«
Секрет» Байрона в замке Шильон
Пока я пребывал в Швейцарии, и мы встретились с Бароном еще раз, как договорились, у замка Шильон. Туда я выехал из Женевы автобусом через два дня после встречи с Бароном в первый раз.
Дорога шла по северному берегу Женевского озера, и через час, миновав Лозанну, я оказался в курортном городке Виве, или, как его зовут в туристических буклетах, «городке величественных знаменитостей».
Здесь жил Пикассо и несколько месяцев назад скончался Чарли Чаплин. Мне из окна автобуса показали виллу этого гражданина мира от искусства.
Чаплину после похорон не повезло: будучи в Женеве, из газет я узнал, что гроб с телом великого артиста был с кладбища похищен и за него запросили огромный выкуп.
Таковы нравы Запада, думалось мне, и тогда мне в голову не могло прийти, что через двадцать лет на территории моей разобщенной страны будет процветать работорговый промысел, организаторами которого станет гордый народ «кавказской национальности».
Миновав Виве, автобус направился к городу Монтре, что в нескольких километрах восточнее. И вот из-за поворота виноградных холмов показался замок. Вначале он мелькнул вдали, занимая на далекой панораме место со спичечный коробок. Это было что-то красное с остроконечными крышами. Но чем ближе он появлялся на виду безлистовой виноградной лозы или на фоне озерных вод, тем значимее становились его башни и стены.
С высоты очередного холма стало понятно, что это крепость в крепости, с высокой цитаделью в центре замка. Причем в плане замок напоминал корпус корабля, который одним бортом пристал к берегу величественного Женевского озера. По внешнему виду было заметно, что замок-музей не бедствовал — все было в отличном состоянии: кирпич к кирпичу, камень к камню, покраска, чистота.
Я покинул автобус и вошел в ворота замка. Барон уже ждал меня на выложенном крупными плитами дворе.
— Как добрался, Максим? — приветливо окликнул меня Барон. — Приступаю к объяснениям — я ведь здесь не впервой.
Строительство замка было начато еще в начале средних веков, а сейчас здесь был этнографический музей. День был обычный, рабочий, и экскурсантов в этот апрельский день видно не было. Мы прошлись по двору, запрокидывая головы к галереям, на которых во время штурма толпились солдаты наемной армии феодала. Из одной части замка в другую вели еще одни ворота, но низкие, с массивными балками-затворами.
Неназойливые надписи-указатели помогали нам ориентироваться среди стен замка. Я обратил внимание, что Барон молча сопровождает меня, проявляя к замку сдержанный интерес.
— Николас, ты здесь бывал не раз?
— Когда еду в Альпы, то обязательно выбираю эту дорогу: Женева — Лозанна — Виве — Контре, а затем по пустынной горной дороге к перевалу Сен-Готард.
— Верно, это сказка — проехаться этой дорогой?
— Максим, мы можем проделать этот путь вместе, но придется заночевать в альпийской деревушке. Как предложение?
— Но… Николас?
— Мы найдем такое место, — понял меня Барон, заботясь о конспирации, — где у нас документов спрашивать не будут. Это я беру на себя.
Соблазн был велик, но и польза была значительной: я проведу с Бароном много часов рядом, что дает возможность не только сблизиться с ним, но и позволит глубже разобраться в истоках его желания работать с нами, возможностях быть полезным, а также детально обсудить задание на будущее.
В отношении «засветки» нашего путешествия я был спокоен: вышел ранним субботним утром, когда еще не было шести утра, и прошел по пустынным, но уже залитым солнцем улицам, скверам, паркам, набережным — то есть хорошо проверился и, не обнаружив наблюдения, сел на автостанции в автобус, идущий в сторону Лозанны.
Итак, решение было принято, о чем я сообщил Барону.
— Максим, у нас впереди целый день, а сейчас только что прошло девять часов. Давай сделаем так, — говорил Барон, взяв на себя роль организатора нашего путешествия, — в замке пробудем не более пятнадцати минут, думаю, этого достаточно.
Я радостно кивал, упиваясь распорядительностью Барона и думая о том, что этот человек, за что бы ни брался, делал это красиво и с удовольствием.
— Затем бросок к перевалу… через Оберальпы — Верхние Альпы. Спуск в долину на ночевку, а завтра: через Берн в Женеву. Ну как, Максим?
— Николас, я в твоей власти.
— Тогда — вперед!
Через минуту мы входили в зал церемоний, полукруглый потолок которого был облицован темными деревянными брусьями, неплотно прилегающими друг к другу. Они создавали эффект устремленности вверх. Пять огромных балок пересекали зал от стены до стены, выложенных крупной плиткой белого камня. Зал украшал огромный камин метра в два высотой, рядом с которым стояло холодное рыцарское оружие и утварь. Мебели не было, разве что два массивных резных стола среднего размера, пара таких же, под стиль ему, кресел и пара стульев около низкого резного комода.
— Максим, давай пройдем в зал правосудия, — предложил Барон, видя, что я увлекся средневековым оружием.
— Ага, уводишь меня от твоего хобби, — упрекнул я Барона.
— Да, увожу, чтобы не застрять здесь на час или два — это же мое слабое место, и я буду и могу говорить обо всем этом великолепии часами. Ты этого хочешь, Максим? — с деланным гневом спросил Барон.
Я потупил очи долу, представляя собой кающегося грешника.
В зале правосудия было много дневного света, который струился из полуовальных окон с видом на озеро, гладь вод которого просматривалась на километры с высоты третьего этажа. Судя по скату потолка, зал правосудия был последним из этажей.
— Почему «правосудия», Николас?
— Местный феодал правил здесь суд, а может быть, это было место сбора судей в этой части средневековой, еще не объединенной Швейцарии. Но суд явно был местный.
— Праведный? — спросил я с оттенком иронии.
— Да. Но в чью пользу! — коротко сказал Барон. — Одно можно сказать с уверенностью: свод законов Швейцарии весьма древен, хотя и моложе Британского.
— Смотри, Николас, — над камином, видимо, символ феодала, но уже с гербовым щитом, на котором флаг всей Швейцарии, — обратил я внимание Барона на еще один огромный камин.
— Думаю, Максим, здесь все сохранилось, как было лет двести назад, когда кантоны страны объединялись. Поэтому флаг страны с тех пор доминирует везде.
Зал был не столь велик, как просторен за счет эффектно устроенного потолка, цвета стен и светлого пола из выложенных плит. Тонкие колонны довершали устремление вверх.
Замок многократно достраивался и перестраивался, но вот Барон повел меня вниз. По тому, как меня он вел, я понял, что мы направляемся в подземелье. И ошибся, хотя и не совсем.
Мы пришли в тюремный зал, но какой! Во-первых, он был светел потому, что окна выводили на уровень воды в озере, а потому по потолку гуляли светлые блики и зайчики солнечного света. Во-вторых, это была часть замка, сохранившаяся с его первых дней. Правда, тогда это был, видимо, зал, одна из стен которого была простой скальной породой. Свод зала поддерживали лотосообразные вверху, массивные колонны, восемь вертикалей которых создавали ряд полукруглых сводов, плавно и крестообразно пересекающихся друг с другом.
— Максим, с этого места начинается замок Шильон, 1235 год. А теперь — смотри… — и Барон указал на верх колонны под потолком. — Там — надпись…
Я стал различать, сначала еле-еле, а затем все яснее: «Байрон», по-английски конечно.
— Здесь, Максим, в двадцатых годах прошлого века, незадолго до роковой поездки Байрона в Грецию, он был пленником местного феодала. Поместили сюда поэта за дерзость и независимый характер, обвинив его… в шпионаже.
При выходе из замка и прежде, чем ринуться в горы, мы перекусили бутербродами с сыром и вкуснющим местным молоком, которое продавали в розлив, ну совсем как в Подмосковье — так же, из бидона.
Бросок в горы… с приключениями
Арендованный Бароном автомобиль марки «остин», как он говорил — его любимый для поездки по узким дорогам, понес нас от замка вдоль правого берега Роны. Через полсотни километров мы свернули влево на север и все еще вдоль реки стали подниматься по склонам долины Мартинивилль.
Склоны то ли уже зеленели, то ли всегда были такими, но по ним там и сям бродили стада коров, чаще всего светлых тонов — от палевого до светло-коричневого. Крепкие и коротконогие коровы волочили вымя по траве, а может быть, она такая была высокая и густая?
Дорога была узкой, но асфальтированной. Местами на северных склонах оврагов и небольших ущелий еще лежал снег, отчего контрастность белого, зеленого и серо-скального радовала глаз.
Неожиданно нам повстречалось стадо, вернее стадная процессия: впереди шли козел и козочка, которыми «управлял» молодой парень в черной куртке с красной окантовкой и белоснежной рубашке, за ними шло пять коров, к рогам которых были привязаны крохотные елочки с искусственными цветами и лентами. Пропуская процессию, мы остановились и наблюдали, как из-за поворота выходили все новые палево-коричневые буренушки с веточкой ели, цветами и лентами на рогах. Глухо звякали колокольчики — главная гордость владельца коров.
Все это что-то означало, но мы были настолько увлечены картиной патриархальности, что не подумали спросить о значении всего этого действа. Так мы простояли, пока процессия не скрылась за поворотом. Что меня поразило, так это отсутствие коровьих «лепешек» на асфальте. Об этом открытии я спросил Барона.
— Культурная страна, Максим, — с коротким смехом молвил он, — а если серьезно, то отлично налаженный режим — поели, поспали и… Это хорошо не только скоту, но и людям — они более свободны в своем времени.
Дорога уводила нас все выше в горы. Как при виде с идущего на посадку самолета, под нами были красночерепичные домики, нанизанные на улицы и дороги. В центре городков и деревень выделялись белые башенки-колокольни церквей с обязательным циферблатом часов.