— Я ознакомился с твоей запиской «1956, 1968, 19…» и так далее. Две точки можно соединить прямой, но не дай Бог, если она будет продолжена. Не дай Бог, Максим! До третьей, а это, судя по бумагам Барона, Польша и неизвестная четвертая, в 1992 году?! Не дай Бог!
— Тогда, Михаил Иванович, или мы прохлопали это дело как разведка… или ошибаемся?!
— Не береди душу, Максим.
Я понял, что сообщения от Барона и, возможно, не только от него, тревожат душу добросовестного генерала. Более того, думал я, а вдруг он в этом вопросе один? Один воюет с каменной стеной… равнодушия? Или профессиональной безответственности!
«Контрольный эксперимент»
Мой генерал нервничал. Как я понимал, информация, которую условно можно было бы назвать «1956–1992?», о сверхсекретных мерах американцев против стран социализма тревожила его профессиональное сознание и чутье. Он понимал, что соприкоснулся с угрозой, которая может быть опасностью для Советского Союза, причем такой, с которой наша страна не сталкивалась никогда. Его профессионализм требовал действия.
— Думай, Максим, как выехать в Лондон, тем более что по линии операции «Схватка» это необходимо: нужно проверить, не обмениваются ли канадцы сведениями о «московском агенте» с англичанами.
— После моего визита в Штаты мы поняли, что там обмен такой информацией между канадской спецслужбой, ЦРУ и ФБР налажен. Американцы информировали канадцев о моем визите в Нью-Йорк. До этого, побывав в Бельгии и ФРГ, выяснилось, что канадцы с их спецслужбами не контактируют, по крайней мере, по моему вопросу, — напомнил я генералу.
— Вот и попытаемся «убить двух зайцев»: под прикрытием операции «Схватка» поедешь в Лондон и получишь материалы от Барона. Ищи предлог выезда в Англию по «крыше», Максим!
И я начал искать, что было несложно. Англия была крупнейшим партнером «Химмашимпорта». После Германии ее фирмы занимали второе место в поставках в нашу страну химического оборудования и ноу-хау. Поэтому любой человек, который приезжал в Англию по линии «ХМИ», был «на вес золота» — английские бизнесмены его уважали. В стране трудились наши приемщики, которые выдавали разрешения на отправку готовой английской продукции в Союз — это тысячи грузов. Людей с нашей стороны не хватало.
Поэтому выезд по линии Внешторга возражений не встретил, даже наоборот. Почему «наоборот»? Дело в том, что, бывая за рубежом, я всегда загружал себя максимально по линии Внешторга, а это десятки переговоров и подписаний контрактов. Это работа с приемщиками оборудования и сбор конъюнктурной информации. Наконец, это контроль за действующими контрактами по качеству работ и срокам.
Такой работой я не тяготился и, как эксперт при главе «ХМИ», вполне оправдывал свое положение в иерархии сотрудников моего Внешнеторгового объединения, а проще — фирмы.
Большая загрузка в Англии мне была важна еще и потому, чтобы прослыть в глазах местной наружки «занятым официальными делами клиентом».
Когда генерал говорил, что под прикрытием операции «Схватка» я окажусь в стране, то есть Англии, имелось в виду прикрытие для действий по линии ГРАДа в работе с Бароном. Но в тот момент ни он, ни я не предполагали, что формальное решение моего руководства в разведке работать в Англии по линии операция «Схватка» и ГРАДу окажется прикрытием еще нескольких оперативных дел, включая работу с еще одним источником и выполнением еще одного весьма щепетильного задания. Так к «двум зайцам» присоединились еще «два».
Сейчас идет разговор о Бароне, поэтому я не буду затрагивать вопросы работы по другим «зайцам», хотя отмечу, что один из них повлиял на мое появление в Лондоне именно в июле.
На меридиане Гринвича
Итак, в первых числах июля я ступил на знакомый мне бетон посадочной полосы аэропорта Хитроу, главных воздушных ворот Лондона и Британии в целом. Как и прежде, я остановился вблизи Британского музея, который собирался использовать для снижения ко мне интереса наружки — кому охота торчать рядом с музеем, в котором бродит до полного изнеможения и закрытия русский коммерсант, да еще занятый по горло делами на английских фирмах в дневное время.
В тот день у меня после обеда выдался свободный день. Около трех часов дня я покинул прохладные залы Британского музея и пешком прошел к Трафальгарской площади с Колонной адмирала Нельсона и, минуя Пикадилли, вышел на набережную к мосту Воксхолл. Здесь меня интересовала Тейт-гелари — собирательница лучших картин и скульптур национальных мастеров Британии.
Еще по дороге к этому месту я понял, что наружки, кажется, нет. Но нужно было убедиться в этом окончательно. Галерея давала возможность сделать это, так как практика работы лондонской наружки предусматривала наблюдение за русскими во время их визита в такие места. По имеющимся у нас сведениям, МИ-5, английская контрразведка, считала выставочные залы местом моментальных встреч русских разведчиков с их источниками — носителями секретной информации.
В залах трудно маскироваться, и наружка дала бы о себе знать, но ее не было.
Время приближалось к пяти часам. Нужно было перехватить Барона дома между пятью тридцатью и шестью вечера. Я знал, что в вопросе вечернего ритуала он был педантом: в пять тридцать — приезд домой, до шести — ужин, естественно, легкий, как говорят англичане: «завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу». И «Барон» отдавал дань привычке — сверхлегкий ужин.
Еще следуя в Тейт-гелари, я выбрал маршрут таким образом, чтобы пройти по Бейкер-стрит и мимо дома знаменитого сыщика. С помощью его «имени» я собирался подстраховаться с телефонным звонком к Барону.
История знакомства с этим местом восходит к шестьдесят шестому году, когда я первый раз встретил Барона за границей. Правда, Барон к этому событию не имел отношения.
Дело в том, что тогда для меня быть в Лондоне и не посетить Бейкер-стрит казалось непростительным. На этой улице в доме 221-б английский писатель Артур Конан Дойл поместил в своем воображении знаменитого книжного сыщика.
Сегодня меня интересовала гостиница «Отель Шерлока Холмса», что вблизи квартиры сыщика.
Историческая справка
Но прежде несколько слов о самом посещении «исторических» мест, связанных с именем Шерлока Холмса, в которые входили: его квартира, «Покои доктора Ватсона», «Отель…» и «салун» при нем, естественно, и сама улица Бейкер-стрит.
Дом сыщика появился в тридцатых годах — номер его писатель просто выдумал. Он так и умер, не узнав, что на улице действительно появится дом с таким номером.
Когда в этот дом въехала фирма, то в ее офис полетели письма на адрес… Шерлока Холмса. Почты было столько, что фирма решила выпустить брошюру, в которой говорилось «о ее особом отношении к прославленному сыщику».
Так в офисе фирмы появилась секретарша мистера Холмса, которая в пятидесятых годах отвечала на письма читателей: «Мистер Холмс попросил меня ответить от его имени…», «Мистер Холмс сейчас на отдыхе…», «Мистер Холмс разводит пчел в графстве Суссекс…»
Милая игра для детей и взрослых согревала душу сотням гражданам этой страны и, возможно, во всем мире…
…Так вот. В тот день меня особенно интересовала таверна-салун на углу здания «Отель Шерлока Холмса», где под предлогом посещения кабинета-музея сыщика я хотел позвонить Барону. Именно из этого места. Почему? Еще в первый «визит» к Шерлоку Холмсу я узнал, что старинный телефон на столе в его кабинете… натурально работает.
Это была форма уважения к посетителю, который приобщался к сыщику, звоня из его кабинета своим родным, знакомым, друзьям. Но это была и отличная реклама всему, что связано с сыщиком, а конкретно — владельцу таверны-салуна.
Я знал, что ровно в пять вечера таверну атакуют вырвавшиеся из недр близ лежащих деловых зданий чиновники, клерки, деловой люд. Тогда, десять лет назад, войдя в дверь таверны, я уперся в спины людей, которые плотной толпой стояли по всему залу. Люди ели, пили и громко разговаривали. Шум стоял неимоверный: смех, шутки, выкрики — джентльмены радовались окончанию очередного рабочего дня.
И вот теперь я столкнулся с прежней атмосферой, и, как это было тогда, из-за стойки на другом конце зала на меня обратил внимание бармен, краснощекий упитанный мужчина в традиционном белом фартуке. И снова он о чем-то спрашивал меня, делая пальцами какие-то знаки. Я кивнул, и бармен успокоился. А через секунду в мою сторону поплыла тарелка с чем-то съестным и огромная кружка пива. Бармен, встретившись с моим взглядом, указал на «мою» тарелку.
Пока она оказалась у меня, я уже был втиснут внутрь зала. На тарелке, точь-в-точь как десять лет назад, лежал изрядный кусок ростбифа, пара картофелин и кусочек оранжевой моркови. И опять та же проблема: как есть в такой давке? И тем более — пить?
Но деваться было некуда, и я стал осторожно орудовать вилкой с двумя зубцами. Направление взял к лестнице, которая вела на второй этаж, в заветный кабинет сыщика.
Шаг за шагом — и через несколько минут меня вынесло к желанной лестнице. Я прямо с тарелкой поднялся наверх, где оказался в окружении знакомых с детства вещей: бумажка с шифрованной записью из «пляшущих человечков», заспиртованная змея из «Пестрой ленты», а на стене — горящая фосфорными глазами собака Баскервилей… Я был снова в мире большой доброй игры, созданной руками англичан.
Здесь я не торопясь стал ждать пяти тридцати и, когда стрелки подошли к нужному месту, поднял трубку телефона, конечно, с некоторым благоговением.
Гудок, другой, третий и еще несколько гудков. Жду — и дожидаюсь: в трубке голос Барона.
— Николас, привет, старина! Жажду видеть тебя. Когда? Позвоню еще раз, вернее всего дня через три. Здесь буду еще с неделю. А может быть, позвоню и завтра.
— Хорошо. Жду звонка… Завтра.
Через три дня было воскресенье. Весь день был подчинен прогулке по Лондону, правда только после обеда. С утра фирма-клиент отвезла меня за город, где я смог убедиться, что наружка отсутствует.