Тайная жизнь цвета — страница 39 из 51

см. здесь) и золоту (см. здесь), коричневый изначально был «нечистым». Несколько веков спустя Камиль Писсарро хвастал, что изгнал все «земляные» пигменты со своей палитры (хотя на самом деле они время от времени появлялись на его картинах)[601]. Там, где коричневые тона были необходимы – и неизбежны, поскольку импрессионисты и многие из тех, кто следовал за ними, с удовольствием писали пейзажи на пленэ́ре, – их получали, комбинируя насыщенные смеси новых синтетических красок.

Художники, конечно, демонстрировали своенравие в этом вопросе, поскольку оксиды железа, известные как охры, входят в число наиболее распространенных соединений на поверхности Земли. Они были и первыми пигментами, которые использовало человечество. Изображения быков, оленей, львов и отпечатки ладоней на стенах доисторических пещер обязаны своими теплыми тонами коричневого и темно-бордового «земляным» красителям.

Древние египтяне, греки и римляне также использовали охры. Практичности и полезности им добавляло не только их изобилие, но и разнообразие.

Как и оттенки черного, коричневые цвета издавна использовались художниками для набросков и скетчей. Темно-коричневый, но не очень насыщенный цветом бистр обычно готовили из смолистых остатков жженого бука. Этот материал был очень популярен среди художников[602]. Другие интересные примеры включают итальянскую желтоватую сиену и умбру (см. здесь), более темный и холодный пигмент. Кроваво-коричневая «земляная» синопия[603], получившая свое имя от порта, откуда ее доставляли, также пользовалась всеобщей популярностью. Педаний Диоскорид, греческий врач, живший примерно в 40–90 годах н. э., описывал этот пигмент как тяжелый и плотный цвет печени[604]. В июле 1944 года зажигательный снаряд союзников зацепил крышу одного из домов[605] неподалеку от знаменитой падающей башни на Пьяццадеи Мираколи в Пизе и вызвал там пожар, серьезно повредивший фрески периода Ренессанса, украшавшие стены этого дома. Местный адвокат Джузеппе Рамалли, видевший все это своими глазами, вспоминал, что фрески «вздулись, размазались, потеряли пропорции, краска отслоилась с них или была испорчена… Словами не передать этот разгром»[606]. Когда остатки сохранившихся фресок сняли со стены для реставрации, глазам предстали энергичные эскизы, выполненные синопией. Они и сегодня полны экспрессии и свежести.

После первого расцвета Ренессанса в истории живописи наступил период, который сейчас устойчиво ассоциируется с коричневыми тонами. Ключевые персонажи полотен того времени Антонио да Корреджо, Караваджо и Рембрандта выделяются, подобно ярким островкам в бескрайнем море теней. Такое количество теней требовало необыкновенно широкого набора оттенков коричневого – прозрачных и светонепроницаемых, теплых и холодных, – для того чтобы картины не казались безликими и плоскими.

Антонис ван Дейк, фламандский живописец первой половины XVII века, обладал таким мастерством в работе с одним из пигментов – кассельской землей (разновидность торфа), – что позже этот оттенок стали называть «коричневым ван Дейка»[607].

Ситуация с живописными пигментами эхом отзывалась в красильном деле: яркие и стойкие красители для одежды вроде алого (см. здесь) были труднодоступными и очень дорогими. Поэтому они оставались уделом богатых и могущественных людей. Бедные же довольствовались коричневым. Законы против роскоши XIV века предписывали тем, кто занимался наиболее презренной работой (ломовым извозчикам или гуртовщикам, например), носить руссет – тогда этим именем называли тусклый коричнево-серый оттенок. Со временем популярность обрели более скромные одежды более скромных расцветок. Этому способстовали как растущее увлечение богачей спортивными занятиями, так и нужды армии. В XVI и XVII веках, например, кавалеристы носили кожаные куртки цвета выделанной буйволиной кожи (см. здесь), а в середине 1700-х бриджи цвета «бафф» стали неотъемлемым элементом гардероба любого европейского джентльмена, не обделенного вкусом.

Песочно-коричневая расцветка оставалась элементом военной униформы весь XIX век, но она использовалась скорее как фон для более ярких цветов: изумрудно-зеленого или берлинской лазури (см. здесь). Яркие цвета помогали сослуживцам идентифицировать друг друга в бою, а также запугивать противника. Однако к исходу века недостатки ярких униформ начали сказываться. После серии унизительных поражений в колониях британская армия начала проявлять некоторый интерес к инновациям[608]. Одним из примеров этого стал переход на униформу цвета хаки (см. здесь), а позже – на камуфляжную расцветку, помогавшую бойцам укрываться на местности. Одевая солдат в коричневые тона, генералы спасли тысячи людей.

Хаки

5 августа 1914 года лорд Китченер был назначен военным министром Великобритании. Перспективы выглядели устрашающе. Днем ранее Британия объявила войну Германии, гораздо более крупной[609] и лучше вооруженной стране[610]; в то время Британские экспедиционные силы[611] состояли всего из шести пехотных дивизий и четырех кавалерийских бригад. Следующие четыре года государство тратило массу времени и усилий, уговаривая, заманивая, а потом и заставляя миллионы мужчин поменять повседневную одежду на хаки и отправиться на фронт.

К началу Первой мировой цвет хаки и сам был относительно свежим рекрутом. Говорят, что в битве при Монсе[612] некоторые германцы ожидали увидеть англичан в «классических» красных мундирах и медвежьих шапках; солдаты в новой униформе цвета хаки, похожей на твидовые костюмы для игры в гольф, несколько застали немцев врасплох[613]. Слово «хаки» англичане заимствовали из урду – хаки означает «пыльный» – и называли так одежду цвета пыли, предназначенную в основном для военных. Считается, что ее изобрел сэр Гарри Ламсден, шеф Корпуса разведчиков[614] в Пешаваре (совр. Пакистан), в 1846 году. Желая обеспечить их подходящей униформой, он кипами скупал белую хлопчатобумажную ткань на базаре в Лахоре, потом ее вымачивали в воде и измазывали грязью из местной речки. После чего ее раскраивали на широкие рубахи и брюки[615]. Ламсден надеялся, что такое облачение «сделает разведчиков невидимыми в этой пыльной стране»[616]. Это было революционное решение: впервые в истории регулярной армии униформа разрабатывалась для того, чтобы сливаться с пейзажем, а не наоборот, выделяться.

«Пыльная» светло-коричневая униформа – если под рукой не оказывалось достаточно грязной речки, ее окрашивали при помощи кофе, чая, земли и смолотого карри – стихийно распространялась по частям и подразделениям британской Индийской армии с 1860 по 1870 год, потом ее «приняла на вооружение» остальная часть Британской армии и вооруженные силы других стран[617]. Условия ведения войны, тактика и военные технологии менялись, и камуфляжная форма обеспечивала безоговорочное преимущество на поле боя. Тысячи лет воины облачались ярко и броско, чтобы запугивать противников. Яркие краски – красные плащи римских легионеров или изумрудно-серебряные мундиры русской лейб-гвардии[618] – могли придать бойцу или даже подразделению более грозный вид, а также помогали отличать своих от врагов в дыму и суматохе боя. Но развитие авиаразведки и бездымный порох сделали такое преимущество более чем сомнительным – способность привлекать к себе меньше внимания серьезно повышала шансы выжить[619].

К концу Первой мировой войны, после четырех лет в крови и грязи, хаки стал синонимом армейской службы. Мужчины получили нарукавники цвета хаки с вышитой на них красной короной. Плакаты, кричавшие «ПОЧЕМУ ТЫ ЕЩЕ НЕ В ХАКИ?!», репертуар мюзик-холлов, наряды кордебалета – все вокруг оделось в этот намеренно неприметный цвет и настойчиво призывало на военную службу[620]. 11 ноября 1918 года, через четыре года после того, как лорд Китченер занял свой пост, Первая мировая война закончилась. В 9 часов 30 минут, за полтора часа до того, как Европу окутала мирная тишина, рядовой Джордж Эдвин Эллисон был убит на окраине Монса в Бельгии. Он стал последней жертвой этой Великой войны[621], облаченной в хаки.

Бафф

Английская идиома in the buff означает: «в чем мать родила», но к наготе ее происхождение имеет малое отношение. Словечко buff – жаргонное само по себе, так называли бизонов (buffalo). В XVI и начале XVII века его использовали для обозначения дубленой бычьей кожи цвета масла – более толстой и крепкой, чем сегодняшняя замша