из букв и цифр. Это позднее мы стали прибегать к громким именам, похожим на клички. А связано это будет с тем фактом, что мы стали выходить открыто на рынки продажи оружия. А тут: проекты крейсеров типа «Петр Великий» и «Юрий Долгорукий» — ну это куда ни шло, все же корабли. Ракетные комплексы «Точка», «Луна» и «Тунгуска», система ПВО «Фаворит» и, наконец, танк «Черный орел».
— Николас, это же целый зверинец! О наших задумках им известно все?
И мне подумалось, что не дезинформация ли это с нашей стороны? Такое обилие техники, фактически однотипной и одного назначения, — нужно ли это? В реальном мире? Но Барон говорил о другом.
— Обрати внимание, Максим, на модификации! Например: «Луна» и «Луна-М». Ее ракета за сто километров попадает в бочку.
— Значит, все же идет утечка сведений.
Но теперь мои сомнения начал подкреплять Барон.
— Может быть, Советы организуют эту утечку сами? Тому есть примеры в вашей истории с Западом, Максим. Вспомни хотя бы великий блеф Хрущева с русским отставанием в делах МКБР — межконтинентальных баллистических ракет.
Может быть, мы оба правы в отношении блефа, но доложить следует — военные контрразведчики разберутся.
— Возьми еще одну папочку — это для истории. Здесь полсотни страниц о диверсантах «Тайной армии» Черчилля. Три тысячи солдат были готовы встретить врага в случае оккупации Британских островов Гитлером. И еще: достоверная справка на жену сына Черчилля, которая по просьбе премьер-министра Англии в годы Второй мировой войны вела сбор сведений, пребывая в постели эмиссара Рузвельта в Лондоне. Черчилль называл ее «бесценным сокровищем и благословением Англии».
Теперь уже все материалы оказались у меня (а затем в Москве). А пока мы расслабились. Последним в деловом разговоре было сказано:
— Максим, я готовлю кое-что любопытное и надеюсь передать тебе в Европе.
— О чем пойдет речь?
— Все та же тема: Штаты над миром, в частности над их союзниками. Соберу, а ты найди способ забрать это, но только лично сам… Без посредников.
Мы уже были в Багдаде, и машина катилась вдоль набережной. В ее открытые окна проникал запах жареной рыбы и специй. Все это готовилось на мангалах, причем рыбу, как говорила реклама, ловили якобы прямо в Тигре.
Нас с Бароном арабский стиль ужина на топчане не устраивал, и мы стали искать полукафе, полуресторан, но у реки и на свежем воздухе.
— Николас, давай возьмем что-либо экзотическое? — подталкивал я Барона к местной кулинарии. — Ведь в Японии ты, как и я, пробовал все, что плавает, летает и ползает, я уж не говорю о том, что бегает. Например, корейское блюдо из…
— …из собачки, Максим? Согласен… про Японию. А здесь, что может быть здесь особо экзотичное?
— Ты не очень хочешь иметь дело с не совсем опрятными арабами?
— Что-то вроде этого, и еще — запахи, которые аппетита не усиливают.
— Ну, Николас, я не знал, что ты шовинист… в отношении национальной кухни народа бывшей колонии Британии.
— Вот именно: желудочный националист и шовинист, — со смехом молвил Барон.
— Я смотрю на все это по-другому: если миллионы иракцев едят что-то, то и я могу.
— Хотя бы — миллиарды, но чувство брезгливости я преодолеть не могу, — стоял на своем Барон.
— Хорошо, Николас, сделаем так: только хорошо прожаренное.
— И с виски, — откликнулся Барон.
На том и порешили, останавливаясь у полукрытого павильончика, за столиками которого сидело несколько европейских лиц. Это было место, посещаемое и даже популярное среди «белых людей».
Через несколько минут мы сидели возле каменной стенки набережной, и внизу под нами плескались воды древней реки. Как это я заметил, чаще всего поверхность воды была гладкой — ни ветерка. Как в зеркале, в реке отражалось все, что было на берегу. К середине реки оставалось место для темного неба, а с того берега в воде отражались приглушенные огни вокруг дворца и пальмы, темными силуэтами выписанные на набережной. Веяло прохладой большой водной массы.
Два бокала со льдом и доброй, не по-европейски большой порцией виски стояли перед нами. На глазах стекло бокалов запотевало все больше и больше. Хотелось прикоснуться к их прохладной поверхности, и я это сделал, потирая бокал так же, как горячую кружку с кофе после мороза на улице.
— Максим, — отхлебнув питие, воскликнул Барон, — отличный виски, настоящий «Джонни Уокер»! Пробуй скорей — освежает.
Я взболтнул виски — ледяную смесь, ускоряя охлаждение и разбавляя содержимое прохладной влагой. И оттягивал глоток в ожидании приятных ощущений.
— Весьма и весьма, Николас! То, что надо для такого вечера и после такого дня… посреди пустыни, хотя и под тенью пальм, — начал я философствовать, вызывая Барона на пикировочный поединок.
Барон задумчиво смотрел на другой берег Тигра, где просматривался президентский дворец. Панорама умиротворяла нас, и он вертел бокал в руках. И чисто по-английски и по-джентльменски помешивал лед в бокале пальцем. На пикировку он пока не отзывался.
— Николас, ты — джентльмен стопроцентной пробы. Даже льдом пользуешься по-джентльменски.
— А ты типичный русский чолдон, — выговорил Барон последнее слово чисто по-русски, то есть через «о». — Обязательно торопишься поделиться со своим ближним наблюдениями.
— Нет, Николас, это я изучаю быт и нравы других народов. А к Англии я особенно неравнодушен.
— И все равно — ты чолдон!
— Так! — начал я радоваться, что завел Барона, — «Чолдон»? Ты хоть знаешь, что это слово означает? Или только слышал о нем?
— Знаю. Мы с тобой говорили о Достоевском, который видел в каждом русском татарина. А чолдон — это еще хуже!
— Хуже, и не чолдон, а чалдон, Николас, — уточнил я.
— Хуже, — уверенно произнес Барон — это смесь русского с местными аборигенами.
— Отлично, Николас. Один-ноль в твою пользу. Что будем заказывать?
— Ты же предлагал что-либо из местного, аборигенного? Заказывай!
Я махнул рукой, и к столику приблизился официант, с готовностью, но без тени заискивания или подобострастия. В том числе и к иностранцам. Народ в Ираке раскован в общении, и никаких намеков на принижение себя, даже в случаях обсуждения рыночной сделки. Достоинство без тени высокомерия — так было и сейчас.
— Что-нибудь местное, пожалуйста!
— Рыба?
— Местная?
— Из Эль-Тигриуса, — показал официант на реку. Я взглянул на Барона, но тот покачал головой.
— Нет. Что еще?
— Стейк?
Этого не хотел я. И тогда стал настаивать на экзотике, помогая себе даже руками. Наконец, он понял и сказал:
— Шип эгс, сэр?
— Корабельные яйца? — переспросил я, и официант закивал, но вмешался Барон.
— Не «корабельные», а бараньи, дорогой Максим. Не «шип», что означает «корабль», а «ши-ип» — овца. Чему тебя только учили на английских уроках? — ехидно спросил Барон.
— А ты будешь? — спросил я Барона.
— Почему нет. В Японии я ел змею, саранчу и собаку. Попробуем. Как ты?
— Я — с удовольствием: будет что рассказать.
— Особенно в женской компании, Максим, — еще раз съехидничал Барон. — Теперь уже один-два в мою пользу.
— Почему два и в твою?
— Твой провал с английским, но выигрыш с… яйцами. Пока два-один, Максим.
Крыть было нечем, и я встал, подошел к стойке бара и заказал еще виски.
— Зачем вставал — позвал бы официанта? — спросил Барон.
— Так — надежнее.
— Надежнее в чем?
— Скрыть смущение от проигрыша, — ошарашил я Барона, который только замотал головой от такой логики.
Нам принесли виски, но Барону — двойное. Он поднял на меня глаза, а я показал на свой и поднял один палец, затем, указав на его бокал, поднял два пальца.
— Один — два!
Он все понял и произнес по-русски:
— Пуская тебя будет жалко! Понял, Максим!
Я обрадовался и воскликнул:
— Теперь: два-два, Николас!
— Почему?
— За твое знание русских поговорок: «пускай тебе будет хуже!» Вот так-то, сэр! — съехидничал я.
Пикировка продолжалась и вносила колорит в наш теплый вечер, фактически, может быть, прощальный — никто из нас не знал: будет ли встреча еще раз.
К блюду аборигенов придавалась зелень, кечап, ассорти из перца, лука и еще чего-то мало нам известного, но весьма острого.
— Знаешь, Максим, я бывал на Востоке — здесь все жирное и зелень острая. Готовься к «пожару» в желудке и потому не увлекайся.
— Зальем «пожар» виски, — риторически произнес я и замолк.
К нам торжественно шел сам повар, о чем свидетельствовал его белоснежный колпак. Он нес блюдо с чем-то, горящим голубым огнем. Через несколько секунд повар ловко разделил, точнее, раскатал «блюдо аборигенов» по нашим тарелкам, оставив несколько штук на блюде.
Меня интересовал пока не вкус, а размер.
— Ничего особенного. Обычный размер, — сделал паузу Барон, — с утиное…
— Может, нам не повезло? — чуть не поперхнувшись виски, уточнил я. — Нам принесли от… ягненка?
Я не помнил, как по-английски ягненок, и просто сказал: «бэби шиип». На что Барон решительно пододвинул к себе тарелку и сунул в рот кустики зелени. Видимо, для профилактики.
По вкусу «экзотика» оказалась не особенно экзотичной — очень нежное, возможно куриного вкуса мясо. После «экзотики» мы попросили сыр ассорти и отвели душу с крепким кофе.
Уходить не хотелось. Самолет Барона был утром. Столики рядом пустели — город ложился рано. Потянуло на серьезный разговор.
— Николас, удалось решить вопрос по оружию древних поселенцев Двуречья?
— Кое в чем разобрался, кое-что пришлют позднее. Особенно интересны фотографии стел с фигурами воинов и их оружием.
— Мне кажется, Николас, что на приеме в честь работы ярмарки ты был с арабом — историком? Коллегой? Он — местный?
Мы не говорили, что видели там друг друга, без слов понимая необходимость не афишировать наше знакомство на людях.
— Этот араб — душа национального возрождения культурного наследия древней земли. Умница и большой знаток вавилонской цивилизации. Его узкая тема — Александр Македонский.