– Так куда улетают твои мечты? – немного растерянно спросила Энди. – Какие возможности ты рассматриваешь?
– Я мог бы управлять отцовским бизнесом. Он всегда этого хотел.
– А разве ты этого хочешь?
Мартин встретился с ней взглядом.
– Но тогда я снова буду вместе с семьей, – тихо произнес он.
Энди пришлось отвернуться.
– Я… Если не… – начала она.
– Почему бы нам не отложить эту тему на какое-то время? – поспешно вмешался Мартин, как будто почувствовав, что она готова ему отказать. – Я понимаю, тебе нужно о многом подумать, и если у тебя все серьезно с тем другим человеком… Что ж, в таком случае мое предложение выглядит не слишком привлекательно.
Энди не знала, что и сказать.
– Мы можем хотя бы договориться еще об одной встрече, когда ты все обдумаешь? – спросил он.
Энди хорошо представляла, какими трудными будут следующие несколько дней, поэтому с готовностью ухватилась за предложенную отсрочку.
– Да, – сказала она. – Пожалуй, так мы и сделаем.
Глава 16
Тело Софи доставили в Кестерли в следующий понедельник, за день до того, как она должна была вернуться в школу, и через два дня после того, как вскрытие показало, что причиной ее смерти были многочисленные удары по голове.
Один удар мог быть вызван падением, но многочисленные травмы означали, что кто-то умышленно и неоднократно нападал на нее. Хотя Энди не сомневалась, что это случилось в пылу ссоры, тот, кто бил ребенка с такой силой, находился в ярости и настолько не владел собой, что в тот момент ему было безразлично, выживет Софи или умрет.
Обладал ли Гэвин таким темпераментом?
Или Хейди?
Энди не видела признаков буйного характера ни в одном из супругов, но понимала, что это ничего не значит.
– Я только что разговаривал с судебным следователем, – сказал ей Голд по телефону, когда она поднималась на Блэкберри-Хилл по пути к больничной клинике Кестерли. – Наверное, тебе будет интересно знать, что теперь, благодаря результатам вскрытия, супруги Монро признались, что ее смерть не была несчастным случаем. Однако они утверждают, что сделали это вместе.
Энди сосредоточенно нахмурилась.
– По словам Хейди, она пользовалась скалкой, – продолжал Голд. – А муж говорит, что взял деревянную киянку.
Немыслимая, невыносимая жестокость. Ее никогда не переставало поражать и даже пугать то обстоятельство, что жизнь, будущее и целый мир можно уничтожить за несколько коротких мгновений.
– Где орудия убийства? – спросила она.
– Судя по всему, их сожгли.
Разумеется, сожгли.
– Я верю этому, – заявила Энди. – Скалку обычно держат на кухне, а судмедэксперты подтвердили, что все случилось именно там. Но как там оказалась киянка?
– Отец девочки мог выполнять какой-то мелкий ремонт, а может быть, сходил за киянкой в другое место, и тогда мы имеем дело с заранее обдуманным поступком.
Энди не могла этого представить, но, может быть, лишь потому, что не хотела.
– Я далека от того, чтобы защищать его, – сказала она. – Но, честно говоря, меня не удивит, если его не было в комнате, когда это произошло. Думаю, что в пьяном состоянии Софи угрожала расправиться с ребенком или даже ударила его, и Хейди, учитывая ее состояние, окончательно вышла из себя.
– А когда прибежал отец, было уже слишком поздно?
Да, так она и думала, но, разумеется, не могла быть уверена, что так и было на самом деле.
– Гэвин любил свою дочь, – сказала Энди. – Я не сомневаюсь в этом. То, что он сделал – скрыл тело дочери, увез во Францию и утопил в озере, – сломало его психику. Теперь он пытается взять вину на себя, чтобы его жена пораньше вернулась к сыну. Он внушает себе, что она будет лучше воспитывать ребенка.
– У меня нет особых возражений, – отозвался Голд. – Но это вопрос для тех, кто будет составлять апелляцию. Нам нужно обсудить другие вещи.
– Вы получили мое электронное письмо?
– Да, но это не телефонный разговор. Я понимаю, что ты находишься в отпуске по личным обстоятельствам, но нельзя ли приехать в участок?
– Может быть, немного позже, но должна сказать, что я уже приняла решение.
– Я тоже. Где ты сейчас?
– Еду в больницу.
Его голос посуровел.
– Ты собираешься в морг?
– Совершенно верно.
– С тобой есть кто-нибудь?
– Мне не нужно, чтобы кто-то держал меня за руку.
– Энди, я не уверен, что это хорошая идея. Ты видела тела, долго пролежавшие в воде.
– Так или иначе, я должна это сделать.
– Тогда позвони мне, когда освободишься.
Энди пообещала связаться с Голдом, попрощалась с ним, а потом выключила телефон.
Уже через несколько минут Энди находилась в морге, ощущая непривычную отстраненность, как будто она попала в другой мир, расположенный между земным и потусторонним. Техник Омар, с которым она встречалась раньше, проводил ее в холодную внутреннюю камеру. Металлические контейнеры для трупов выстроились вдоль стены, словно архивные шкафы, и в воздухе висел слабый цветочный аромат. Предположительно, кто-то недавно побывал здесь для опознания; профессиональные медики крайне редко пользовались парфюмерными средствами.
Выдвинув полку из ниши, Омар аккуратно откинул саван, закрывавший лицо Софи, и вопросительно посмотрел на Энди.
У нее пересохло в горле; ей трудно было приблизиться хотя бы на один шаг. Софи опознали по компьютеру и мобильному телефону, которые нашли при ней. Это само по себе наводило на мысль, что она не собиралась кончать жизнь самоубийством.
– Могу я побыть с ней наедине? – спросила Энди, все еще не глядя на Софи.
После ухода Омара Энди оставалась на некотором расстоянии от тела, словно опасаясь войти в пространство, где не останется твердой опоры под ногами и будет не за что ухватиться. Это место безвозвратно было определено для тех, кто уже находился на небесах, а люди, находящиеся поблизости, испытывали невероятные ощущения. Глаза Энди медленно закрылись; ее дыхание как будто прервалось, разум был похож на море в полный штиль, без единого силуэта на горизонте.
Когда она наконец подошла ближе, то позволила себе приоткрыть глаза и увидела трагические руины, оставшиеся от некогда прекрасных черт Софи. Шок физической болью отдавался в ее сердце. Кроме прядей фиолетовых волос, не было никакой возможности определить, что это Софи, однако, продолжая смотреть, она как будто угадывала за изъеденными веками фиалково-синие глаза, которых уже не было. Она могла представить их искрящимися от смеха и плачущими, удивленными и благоговейными. За слоями гниющей плоти угадывалась безупречная гладкость щёк, теперь уже практически полностью разложившихся. Ее чувственные губы почти исчезли, но брови были так же тщательно выщипаны, как и в день ее смерти. Никаких признаков смертельных травм не наблюдалось, но удары были нанесены по затылку. Обратив внимание на то, что пряди волос были аккуратно зачесаны на одну сторону, ничуть не напоминая торчащие во все стороны «колючки» на снимках из фотографической будки, Энди почему-то ощутила еще большую печаль. Не имело значения, кто это сделал – французский врач или местный техник. Зато было важно, что кто-то, пусть и незнакомый человек, смог хоть как-то позаботиться о ней.
Энди начала свою безмолвную речь, как будто Софи могла слышать ее мысли.
Должно быть, ты удивляешься, кто я такая – незнакомая женщина, которая стоит над тобой и смотрит на твое лицо, словно ожидает, что ты станешь такой же, как раньше. Было бы замечательно, если бы это могло случиться, но я знаю, что этому не бывать. Меня зовут Энди. Ты и представить себе не можешь, как сильно я надеялась, что мы не встретимся при таких обстоятельствах. Я очень хотела найти тебя. Живую.
Энди прервалась, тихо дыша. Она так много хотела сказать, что не знала, с чего начать.
Сегодня утром я отправилась в кемпинг. Сейчас там мало людей, лишь несколько сотрудников, но ты никогда не догадаешься, что я увидела. Огромное количество цветов. Их было так много, что ты и вообразить себе не можешь, и все они предназначались тебе. Люди оставили их перед бунгало вместе со свечами и плюшевыми мишками. Ты помнишь свою тряпичную куклу? Ту, которую тебе подарила мама? Мы сохранили ее для тебя, и твой дневник тоже. К сожалению, мне пришлось прочитать его, но он помог мне узнать, какой ты была на самом деле, и понять, как трудно тебе пришлось после ухода мамы. Быть подростком само по себе непросто, но то, с чем тебе пришлось бороться и что ты вытерпела… Знаешь, из-за тебя я много думаю о своей сестре. Ее зовут Пенни, и ей было столько же лет, как и тебе, когда я в последний раз ее видела. Я не знаю, где она теперь, и никто не знает. Она… она…
Внезапно тело Энди сотряслось от рыданий. Она беспомощно опустилась на колени; ее руки коснулись края металлического ящика.
Пенни, Пенни, Пенни. Почему ты ушла? Почему ты не вернулась? Как же ты не понимала, что мы любим тебя больше всего на свете?
Энди больше не могла думать или говорить; она едва дышала. Горе было слишком мучительным и всепоглощающим. Она словно тонула в нем, не в силах устоять перед его безмерной мощью. Энди пыталась освободиться, но лишь опускалась еще глубже. Глубже и глубже, мимо дна, в бездну черного и жесточайшего отчаяния.
Мне так жаль, Пенни. Я никогда всерьез не думала о тебе то, о чем говорила. Я должна была слушать, пытаться понять… Я так сильно любила тебя, но воспринимала тебя как должное, плохо относилась к тебе, словно ты ничего не значила, хотя это совсем не так… Я каждый день тоскую по тебе. Ты всегда в моих мыслях. Ты когда-нибудь простишь меня за то, что я была такой подлой? Если нет, то я не виню тебя. Я сама себя никогда не прощу. О, Пенни, как ты могла навсегда оставить нас? Это разбило папино сердце. Он так и не пришел в себя, и жизнь теперь никогда не станет прежней. Мы так сильно любили тебя…
Прошло какое-то время, прежде чем Энди осознала, что кто-то положил руку ей на плечо, а потом осторожно поднял на ноги и усадил на стул. Ее грудь все еще тяжело вздымалась; из-за слез и какой-то безумной какоф