асстроенное лицо Барона, когда он высказывал свои «крамольные» мысли о будущем соцлагеря.
— Кстати, Максим, ты эту беседу, ну, о нашем будущем, обобщил?
— Да, Михаил Иванович, справка — в папке под названием «1956, 1968, 1980, 1992…»
— Это что еще за… коды?! — чуть не рявкнул генерал, явно смущенный фактом наличия более чем странной информации. — Зачем это?
— 1956 — Венгрия, 1968 — Чехословакия, 1980 — будет Польша, 1992 — … — Я сделал паузу, но затем решительно сказал, глядя генералу в глаза: — 1992 — мы, может быть мы. Я свободен?
И, не дожидаясь согласия генерала, вышел из кабинета.
Через несколько дней встретил генерала в коридоре, и он без тени эмоций сказал мне, чтобы я готовился к выезду на Запад с главной целью: встреча с Бароном, но под прикрытием операции «Схватка», как это было сделано в мой последний визит в Швейцарию.
Тревожный сигнал
Нельзя сказать, что я тяготился приказами свыше — наоборот. Меня окружали симпатичные мне люди, которых я квалифицировал, если можно так сказать, по двум признакам, но взаимосвязанным: добросовестное отношение к труду и доброжелательное отношение к людям. Это были заветы моего деда, который жил по этим нехитрым правилам, никогда не пытаясь их сформулировать.
Много это или мало? В отношениях людей? По-моему, вполне достаточно, чтобы один профессионал с удовольствием выполнял указания другого профессионала, даже своего генерала.
В легендарном Багдаде
В октябре я вылетел в Ирак, страну, в которой, как нам представлялось, можно было провести встречу с Бароном. Мы считали, что в эту страну он сможет добраться быстро хотя бы потому, что в доле бюджета Ирака значителен был доход от туризма, а значит, упрощался порядок оформления виз. Кроме того, речь шла о его визите на Багдадскую международную ярмарку.
На эту ярмарку я направлялся по линии прикрытия. Мой самолет вылетел за полночь. Пассажиров много и все места заняты потому, что рейс дальний: Москва — Тбилиси — Багдад — Бомбей — Дакка.
Через два часа, глубокой ночью, были над Тбилиси, городом моего начала жизни с Ниной. Почему-то минут двадцать мы кружили над городом, который внизу разбегался пунктирами огней вдоль улиц, реки и по склонам гор. Горы были под крылом и рядом, но только красные огни маяков напоминали об их близости.
Сели как-то неожиданно. Исчез город в огнях, и на самолет стала набегать синими светлячками ограничительных фонарей посадочная полоса. Мы оказались на плоскогорном аэродроме.
Видимо, это была та самая гора, на которой почти двадцать лет назад мы, мои коллеги по школе военных контрразведчиков и молодежь Тбилиси, заложили Комсомольскую аллею. Сорокаминутная остановка для дозаправки, и мы снова в воздухе.
Через два с половиной часа далеко на горизонте показалась светящаяся полоска, оказавшаяся городом. Вот уже заметно, как в темноте ночи на земле рассыпались миллионы мерцающих светлячков, от голубых до красных. С высоты в десять тысяч метров было видно, что город распростерся вдоль реки на многие километры.
Слева по ходу самолета уже начинало менять свои цвета небо. Темно-синий горизонт, почти черный у земли, через фиолетовый и коричневый цвета переходил в бирюзовый и снова терялся в темноте ночи.
Звезды были рядом, не мерцая.
Посадка. Рулежка к приземистому зданию аэропорта.
Светлеет. Солнца еще нет, но небо залито бирюзой. Пока шло оформление в таможне и с паспортами, стало совсем светло. Солнце было уже где-то рядом, под горизонтом, и его золотящее присутствие уходило в сторону, где должен был простираться Багдад.
Меня встретили, и на стареньком дребезжащем «москвиче» мы поехали к городу по прямому, уходящему острой спицей к горизонту, шоссе. Скорость — сто сорок! Водитель — инженер из торгпредства — беспрерывно сигналит. Я поглядываю на него. И он объясняет:
— В Ираке при езде на автомобиле следует исходить из неписаного правила: пешеход или водитель другого авто — «круглый идиот», и нужно ожидать самых неожиданных поворотов, доворотов или переходов на шоссе.
Шоссе разделено кустами, по виду напоминающими нашу акацию. По обочине — пальмы, пальмы и пальмы. Как позднее я узнал, их на этом кусочке аравийской земли — более тридцати миллионов.
Пыльно. Город встает передо мной в золотой дымке. Слева к нам приближается огромный пламенеющий силуэт с двумя минаретами мечети Аль-Шухада, которая была построена поляками, выигравшими конкурс архитекторов. Силуэт купается в запыленном воздухе, пронизанном золотистыми лучами солнца.
Мы въезжали в город с силуэтами домиков с плоскими крышами, и навстречу нам неслись театрально раскинувшиеся ветви пальм. Золотистая дымка придавала утреннему городу очарование.
Поселился я на втором этаже торгпредстского дома, окна которого выходили на тихую улочку. Чуть отдохнув, на том же «москвиче» перебрался в торгпредство, хотя до него было рукой подать. Быстрые формальности, и я предоставлен сам себе. Теперь нужно работать, а это означает, что первый визит должен быть на ярмарку.
Вставочный комплекс разместился на другом берегу Тигра. Это был типичный европейского типа городок для купли-продажи с развитой системой рекламы всего, что можно предложить потенциальному покупателю. Однако меня, побывавшего на сотне подобных выставок, здесь интересовала обстановка, которая могла способствовать либо затруднять мою встречу с Бароном.
Первое, что я сделал, так это зашел в регистрационный офис, который оказался крохотным помещением с невентилируемым воздухом. Меня спасло то, что я был одним из ранних посетителей первого рабочего дня ярмарки.
Цвета спелой оливы девушки, бойко говоря по-английски, быстро разобрались со мной, записав с моих слов место моего пребывания в Багдаде и «домашний» телефон, а на самом деле — торгпредский. Уходил я от этих приветливых особ с добрым чувством благодарности: сохранено время, и за какие-то несколько динаров я уносил пакет столь нужных мне бумаг о работе ярмарки.
В пакете меня перво-наперво интересовал план выставочного комплекса. Нашел нашу экспозицию: трактора, грузовики, станки, буровое оборудование, ткани, лес… От всего этого нужно держаться подальше, особенно когда дело дойдет до встреч с Бароном. Нашел на схеме информационное бюро и рядом почтовое отделение.
Почтовое отделение! Вот куда будет мой первый визит. И ноги уже сами понесли меня к нему, но я вовремя остановился: я еще не осмотрелся как следует, и лучше не торопить события. Осторожность — враг поспешности, удержала меня от этого шага — уже сегодня связаться с Бароном.
Целый день я посвятил изучению экспонатов, размещенных в душных павильонах и прямо под открытым небом. В общем — выставка как выставка; на таких мне пришлось перебывать в десятке стран и в сотнях городов.
Информационное бюро мне понравилось своим просторным холлом, где стояли десятки низких столиков и мягкие диваны. Прямо к этому холлу примыкали помещения делового центра — места для встреч. Уже в это первое утро было людно. Все говорило о том, что обстановка способствовала для контакта с Бароном именно в этом месте.
В гостинице я разобрался с содержимым пакета обстоятельно. Когда мне передавали в регистратуре его, я вспомнил, что девушка внимательно расспросила меня об основном бизнесе моей фирмы. Узнав, что это импортная фирма, что-то заполнила на картонной карточке и вложила в пакет.
Теперь карточка была передо мной. Это было приглашение на прием по случаю работы ярмарки, которое устраивало министерство экономики страны, причем в первую пятницу, то есть на четвертый день от сегодняшнего.
Кроме этой карточки в специальном конверте лежало несколько визитных карточек государственных чиновников и представителей фирм. Это меня обрадовало, ибо в Багдаде я никого не знал ни среди делового люда, ни в торгпредстве. Моя легенда визита в эту страну была предельно проста — посещение ярмарки, естественно, в интересах моей фирмы «Химмашимпорт».
Я любил изучать визитные карточки, называя работу с ними «раскладыванием пасьянса». Среди них я отобрал три: один чиновник из промышленного департамента и двое служащих машиностроительной фирмы. Этого было достаточно, чтобы создать видимость деловой активности. При этом учитывалось, что появятся связи из павильонов европейских стран.
В комнате прохладно — работает кондиционер. Гостиница вступила в строй лишь полгода назад, в марте. Я подошел к окну.
Вдаль уходили множество плоских крыш и силуэты домов с более высокими очертаниями. Кое-где возвышались минареты и цветные, с преобладанием голубого, купола мечетей. И везде пальмы, мощные стволы которых в изогнутой грации хорошо контрастировали с геометрически правильными стенами арабских домов.
Слева, в двух-трех километрах, — стальная труба с огромным факелом — «лисьим хвостом», верным признаком нефтеперерабатывающего завода. Даже в ярких лучах солнца его огонь бросал тревожные блики на все окружающее. Огонь символизировал сегодняшнее богатство Ирака — нефть, дающая девяносто процентов дохода страны.
Спать лег рано, но и рано проснулся — захотелось побывать на улицах раннего города. Казалось, второй день я в Багдаде, но еще не присмотрелся к главному — его людям. Вчера чувства были притуплены дальним перелетом, ранним прибытием, заботой с выставкой.
Утро. Но ощущение, что город уже давно проснулся. Люди снуют по-деловому. Много машин и пешеходов. Среди по-европейски одетых мужчин и женщин мелькают арабские наряды: галабии — у мужчин и черные бурнусы-накидки — у женщин. Вокруг смуглые лица с правильными чертами. На улочках и дорогах водители и пешеходы, как мне показалось, относятся друг к другу с полным пренебрежением, но при этом — ни жеста грубости или слова, даже взгляда. Это их мир, суетный, но их.
От столкновений на широких магистралях спасают «лежащие полицейские» — этакие возвышения в полметра поперек улицы в местах их пересечения друг с другом.