А с запада к телу покойной уже слетаются вороны, падкие на падаль. Смотрим на линии, которые образуют летящие птицы и дым из трубки городового. Где они сходятся? Там, где находится лоно покойной.
Перед нами не смерть, а новое рождение. Нет картин тления и бренности тела, ведь душа бессмертна.
Проститутка Фанни отказалась от денег, сбежала из студии, когда узнала, что с нее пишут образ Девы Марии. Она считала себя погибшей, порочной, недостойной. Но билет в Рай уже после смерти ей выписал художник Василий Перов, создав свой шедевр. И образ безвестной московской набожной проститутки превратился в одну из самых трогательных и лиричных картин русского изобразительного искусства XIX века.
Уже за одно это полотно Василия Перова можно считать гением, но это было только начало. Художник создал еще не один шедевр. Для меня это портрет Достоевского и «Христос в Гефсиманском саду», но об этом уже в следующей книге.
Глава 11Против всех
История далеко не всегда бывает справедлива. Нам кажется, что время все расставит по своим местам и отметет шелуху, оставив только настоящие произведения искусства. «Кажется» в последнем предложении, пожалуй, самое важное слово. У вечности нет никаких намерений относительно нас. И как ни горько сознавать это, но так и есть. Столько в истории незаслуженно забытых или полузабытых художников, писателей, музыкантов… Последнюю главу я хочу посвятить тому живописцу, которого считаю величайшим мастером изобразительного искусства из всех когда-либо живших в России.
В залах Третьяковской галереи, где сегодня выставлены его картины, почти нет людей, экскурсии проходят мимо (спешат к Репину), забредет кто-то, но у его главной картины надолго не остановится. К слову, я и сам познакомился с ней случайно. Не на уроке мировой художественной культуры, не на занятиях в институте. Эту картину, которая въелась в сознание и больше никогда не отпускала, я встретил ненароком. Просто полотно «Голгофа» кисти Николая Ге было использовано в качестве оформления обложки одного из изданий «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова.
Николай Ге «Голгофа»
Книга у меня давно была уже в нескольких экземплярах, но пройти мимо этого издания я просто не мог. Потратил на него свои скромные студенческие деньги, лишив себя обеда, приехал домой и стал разглядывать обложку. Была в ней какая-то тайна, что-то завораживающее. Никогда ничего подобного я не видел у передвижников, этих мастеров реалистического искусства. И правда, смотришь на картину «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», а потом на «Голгофу», и сложно представить себе, что это произведения одного и того же человека.
Почему так вышло, что этот художник французского происхождения со странной фамилией Ге, за свои последние полотна получавший только негативные отзывы критиков, перебравшийся из столицы в деревню, где работал печником, так упорно продолжал свои эксперименты в живописи, почему его не отпускала история Христа, и он стремился сделать все, чтобы его картины буквально кричали? И почему Лев Толстой, вообще отрицавший существование Сына Божьего, увидев «Распятие», обнял художника и, расплакавшись, повторял только одно: «Так все и было… Так все и было на самом деле…»?
Прадед Николая Николаевича Ге бежал в Россию из Франции во время революции 1789 года и поселился в Воронежской губернии. А его правнук сам стал одним из главных революционеров в русском изобразительном искусстве. В начале 60-х — 70-х годов XIX века его картины поражали зрителей своим натурализмом. В них был настоящий вызов эпохе и устоявшимся ценностям. Смотришь на картину «Тайная вечеря» и понимаешь, насколько это полотно не соответствует канонам отечественного искусства того времени.
Учеников Христа художник сделал отщепенцами, самому Спасителю придал черты политического эмигранта Герцена.
Полотно осудил Священный синод, но публика и представители академии были в восторге. Николаю Ге сразу присвоили статус профессора. В один момент он получил славу и признание, а через несколько лет вместе с Иваном Крамским стал одним из основателей общества передвижников.
Успех его исторических полотен был огромен. За право купить его картину «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе» император Александр II спорил с Павлом Третьяковым. В итоге все решилось мирно. С разрешения мецената художник написал точную копию полотна специально для самодержца. Казалось, Ге мог наслаждаться успехом, писать картины, которые бы соответствовали вкусам публики, но он выбрал другую дорогу.
В 44 года художник решил оставить Петербург и переехать вместе со всей семьей на хутор Ивановское в Черниговской губернии. Роскошной жизни в столице мастер предпочел небольшой дом в глубокой деревне, где не было нормальной печи и крыша была соломенной. Именно в этом уединении и начал с новой силой расцветать его талант.
С того момента, как художник в 1863 году закончил «Тайную вечерю», Николая Ге не покидала тема Страстей Христовых. Десять лет он работал над «Распятием». Казалось, что картина уже завершена, но художник оставался недоволен, срывал холст и бросал его на пол в мастерской. А в архивах до сих пор хранятся варианты полотна, на которых остались следы от башмаков живописца. Только последний, девятнадцатый вариант, удовлетворит создателя.
Николай Ге «Распятие»
А критики и власти будут в гневе. Александр III назовет это полотно «бойней», картину запретят, снимут с выставки передвижников 1892 года. Впервые она будет представлена только через 11 лет на Всемирной выставке в Париже в 1903 году.
Десять лет трудов — и такой приговор!
Любой бы впал в отчаяние, но не Ге. Для художника главным было то, что картина понравилась его другу Льву Толстому, что писатель искренне рыдал, впервые увидев ее.
Уже после «Распятия» живописец взялся за написание своего последнего шедевра, который он завершил за год до смерти в 1893 году. Кажется, что тут есть нарушение хронологии событий. Логичнее было бы изобразить вначале «Голгофу», а потом уже «Распятие», но мастер думал иначе. Чтобы достоверно изобразить отчаяние, вначале ему нужно было встретиться со смертью, на собственном опыте прочувствовать, что значит «взойти на крест».
После того как художнику исполнилось 60 лет, он все чаще думал о смерти, но в этих размышлениях не было ни отчаяния, ни надежды. Ему просто хотелось оставить свой след, понять, что его жизнь прожита не зря. Поддерживал его в этом стремлении и Лев Толстой, писавший в одном из своих писем: «Надо, надо до смерти делать все, что можешь… Жизни не много нам осталось. Холсты расписывать много есть мастеров, а выразить те моменты евангельских истин, которые вам ясны, я не знаю никого, кроме вас…» «Мне страшно и жалко, что ныне-завтра вы помрете, и все то, что вы передумали и перечувствовали в художественных образах об евангельской истории, останется невысказанным».
Целые сутки мастер проводит в своей мастерской, устанавливает там крест, на который подвешивает моделей, позирующих ему. Важное замечание, свидетельствующее о том, каким перфекционистом был Ге: работать над полотном художник начинал только в тот момент, когда модели уже висели на кресте несколько часов. Это нужно было для того, чтобы на их лицах было искреннее, а не наигранное страдание. Но и этого Николаю Ге было мало: мастер должен был и сам ощутить, что такое распятие. Не раз перед работой он, шестидесятилетний старик, полностью раздевался и приказывал привязать себя к кресту, после чего несколько часов висел на нем и только потом брался за работу.
Изначально кресты должны были быть и на «Голгофе», живописец долго думал над их формой, расположением, но в итоге вообще отказался от их изображения. Центром картины стал безмолвный крик Спасителя: «Боже мой! Боже мой! Для чего Ты меня оставил?..»
Вот снова совпадение или символ, мимо которого пройти невозможно. В один год в совершенно разных странах люди увидели две картины, которые объединяло только одно: крик. Это было одноименное полотно Эдварда Мунка, которое публика оплевала, назвав мазней, а один из посетителей даже написал прямо на нем: «Такое мог написать только сумасшедший», и «Голгофа» Николая Ге. Творение русского живописца тоже было не понято, его сочли грубым и вычурным эскизом. Никто и подумать не мог, что независимо друг от друга молодой болезненный норвежский художник и старый русский мастер создали изобразительное искусство будущего, которое люди смогут прочувствовать только половину века спустя.
«Голгофа» — это настоящая феерия цвета. Такая палитра не снилась даже Винсенту Ван Гогу.
Кажется, Николай Ге издевается над зрителем. Кадрирование нарушено, от фигуры центуриона, который указывает на место, где должны быть установлены кресты, остается только рука и часть ноги. Нижняя часть полотна выписана по меркам XIX века просто отвратительно, даже эскизы делали лучше. И откуда эти непонятные, совершенно нереалистичные и пугающие цвета?
Но почему тогда это полотно так приковывает наше внимание, почему из сотен картин в памяти остается именно она? Сам художник говорил об этом так: «Картина не слово. Она дает одну минуту, и в этой минуте должно быть все, а нет этого — нет картины».
Это похоже на удар электрическим током. Николай Ге, этот величайший реалист, мастер исторических полотен, в конце своей земной жизни избрал совсем другой путь. Он отказался от канонов изобразительного искусства своего времени, чтобы показать, какие эмоции можно вызывать просто сочетанием цветов, что фотографическая достоверность не нужна. Христос на картине художника находится на грани отчаяния. Он брошен, покинут, он один. И Ге намеренно с помощью кисти наносит