Энди с любопытством взглянула на него.
– Когда она это сделала?
– Точно не знаю, но думаю, стоит выяснить, когда именно.
– Выясни это. Выглядит так, словно она ожидала, что его отпустят на поруки, поэтому хотела спрятать его куда-нибудь подальше от кемпинга. Но с какой стати она решила, что его отпустят? Она должна была знать, что этого не случится ни при каких обстоятельствах.
– Эшдаун не знал о дневнике, пока не оказался здесь, – напомнил Лео. – Но я думаю, что адвокат сообщил Сьюзи, что у него есть шанс вытащить ее брата.
Энди продолжала хмуриться: интуиция подсказывала ей, что за этим кроется нечто большее.
– Выясни все, что можешь, об этой квартире и о клиентах Пайерса Эшдауна, – попросила она.
Попрощавшись, Энди отправилась в отдел уголовного розыска, где обнаружила детектива по имени Хасан Ансари – он сидел за ее столом.
– Что происходит? – спросила она, когда он поднял голову.
– На нас давят сверху – хотят ускорить расследование краж на Вермерс-роуд, – ответил он. – Есть что-то такое, о чем мне нужно знать?
– Все находится в материалах следствия, – ответила Энди. – Случились новые кражи?
– На Вермерс-роуд пока без перемен, но два магазина в торговом центре сообщили о подозрениях в кражах. Кстати, Голд тебя искал.
– Я тоже ищу его. Где он?
– Точно не знаю.
Энди достала телефон и уже собралась вызвать Голда, когда раздался звонок. Увидев, что это Грэм, она внутренне расцвела от удовольствия.
– Привет, как ты? – спросила она, зайдя в пустой кабинет Голда и прикрыв дверь.
– У меня все хорошо. Я слышал в новостях, что твоего парня арестовали.
– Н-да. К сожалению, он утверждает, что ему неизвестно, где находится пропавшая девушка, и мы пока не продвинулись в ее поисках, но это не для публичных разговоров. Как твои дела?
– Занят, но не так сильно, чтобы не думать о тебе.
– Я рада, потому что в последнее время тоже часто о тебе думаю, – с улыбкой отозвалась Энди.
– Достаточно часто, чтобы пообедать со мной завтра вечером?
Ее радость мгновенно улетучилась.
– Знаю, знаю, мне нужно дать тебе побольше времени, и если это создает проблемы…
– Клянусь, я больше всего на свете хотела бы пообедать с тобой, но боюсь, что это невозможно.
– Не скажу, что я не разочарован, но понимаю. Возможно, мы встретимся и пропустим по глоточку в воскресенье или в понедельник? Я могу позвонить тебе?
– Конечно, в любое время.
– Кажется, пора прощаться?
– Наверное. Сейчас я в кабинете у босса, и он может войти в любую минуту. Мне приятно, что ты позвонил.
– Я тоже был рад слышать тебя. Не забудь позвонить, когда освободишься.
По-прежнему улыбаясь, Энди переключилась на новое текстовое сообщение и почти сразу же пожалела об этом.
Папа только что сказал мне, что ты собираешься встретиться с ним завтра вечером. Какая прекрасная новость. Знаешь, он очень доволен. Люблю вас обоих. Алайна.
– Мы проверили его алиби, – сказал Лео через несколько минут, когда она вошла в диспетчерскую. – Охранник говорит, что он действительно нашел Перкинса в гольф-карте утром 18 августа. Я все еще выясняю, кто владеет квартирой, которую арендовала Сьюзи.
– Хорошо, – рассеянно отозвалась она. – Ты видел Голда?
– Последний раз я видел его около часа назад. Пресс-служба уже связалась с нами; они просят официальное заявление насчет Перкинса и хотят знать, когда супруги Монро выйдут в эфир со своим обращением.
– Я составлю заявление, – сказала Энди и села за стол. – Давай назначим телеобращение на семь часов вечера.
Она посмотрела на часы и потянулась к телефону, чтобы позвонить Гэвину и Хейди.
– Это Энди Лоуренс, – сказала она, когда ответила Лорин Митчелл. – Как обстоят дела?
– Боюсь, не лучшим образом, – ответила Лорин. – Моим подопечным сообщили, что у малыша тяжелое расстройство, которое называется синдромом Нунан[18].
– О боже, – встревоженно пробормотала Энди. – Ты знаешь, что это такое? Пожалуйста, не говори, что это опасно для жизни.
– Думаю, нет. Насколько известно, это зависит от тяжести симптомов, а у них еще нет окончательных результатов исследований. В целом это значит, что ребенок останется малорослым, а его глаза будут широко расставлены; это можно заметить уже сейчас. Возможно, проявятся другие симптомы, кроме нарушения сердечной функции. Врачи не могут быть уверены, пока ребенок не подрастет.
– Просто ужасно, – с чувством произнесла Энди. Как бы она справилась, если бы такое случилось с одним из ее детей? – Как они восприняли это известие?
– Довольно тяжело. Мать и ребенок почти не перестают плакать после возвращения домой, а отец выглядит так, словно оказался на далекой планете.
– Тогда мы отложим телеобращение до завтрашнего дня. Передай им, что я приеду завтра утром для окончательной подготовки… разумеется, если мы не отыщем Софи сегодня ночью.
– А что, есть какие-то шансы?
– Я все еще надеюсь. Джемма и Дэнни находятся в Бристоле и работают с местной полицией, расспрашивают соседей Перкинса. Они еще не звонили, но у нас еще есть время.
– Я скажу об этом мистеру Монро. Он будет интересоваться.
Отключившись, Энди откинулась на спинку стула и провела руками по волосам. Теперь, когда отпала необходимость в подготовке Монро к вечернему телеобращению, у нее появилось свободное время, чтобы прочитать записи, внесенные в базу данных в течение дня. Сюда входили доклады о газетных статьях и слухах из Интернета, накопившихся за последние несколько часов. Она гадала, успеет ли освободиться к восьми вечера. Теоретически это было возможно, но получится едва ли, поэтому будет нечестно звонить Грэму. Она не хотела снова подводить его. Кроме того, если сегодня вечером у нее найдется свободная пара часов, будет лучше провести это время с матерью. Энди не разговаривала с ней с тех пор, как стало известно об исчезновении Софи.
Глава 10
Мамочкины любимые вещи:
Софи, лакричные пастилки, котята, звездная ночь, пение, венки из маргариток, папа.
Любимые вещи Софи:
Мамочка, жевательная резинка, пляж, пение с мамой и папой, венки из маргариток, папа.
Папины любимые вещи:
Софи и мамочка.
У Энди заныло сердце, когда она перечитывала первую страницу дневника Софи, написанную в девятилетнем возрасте. Каким уютным и безопасным тогда казался ее маленький мир! И какой жуткий контраст с тем, что происходит теперь!
Что бы ни происходило.
Почему, ну почему она не выходит на связь? Кто или что ей мешает? И если она не хотела возвращаться домой, то почему тогда не взяла свой дневник? Сердилась на мать за то, что она умерла? Или стыдилась, что кто-то другой может увидеть его?
Энди привезла домой копию дневника, чтобы изучить его без рабочей суматохи. Ее мать с Алайной смотрели телевизор в соседней комнате. Морин не хотела говорить о том, как на нее повлияло исчезновение четырнадцатилетней девушки, и Энди не собиралась настаивать; лучше всего было сосредоточиться на Софи и постараться не дать собственным чувствам встать на пути здравого смысла.
Удавалось ли ей это? Как часто она представляла на месте Софи Пенни или своего отца на месте Гэвина? Чаще, чем ей хотелось бы признать.
Но могло ли это повлиять на ее рассудок или исказить ее интуицию? Она так не думала, но кто знает?
Перелистывая дневник, она делала паузы и рассматривала фотографии, вставленные в старомодные бумажные уголки. На большинстве из них были изображены родители Софи, выступавшие на сцене. Длинные, волнистые светлые волосы ее матери иногда были заплетены в косы или собраны в «конский хвост»; отец щеголял в разных шляпах, подтяжках и какое-то время носил бороду. Они называли себя «Весельчаками», и, судя по радостным улыбкам и почти постоянному смеху, название оказалось удачным. На некоторых страницах встречались приклеенные сухие цветы с названиями, аккуратно выписанными внизу: колокольчик из Мэррин-Вуд, примула из нашего сада; такой же ландыш, как в мамином букете, когда она выходила замуж. Там были билеты на особые мероприятия: поездку на паровозе, путешествие на речном теплоходе, посещение рождественского грота в Лонглите, визит в детский зоопарк и множество других, включая разные комические выступления, которые устраивали ее родители. Но больше всего Энди тронули фотографии Софи: малышка выглядывала из лоскутной колыбели на руках у матери, каталась на плечах отца, спала со своей тряпичной куклой (Софи 5 лет, Амелии 3 года).
Почему она не взяла с собой тряпичную куклу?
Потому что собиралась вернуться?
Потому что это казалось бы ребячеством?
В дневнике было несколько юбилейных снимков Софи, задувающей свечи на день рождения и открывающей подарки, но еще больше – когда она принимала участие в выступлениях родителей. На первой из них крошечная девочка едва доходила до колена своему отцу. Энди не могла удержаться от улыбки при виде ее миловидного лица, сиявшего от гордости; она явно испытывала восторг, стоя на сцене с собственным микрофоном и изо всех сил стараясь попадать в такт музыке.
В дневнике были и ее стихотворения:
Мои папа с мамой здорово поют,
Часто выступают, денег не берут.
Они пишут песни, лучше песен нет,
Скоро их узнает
Целый белый свет.
У мамы голубые глаза, а у папы карие,
А у Софи – ни то ни се.
Энди могла представить себе детский смех, несомненно сопровождавший глупые рифмы и маленький рисунок рядом со стихами.
Листая страницы, она обнаружила много записей о повседневной жизни.
«Встала, пошла в школу, была на уроке пения, вернулась домой. Встала, папа приготовил омлет на завтрак, мама отвела меня в школу, моя лучшая подруга Милли пришла к чаю. Мама случайно наткнулась на женщину в магазине и разбросала ее покупки. У мамы болела голова, поэтому я пела вместе с папой. Все сказали, что получилось очень хорошо; вот бы мама видела нас! Папа говорит, что ему нравится петь со мной. Сегодня мамин день рождения. Папа подарил ей цветы, а я ожерелье, купленное на карманные деньги. Она сказала, что это ее любимое ожерелье и теперь она всегда будет носить его. Мы с папой получили массу аплодисментов в «Понтине», и папа даже плакал от радости. Жаль, что мамы не было с нами. Мамочка снова нездорова; пусть ей поскорее станет лучше».