он говорил:
— Иногда это лучше, чтобы не потерять веру в человека…
Это был уже упрек. И хотя я понимал его справедливость, он все же покоробил меня. Наступило время снять осадок от деловой части разговора.
— Николас, мы увлеклись, и кое-что я подзабыл, может даже сознательно, — интригующе посмотрел я на Барона.
Николас внимательно смотрел на меня, как и прежде, теплым взглядом.
— Это здесь, в атташе-кейсе…
И я стал выкладывать на стол миниатюрные изделия на зеленом сукне. Один за другим ложились сувениры, которых пока еще не было в Англии, да и в других странах. Об этом я поинтересовался в сувенирных лавках Лондона.
— Максим, это — бальзам на мою душу. Вот это подарок! — не по-джентльменски воскликнул Барон, всплеснув руками. Почему не показал сразу, таил зачем-то?
— Извини, Николас, но до разговора на деловую тему это могло походить на взятку, — несколько неловко отшутился я.
И снова мы в благодушии, снова в прошлом и в доброй части настоящего. «Тобби» делает свое дело не только внешне — мы от выпитого раскраснелись, но и давит на наши души, превращая в мягкотелых и добродушных мечтателей. Даже странно: мы — Восток и Запад, а так легкомысленно дружны.
Расстались мы ближе к полуночи, когда «Ягуар» Барона подвез меня к станции «Черинг-кросс». Так я его попросил, в целях безопасности. На прощание он мне сказал:
— Жди бандероли. Месяца через два-три. Раньше не успею. Пришлю на ваш центральный почтамт — так мне удобнее.
Снова крепкое рукопожатие и взгляд людей, которым, может быть, не суждено встретиться снова.
Идя к своей гостинице, я думал над последними словами Барона: «бандероли», «почтамт» и особенно — «так мне удобнее». Да, и главное: почему через два-три месяца? Ведь собрать официальный материал можно очень быстро? Значит… Значит?! Значит, он будет искать действительно «по-ту-сторонний» материал?!
Визит в Англию был в июне, а в августе пришла бандероль, за ней с интервалом в неделю еще и еще одна. Тщательное изучение адресата-отправителя показывало, что высылали разные люди и из разных городов Англии. Мне было неясно: уловка ли это Барона или он кому-то поручал их отсылать.
Содержание бандеролей листов в сто-стопятьдесят состояло из «клиппов» по открытой печати и не только, согласно моему списку, но и шире. В каждой бандероли лежали листы какого-то доклада или обзора. Листы подкалывались к клише «клиппов» разрозненно. И только получив все три бандероли, я понял: Барон разъединил отчет о закрытом слушании специального комитета в конгрессе США вопроса о вооружении армий Америки и стран НАТО в перспективе на ближайшие двадцать пять лет, то есть до девяностых годов.
Отчет был озаглавлен: «Вооружение родов войск времен грядущей Третьей мировой войны и до 1990 года. Концепция».
Новая военная доктрина США исходила из того факта, что годы 70–80-е и далее будут периодами локальных войн. Где Америка должна заявить о себе как гаранте демократии во всем мире. Материал оказался весьма полезным, и, хотя задание не сняли, и это понятно — оно бесконечное, я поставил себе две «галочки»: одна — выполнение задания по главным задачам, а вторая — Барон начал работать. Весь вопрос теперь в том, как поддерживать с ним связь с территории Союза?
Короткий визит в Японию
В январе шестьдесят седьмого года началось мое оформление в Канаду для работы на «Экспо-67». Но до отъезда в эту страну мне необходимо было побывать в Японии, так как там меня ждали встречи с Фуруем и Хикари. И кое с кем еще.
Фуруй меня порадовал: он приготовил обширную информацию по смолам для нужд строителей подводных лодок с атомными установками и для производства твердых ракетных топлив. Передал он копию закрытого доклада американской фирмы на научной конференции по стратегии и тактике в области применения амберлитов.
Но меня особо интересовали ответы на вопросы, которые я поставил ему в прошлом году. Задание было конкретным и касалось использования амберлитов в атомных корабельных установках.