вное движение обычно начинается не раньше десятой или одиннадцатой недели. После этого малыш быстро осваивает множество сложных и всё более индивидуальных движений. Младенцев в утробе матери фотографировали, когда они почёсывали нос, сосали большой палец, поворачивали голову и потягивались. Поскольку плод в возрасте десяти или одиннадцати недель не только двигается, но и делает это целенаправленно, возникает вероятность того, что эти слабые ЭЭГ-сигналы – мозговые волны – на втором и третьем месяце свидетельствуют о его активной умственной деятельности. Если бы ребёнок находился в это время по ту сторону жизни, интерпретация его электроэнцефалограммы была бы аналогичной. Как отмечает американский врач-гинеколог Бернард Натансон в своей известной книге «Абортирование Америки»[19], нерождённый малыш соответствует всем критериям жизни, разработанным Гарвардской медицинской школой. Эти требования, известные как Гарвардские критерии, были сформулированы в конце 1960-х годов, чтобы помочь врачам определить грань между жизнью и смертью в свете последних достижений в области медицинских технологий.
Четыре признака смерти: отсутствие реакции на внешние раздражители; отсутствие глубоких рефлексов; отсутствие непроизвольных движений или дыхательных усилий; отсутствие мозговой активности. Эти физиологические ориентиры – лучшее, что нам удалось разработать, поскольку такие понятия, как эго, дух, самость, душа – как бы мы ни называли жизнь – находятся далеко за пределами возможностей наших измерительных приборов. Тот факт, что нерождённый ребёнок по всем четырём критериям считается живым, заставляет задуматься о нашем сегодняшнем отношении к абортам.
Это вовсе не означает, что я выступаю против абортов. Ослабление юридических ограничений на них в начале 1970-х годов было, безусловно, мудрым решением. Я считаю, что женщина сама должна решать, иметь или не иметь ребёнка. Ведь это её тело и её разум, и окончательное решение о том, как ими распоряжаться, должно оставаться за ней. Более того, недопустимо принуждать женщину, которая не хочет становиться матерью, к вынашиванию и рождению ребёнка, поскольку этот опыт может оказаться губительным как для неё, так и для младенца. Кроме того, легализация абортов вывела их из подполья и передала в руки профессиональных медработников.
Тем не менее меня беспокоит то, как лёгкий доступ к этой процедуре изменил наши взгляды на жизнь. Одним из показателей этого является огромное количество абортов, которые делают с целью контрацепции. Зачастую это происходит не столько из-за неосторожности, сколько из-за недостатка образования, так как большинство женщин, прерывающих нежелательную беременность, либо очень молоды, либо очень бедны, либо и то и другое вместе взятое. Более качественное половое воспитание в школе, дома и в клиниках могло бы предотвратить многие такие беременности. Исследования показывают, что из-за недоступности этого образования для тех, кто в нём больше всего нуждается, значительное количество абортов делается по контрацептивным причинам. Доктор Марлин Хантер, изучив более 600 женщин, обратившихся по поводу прерывания беременности в одну из небольших муниципальных больниц, установила, что 70 % из них делали аборт по этой причине. Психиатр Элоиза Джонс получила аналогичные данные: из 500 обследованных ею женщин 80 % не использовали никаких средств контрацепции, когда забеременели.
Ещё более тревожным выглядит использование абортов в качестве средства выбора пола. Благодаря современным технологиям мы можем определить пол ребёнка на ранних сроках беременности. Согласно данным генетических консультантов нескольких медицинских центров, опубликованным в журнале Американской медицинской ассоциации, некоторые пары начали использовать полученную информацию для выбора пола своих детей. Они даже настаивали на аборте, если плод оказывался «неправильного», по их мнению, пола – обычно женского.
К счастью, подобные взгляды всё ещё довольно редки в нашем обществе. Из моего опыта консультирования я знаю, что большинству женщин решение об аборте даётся нелегко; оно связано с душевными переживаниями и угрызениями совести. Необходимо приложить максимум усилий, чтобы семья, друзья, врач и общество облегчили эти страдания. В то же время я считаю, что женщине следует понимать, что речь идёт не просто о комке инертных клеток, а о зарождении новой человеческой жизни. Сторонники абортов утверждают, что такое отношение является предвзятым и несправедливым. Но несправедливым по отношению к кому? Если бы женщине предстояла опасная для жизни операция, ей бы подробно объяснили все возможные риски. Пациенты борются за своё право на информированное согласие уже много лет, так почему оно не должно распространяться и на аборты? Если врач может уделить несколько минут на объяснение того, как он планирует удалить лишний орган, например аппендикс, то не должен ли он – и мы вместе с ним – уделить равное внимание такому важному решению, как сделать аборт?
Это не означает, что не существует законных оснований для прерывания беременности. Ответственность за злоупотребление этой процедурой тоже не лежит исключительно на женщинах. Мужчины мало интересуются и редко берут на себя ответственность за последствия своих сексуальных отношений. В большинстве случаев они ожидают, что женщина сама позаботится о контрацепции, а если понадобится, то и об аборте. Мужчина готов активно участвовать в принятии решения об аборте только тогда, когда он состоит в браке или серьёзных отношениях с женщиной. Однако этого недостаточно.
И сторонники, и противники абортов предоставляют консультационные услуги женщинам, оказавшимся перед сложным выбором. Однако зачастую их главной целью становится привлечение на свою сторону, а не желание дать объективный совет. Чтобы принять взвешенное решение, женщина может обратиться к обоим лагерям, чтобы сформировать собственное мнение. Наилучшим помощником в такой ситуации может стать чуткий и понимающий семейный врач, акушер-гинеколог, психиатр или акушерка. Как известно, найти таких специалистов не так уж просто.
Решившись на аборт, женщина должна быть уверена, что эта процедура в целом безопасна и редко сопровождается серьёзными эмоциональными и физическими осложнениями. Согласно результатам одного из последних американских исследований, менее одного случая из тысячи абортов является причиной серьёзного эмоционального расстройства. В английском докладе приводится ещё более низкий показатель, согласно которому частота возникновения синдрома, известного как постабортный психоз, составляет всего 0,3 случая на тысячу легальных абортов. Это не только крайне низкое значение само по себе, оно существенно ниже, чем показатели частоты послеродового психоза – примерно 1,7 случая на тысячу родов.
В последнее время искусственное оплодотворение суррогатной матери стало доступным вариантом для семейных пар, где жена не может забеременеть. Примерно за 20 тысяч долларов доктор Ричард Левин, глава Ассоциации суррогатного родительства в Луисвилле, организует процедуру, при которой женщина будет оплодотворена спермой мужа, выносит ребёнка и передаст его паре сразу после рождения. Первый младенец, рождённый по такому методу, появился на свет в ноябре 1980 года. Я не сомневаюсь, что со временем таких детей станет гораздо больше.
Медицинская сторона вопроса уже решена: процедура искусственного оплодотворения проста, доступна и безопасна. Тем не менее существуют некоторые юридические нюансы, которые требуют внимательного рассмотрения. Прежде всего, остаётся неясным, кто является законными родителями ребёнка: супружеская пара или муж и суррогатная мать. Действующие контракты обязывают передать новорождённого на усыновление паре, однако многие юристы утверждают, что суды не имеют права отбирать его у биологической матери, даже если это противоречит условиям контракта. Анжела Холдер, руководитель программы Йельского университета по праву, науке и медицине, подчёркивает, что «в США нет ни одного суда, который поддержал бы такой контракт, если суррогатная мать решит оставить ребёнка себе». Джордж Аннас, профессор права и медицины из Бостонского университета, также убеждён, что пара, решившая отказаться от ребёнка из-за его физических дефектов, умственной отсталости или по любой другой причине, может без труда расторгнуть свой контракт.
Даже если бы эти юридические неурядицы удалось разрешить, возникает вопрос: разумно ли использовать суррогатную мать? Безусловно, в таком случае бездетная пара получает младенца, который биологически (по крайней мере, наполовину) принадлежит им, и я могу понять, почему некоторые пары предпочитают этот вариант усыновлению. Тем не менее стоит задуматься о мотивах женщины, которая соглашается стать суррогатной матерью. Делает ли она это потому, что получает удовольствие от беременности, или исключительно ради финансовой выгоды? Я подозреваю, что в большинстве случаев главная причина – это деньги. Суррогатная мать, естественно, будет сопротивляться установлению эмоциональной связи с ребёнком, которого она вынашивает. В противном случае впоследствии ей будет слишком тяжело от него отказаться. А на какие жертвы готова пойти такая мать ради своего младенца? Бросит ли она курить и употреблять алкоголь, будет ли следить за своим питанием? Выберет ли она естественные роды, даже если они будут более болезненными, или предпочтёт обезболивающее и анестетики, невзирая на их негативное воздействие на младенца? Позволит ли она себе любить и уважать жизнь внутри себя в сложившихся обстоятельствах?
Защитники суррогатного материнства могут утверждать, что тщательный отбор и постоянный мониторинг кандидаток способны минимизировать все потенциальные риски. Возможно, это и так, но до тех пор, пока научно не будет доказано, что такие меры действительно эффективны, я считаю, что необходимо обеспечить дополнительные гарантии для регулирования этого направления.