ни разу не бывал ни на одной из них, чему очень рад. Но видел достаточно фотографий и слышал душераздирающие истории – никогда не хотел бы стать свидетелем жестокого обращения с животными.
Собак держат в тесных клетках, они едва могут повернуться. Суки непрерывно рожают и умирают от истощения. Щенков, выращенных в ужасающих условиях, где все пропитано мочой и калом, слишком рано забирают от матери и сплавляют в новые дома. Самое страшное мне поведал мой друг, инспектор общества защиты животных. Однажды он вместе с полицией нагрянул на собачью ферму и в одной из замызганных клеток наткнулся на кошачью переноску, набитую чем-то пушистым и очень тяжелую. Мой знакомый открыл дверцу переноски, а в ней – щенок ньюфаундленда.
Эти щенки довольно крупные, гораздо больше обычной кошки. Чудовища, содержавшие собачью ферму, запихнули щенка в переноску и, кажется, забыли о нем. Щенок рос, переноска становилась ему мала, и в конце концов он не смог дышать. Когда его нашли, он был уже мертв. Ради прибыли бездушные владельцы таких ферм подвергают животных невыразимым мучениям.
Это настолько бесчеловечно, что меня замутило от одной только мысли, что жизнь Трикл началась в подобном месте.
Я доложил о заводчике в общество защиты животных. Мне хотелось самому докопаться до всего, но это было бы нарушением закона. В свое время я несколько раз сообщал в Королевское общество защиты животных о жестоком обращении с животными – в первый раз мне было всего десять лет. Я позвонил туда, потому что считал, что об овцах, которые паслись на соседнем лугу, плохо заботятся. Я часто наблюдал за ними, лежавшими на боку с задранными вверх ногами. Меня очень беспокоило их состояние, и я не видел другого выхода, кроме как позвонить в общество защиты. Я не был уверен, что дама на другом конце провода восприняла мой ломающийся подростковый голос всерьез, но, повесив трубку, почувствовал, что сделал доброе дело. Через неделю я заметил на лугу фермера и подошел поговорить с ним. Я объяснил ему, что меня встревожило. К моему удивлению, фермер расхохотался. Его явно повеселило то, что десятилетний мальчишка отважился позвонить в такую серьезную организацию. Он подвел меня к одной из овец, лежавших на боку, и предложил перекатить ее на живот. Я сделал, как он велел, и повернул беременную овцу. Она успокоилась, громко отрыгнула, поднялась на ноги и отправилась щипать вкусную траву.
Фермер объяснил мне, что такое иногда случается, и с того дня я принялся бдительно следить за овцами – не лежит ли кто из них на боку. Я не из тех, кто по любому поводу жалуется в вышестоящие инстанции, но иногда ветеринару приходится так поступать, чтобы защитить животных от жестокого хозяина.
Часто подобные звонки оставляют без внимания, как в тот раз, когда я известил о семидесятилетней женщине. Нет, я в этом не раскаиваюсь. Она пришла ко мне со своим новым котенком. Как большинство котят, он был игривым и энергичным, постоянно шалил и причинял хозяйке немало хлопот. В выходные ему захотелось выглянуть из окна. Подоконник находился довольно высоко, а к тому же под ним – батарея отопления. Котенок забрался на штору, откуда ему предстояло прыгнуть на подоконник. К сожалению, он не рассчитал своих сил (с котятами это часто бывает), свалился, и его лапка застряла за радиатором. Обычно кошки ловко приземляются на все четыре лапы, но этот проказник ухитрился упасть под таким углом, что сломал лучевую и локтевую косточки пополам. К счастью, хозяйка вовремя это увидела и вызволила котенка из-за радиатора. Вероятно, каждый из вас, мои читатели, в подобной печальной ситуации не задумываясь повезет своего питомца к ветеринару. Но пожилая дама решила этого не делать и дождаться понедельника – то есть она отложила визит к ветеринару на целые сутки. Мне было нелегко скрыть свое возмущение; услышав это, мое лицо исказила гримаса презрения к ней. Я взял котенка и показал хозяйке, что у него сломана лапка. Обычно я довольно снисходительно отношусь к владельцам животных – они действительно не всегда могут понять, что их питомец болен.
Но не заметить этого перелома было невозможно: лапка бедного малыша просто болталась. Я сказал хозяйке, что нужно сделать рентген, чтобы оценить перелом, а еще котенку требуется обезболивающее, много обезболивающего.
Дама же с удивлением посмотрела на меня:
– Что вы, дорогуша, этого совершенно не нужно. Бог велит мне просто дать ему время, и все пройдет…
Мы полчаса спорили с хозяйкой относительно обезболивающего. Пожилая дама стояла на своем, категорически отказывалась позволить мне сделать котенку укол, твердила, что я иду против воли Господа и все это впустую. Вы подумаете, что хозяйка не могла себе позволить таких расходов, но это не так: у нее был полный страховой полис на кота. Да, я сообщил о ней в общество защиты животных. К сожалению, я так и не узнал, что произошло с несчастным котенком и этой безумной религиозной фанатичкой.
Трикл чувствовала себя лучше, удалось стабилизировать ее состояние. Через несколько дней я получил результаты анализа кала, которые показали наличие в кале иерсиний (это род бактерий, вызывающих болезни у животных) – я никогда прежде с таким не сталкивался. У Трикл иерсинии спровоцировали энтероколит, сопровождающийся рвотой и диареей. Наверное, у вас на слуху другой вид этих бактерий – Yersinia pestis, возбудитель чумы.
Кроме того, у Трикл обнаружился сальмонеллез, кампилобактериоз и кокцидиоз. Я сидел у компьютера и не мог поверить в такое количество положительных результатов. Бедная малышка ухитрилась подхватить почти все инфекционные болезни желудочно-кишечного тракта, за исключением лишь парвовируса. Она явно родилась на собачьей ферме – только в таких условиях щенок мог подцепить столько болезней. Я сообщил хозяйкам Трикл о всех недугах, обнаруженных мной. Они согласились, что об этом нужно информировать общество защиты животных. Я вышел на инспектора и передал ему результаты анализов. В глубине души я надеялся, что тому найдется другое объяснение, не связанное с такими мучениями собак, но чутье подсказывало, что пострадала не только Трикл. Дни шли за днями, недели за неделями. Никакого отклика на мой звонок не последовало, и я решил, что все закончилось безуспешно.
Мел и Трейси тоже ничего не добились. Прошло шесть месяцев, и я уже почти забыл о случившемся. Я сделал все, что мог: вылечил Трикл, и она превратилась в счастливого и здорового собачьего подростка. Не зная ее истории, вы никогда бы не догадались, что ей пришлось пережить.
Как-то утром я сидел у стойки регистрации и болтал с секретаршей. И тут в приемную буквально ворвалась Мел.
– Не поверите, Рори, – воскликнула она, – они все же уличили эту ферму!
Я не сразу понял, о чем идет речь, – я еще не успел выпить и чашки кофе. Но потом до меня дошло.
– Что?! Какая потрясающая новость!
Я вскочил так резко, что чуть не выплеснул свой кофе на Мел.
– Да, это замечательно. Но самое страшное в том, что там было много собак! Они спасли около пятидесяти животных!
– Их выручила Трикл – она помогла нам во всем разобраться и тем самым сохранила жизнь другим собакам, – ответил я, слегка покривив душой. Впрочем, Трикл действительно сделала доброе дело.
Она выбралась из этого проклятого места и подсказала путь, который привел инспекторов общества защиты животных на зловещую собачью ферму. Благодаря ей и другим щенкам это мрачное «жилище» ушло в прошлое. Трикл до сих пор навещает меня вместе со своими хозяйками. Это самая замечательная и милая собака в мире. Когда я думаю о тех ужасах, которые она пережила в раннем детстве, о тех страданиях, которые причинили ей люди, то не могу поверить, что из нее выросла такая нежная и доверчивая собака. Собаки все же удивительные существа!
7. И с тремя лапами жить можно
Я десять раз перечитал учебник. Я прекрасно представлял себе Y-образный разрез, который нужно было выполнить на задней лапе, но все еще стоял, не в силах поднести скальпель к коже… Годы учебы остались позади, теперь я должен был показать себя на практике. Я выполнял такую операцию всего две недели назад, и все прошло безо всяких проблем. Но сейчас я выглядел таким нерешительным, словно мне нельзя доверить даже держать животное, не говоря уж о том, чтобы приблизиться к нему со скальпелем.
– Никогда в жизни не чувствовал ничего подобного! – пробормотал я медсестре сквозь хирургическую маску.
Во рту у меня пересохло, словно я находился посреди пустыни Гоби. В операционной мы были вдвоем, но мне казалось, что за мной наблюдают сквозь стеклянные стены помещения, превращавшие его в некое подобие лондонского Аквариума. Яркие операционные лампы буквально поджаривали меня. Я неуверенно переминался с ноги на ногу.
«Вдохни поглубже, Рори, – подбадривал меня внутренний голос. – Возьми себя в руки».
Я вспоминал сотни, даже тысячи раз, когда мне приходилось работать скальпелем. Что же изменилось? Я скажу вам, что изменилось: я впервые должен был делать операцию существу, которое любил всей душой. Именно такое создание лежало передо мной под наркозом.
К нам обратились десять дней назад. Позвонила дама, обнаружившая раненого кота на собственном крыльце. Такое случалось довольно часто – ведь наша клиника располагалась в Южном Лондоне. Раненые кошки, подчиняясь инстинкту, убегают и прячутся. В тот день меня в больнице не было: я проводил отпуск на юге Франции, нежился на солнышке и пил на пляже розовые вина Прованса. Вернулся я в довольно пасмурный понедельник (первые рабочие дни после отпуска всегда кажутся пасмурными) и тогда-то и узнал эту историю.
Машина сбила кота неподалеку от клиники, где я проводил большую часть консультаций. Кот приполз на крыльцо доброй женщины, и она позвонила, чтобы сообщить нам об этом.
– Не могли бы вы доставить его в клинику? – спросила моя секретарша.
На другом конце провода повисла пауза.