Тайная жизнь цвета — страница 16 из 51

[225]. Рыжих считают резкими и острыми на язык – как имбирь. Рыжеволосая Джеки Коллис Харви, автор книги «Рыжий. Натуральная история рыжих», вспоминала, что ее бабушка говаривала, что Господь наградил женщин рыжими волосами затем же, зачем ос – жалами.

Эти предрассудки явственно звучат в историях нескольких знаменитых правителей Англии. Римский консул и историк Дион Кассий писал, что у Боудикки, предводительницы одного из бриттских племен, некоторое время терроризировавших захватчиков-римлян, была струящаяся грива рыжих волос. Конечно, он писал об этом почти через сто лет после ее смерти и мог попросту приписать ей это, чтобы она выглядела более свирепой и экзотической в глазах его темноволосых читателей – римлян и греков.

Король Генрих VIII, крайне редко замечавшийся в мягконравии, точно был рыжим. В 1515 году, когда ему исполнилось 24 года, венецианский посол так описывал британского монарха: «Его величество – самый красивый властелин, коего я когда-либо видел; выше среднего роста, с изящными икрами и голенями, чистым и светлым цветом лица; его золотисто-каштановые волосы тщательно убраны в короткую прическу на французский манер»[226]. Но даже такое описание может вводить в заблуждение. Поначалу «золотисто-каштановый» цвет означал бледно-желтый или светло-коричневый, ближе к белесому, но между XVI и XVII веками значение поменялось и «золотисто-каштановый» означал уже более темный, красно-коричневый или кирпичный оттенок. Дочь Генриха от Анны Болейн, чьи волосы тоже были, весьма вероятно, рыжеватыми (описания разнятся), королева Елизавета I была рыжей правительницей. Истинный цвет ее волос, однако, до сих пор остается загадкой: на одном портрете она выглядит рыжеватой блондинкой, на другом ее волосы цвета червонного золота, на третьем – медно-каштановые.

Оставив в стороне британский трон, стоит отметить, что рыжие, особенно женщины, оставили куда более глубокий след в культуре, чем можно было бы ожидать. Многие вымышленные женские персонажи – Энни, Джессика Рэббит, Уилма Флинтстоун[227] – рыженькие. А ведь есть еще и живопись. И если Тициан предпочитал карамельно-розово-красные локоны, а Модильяни – каштановые, Данте Габриэль Россетти и его собратья-прерафаэлиты были исключительно придирчивы: их модели могли быть только рыжеволосыми. Элизабет Сиддал, рыжеволосая поэтесса, натурщица и живописец, была музой нескольких прерафаэлитов: сэр Джон Эверетт Милле писал с нее Офелию, Россетти – Блаженную Беатрису (дантовскую Беатриче). Она была любовницей Россетти, а потом – женой. Когда она умерла от передозировки настоя опия, Россетти положил с ней в гроб книгу своих стихов, но годы спустя он вскрыл могилу, чтобы вернуть книгу. Свидетель рассказывает, что огненные волосы Сиддал продолжали расти после смерти и, когда гроб вскрыли, оказалось, что он заполнен рыжими прядями. Россетти так толком и не оправился после такого зрелища.

Несмотря на то что происхождение наших доисторических рыжеволосых предков до сих пор остается загадкой, некоторое время назад появились примечательные находки, проливающие свет на далекое прошлое. В 1994 году в пещере Эль-Сидрон на севере Испании обнаружили две челюстные кости. Они были в таком хорошем состоянии, что поначалу все решили, что имеют дело с совсем недавним захоронением – времен Гражданской войны в Испании, например. Но по мере того как обнаруживались все новые кости со следами ножа, отделявшего от них мышцы, сцена начала приобретать ужасные черты кровавой каннибальской расправы. Пришлось прибегнуть к помощи полиции и экспертов-криминалистов. Те обнаружили, что преступление действительно имело место, но только 50 тыс. лет назад – слишком давно, чтобы привлечь злодеев к ответственности[228].

Найденные в пещере останки принадлежали семье неандертальцев – трое мужчин, три женщины, три подростка, двое детей и один младенец. Сохранившиеся детали позволили определить, что двое из них были ярко-рыжими[229]. Они были жертвами, а не агрессорами.

Сурик

Текст на первых страницах Гладзорского Евангелия ютится под изображением святого с тонзурой, расположенного на золоченом основании. Портрет окружает фейерверк разноцветных кружев и орнаментов, составленных из изображений фантастических существ. Пара созданий, похожих на журавлей с красными и зелеными крыльями, смотрят друг на друга, распахнув клювы в беззвучном крике. На следующей странице – насторожившийся павлин и четыре птицы, напоминающие сиреневых куропаток, в клюве у каждой – сердцевидный красный лист. Некоторые страницы настолько переполнены вызолоченными растениями и гротескными фигурами, выглядывающими из-за обреза страницы, что буквы на них, кажется, писали в последнюю очередь.

До того как Иоганн Гутенберг в 1440 году изобрел печать подвижными литерами, книги были доступны только знати, священникам и немногим другим – чиновникам, например, – кому приходилось быть грамотными в силу служебных обязанностей. Они были чудовищно дороги. Манускрипты создавались вручную: по-латыни manu означает «рука», а scriptus – «написанный», обычно по заказу влиятельной персоны, желавшей подчеркнуть свое благочестие или статус. Для создания одной книги требовались сотни часов труда, каждая была уникальной – от шкур животных, пошедших на пергамент для страниц, до пигментов, использовавшихся для миниатюр, и почерка писца.

«Гладзорское Евангелие» было создано в XIV веке в небольшом районе центральной Армении, на полпути между Черным и Каспийским морями[230]. Тогда, как и сейчас, Армения – в культурном и политическом смысле – разрывалась между Западом и Востоком, между христианским и исламским мирами. Армения была первой страной в мире, принявшей христианство в качестве государственной религии в 301 году н. э. при святом Григории Просветителе[231]. Возможно, такое неистовое фантастическое оформление манускрипта и иллюстраций в нем объясняется и гордостью за эту историческую память, и страхом перед нашествием монголов.

Как и большинство монастырских предприятий, создание манускриптов требовало строжайшего разделения труда. Прежде всего, писцы должны были скопировать текст, аккуратно оставляя места для иллюстраций; потом свою работу начинали художники[232]. И если над текстом и иллюстрациями мог работать целый коллектив, инициалы, заголовки и разделители абзацев прорисовывал всегда только один человек. Для этого он использовал особенный оттенок оранжево-красного – такой яркий, что эти элементы манускрипта, казалось, готовы выпрыгнуть со страниц.

Этот пигмент называется сурик (minium). Того, кто с ним работал, называли миниатором, а результат этой работы – яркий, бросающийся в глаза символ или заголовок в манускрипте – миниатурой. От этого слова произошло и слово «миниатюра», которое в своем оригинальном значении не имело никакого отношения к маленьким размерам[233]. Сурик широко применялся в Средние века для иллюстрирования манускриптов, лишь со временем – и постепенно – уступив это место киновари (см. здесь), которая с XI века стала более доступной[234].

Естественные запасы сурика, или тетроксида свинца, можно найти в природе, но они встречаются очень редко, поэтому чаще всего его получали искусственно. Процесс его производства представлял собой продолжение процесса получения свинцовых белил (см. здесь); в тексте манускрипта XI века Mappae clavicular его изготовление описано в стиле учебников чародейства и алхимии:


…возьмите горшок, который никогда раньше не использовался, и поместите туда пластины свинца. Заполните горшок самым крепким уксусом, закройте и запечатайте его. Поставьте горшок в теплое место и оставьте его там на 30 дней… Далее… стряхните получившиеся образования с поверхности свинцовых пластин в керамический сосуд и поместите [его] на огонь. Постоянно помешивайте пигмент и, когда вы увидите, что он стал белым как снег, используйте его столько, сколько вам потребно. Это пигмент называется основными свинцовыми белилами, или белым свинцом. Далее возьмите то, что осталось на огне, и перемешивайте неустанно до тех пор, пока смесь не покраснеет[235].


Сурик часто использовали в качестве дешевой замены киновари и вермильона; фактически эти три пигмента часто путали, хотя сурик в целом желтее, чем два других. Плиний Старший описывал его как «цвет пламени»[236]. Возможно, причиной этой путаницы частично служил самообман: несмотря на то что сурик дешевый, яркий и легок в производстве, он остается далеко не идеальным пигментом. Сурик, как и его ближайшего родственника свинцовые белила, использовали в качестве косметического средства в Древней Греции и в Китае, он, как и свинцовые белила, смертельно ядовит[237]. Другая серьезная проблема сурика в том, что он плохо смешивается с другими пигментами, даже с теми же практически вездесущими свинцовыми белилами, и склонен, как отмечал в 1835 году Джордж Филд, чернеть в загрязненном воздухе[238]. К счастью для историков, воздух Армении оказался достаточно чистым – и если стены монастыря в Гладзоре давно пали под натиском времени, миниум на страницах «Гладзорского Евангелия» остается таким же ярким, как был