Мне только что исполнилось четырнадцать. И я уже почти десять лет хотел стать ветеринаром. Это было удивительно – любовь к ветеринарии я впитал чуть ли не с молоком матери. Для меня никогда не существовало ничего другого. Это была моя заветная цель, и я всегда думал, что и все остальные выбирают профессию именно так. Помню, в детстве друзья, родители, учителя и многие знакомые часто задавали мне традиционный вопрос: «Ну, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» «Я буду ветеринаром», – неизменно отвечал я. На мои слова реагировали по-разному, но на родителей всегда смотрели с одинаковым выражением: «А он у вас очень самоуверенный, верно?»
Я уже несколько лет учился в ветеринарной школе. Как правило, студенческие каникулы я проводил дома. Часами бродил по Сайренсестеру – этот город я очень долго называл родным. Мои родители до сих пор живут поблизости. Однажды я встретился со своим старым другом Джеймсом, с которым дружил с начальной школы. Мы выпили кофе и немного поболтали, вспоминая, как играли в футбол в парке или собирали карточки с Покемонами или Вархаммером. Сегодня Джеймс преподает бизнес и экономику в Университете Кардиффа – он всегда был помешан на бизнесе, и такая работа ему идеально подходит. Когда мы вышли из «Старбакса», я поймал, как мне показалось, какой-то знакомый взгляд. Женщина прошла мимо и скрылась в фотомагазине. Я поторопил Джеймса, мы побежали и уставились в витрину.
Я не ошибся. Это была миссис Пи, наша учительница в начальных классах. А еще она преподавала у нас английский.
Будучи весьма активным ребенком, я не мог усидеть на месте. Но миссис Пи сумела найти верный баланс между уважением и легким страхом, поэтому на ее уроках я обычно вел себя лучше, чем на занятиях других учителей. Она всегда уделяла мне больше времени, и я не понимал почему, пока она не объяснила родителям, что у меня плоховато с английским. Учительница подозревала, что у меня дислексия. В то время дислексикам практически не помогали, и миссис Пи оказалась первым учителем, проявившим достаточно внимания, чтобы заметить это, и годы спустя, уже в университете, мне действительно поставили такой диагноз. Миссис Пи любила делать пышную прическу с химической завивкой, у нее было доброе лицо и острый нос. Она неизменно носила платье с блейзером – именно в таком виде мы и увидели ее в тот день в фотомагазине. Начальную школу давно закрыли, поэтому у меня не было возможности снова побывать в родном классе. Я не видел миссис Пи много лет, и мне очень захотелось с ней поздороваться.
Дождавшись, когда она рассчитается на кассе и выйдет, я обратился к ней:
– Извините за беспокойство, но вы же миссис Пи, верно?
– Так, так, так, – протянула она. – Рори Коулэм! Как дела?
Миссис Пи рассматривала меня пристально и недоверчиво. В последний раз она видела меня в двенадцать лет, тогда я был совсем ребенком со школьной стрижкой. Теперь же мне стукнуло девятнадцать или двадцать, и с тех пор я значительно вырос – разительный контраст (впрочем, дурацкую стрижку я все же сохранил).
– Спасибо, все хорошо. А как вы? Чем занимаетесь? – спросил я, зная, что она переехала из Инглсайда.
– Я все еще преподаю в маленьком городке близ Сайрена, – ответила она (именно так местные называют наш город).
Мы немного поболтали – я был очень рад встрече с ней.
– Что ж, мне пора идти, – сказала она. – Муж дожидается меня на рынке. Рори, а ты стал ветеринаром?
– Да, я учусь на втором курсе Королевского ветеринарного колледжа, – с гордостью произнес я.
– Я знала, что так и будет, – улыбнулась учительница.
Она повернулась и пошла по своим делам.
Ветеринарная клиника мистера Бенсона до сих пор открыта в Сайренсестере. В летние каникулы 2006 года я был готов приступить к моей первой ветеринарной практике. Мне было четырнадцать лет, и я рос на ферме, поэтому давно привык обращаться с коровами, овцами, лошадьми и свиньями. Но с настоящим ветеринаром я никогда еще не работал. Мама отвезла меня в город к восьми утра, мы поставили машину на парковку перед старинным двухэтажным домом. На первом этаже располагалась ветклиника, а наверху – несколько квартир. Дом был построен из котсуолдского камня – светлые кирпичи сложены как попало, что очень характерно для Юго-Западной Англии, или Западной Страны.
Я выскочил из машины, простился с мамой и направился ко входу. На стене сбоку от двери висела бронзовая табличка с именами мистера Бенсона и его младшего партнера, мистера Бэбба. Я много раз видел эту табличку, но в тот день представил, что когда-нибудь и у меня будет такая. Я толкнул дверь и вошел в клинику.
Всю неделю я тенью ходил за мистером Бенсоном и стремился запомнить как можно больше полезной информации.
Очень скоро я ощутил реальный вкус жизни ветеринара: консультации утром, процедуры, рентген, операции и стоматология днем, и снова консультации до позднего вечера.
Иногда мы выезжали на фермы – это была мечта ветеринара-универсала, о которой я снова и снова читал в книгах Джеймса Хэрриота. Когда я вернулся в школу, мне нужно было написать сочинение о каникулах. Я всю ночь мучился, о чем же рассказать, и в конце концов остановился на поездке на ферму.
Та среда началась со сборов. Мы погрузили в автомобиль все необходимое: резиновые сапоги, плащи, ведра и щетки для чистки одежды после работы, длинные щипцы, которым место в музее пыток, а не в чемодане ветеринара (правда, без них не обойтись при отёле), ветеринарный набор (стетоскоп, иглы, шприцы, термометр, пробирки для крови и многое другое), огромные резиновые перчатки до плеч и лекарства – самые разные препараты. Затем мы уселись в старый «ягуар» мистера Би – не самый удобный для ветеринарной практики автомобиль, но вполне рабочий – и «помчались» на молочную ферму в каком-то забытом богом месте.
Часть пути, чуть больше мили, нам пришлось ехать по ухабистой проселочной дороге. Наконец мы припарковались возле большого ветхого сарая с дырявой крышей и калиткой вместо двери, висевшей на одной петле. Нас встретил фермер. Том был типичным фермером из Котсволдса – в клетчатой рубашке и темно-синем рабочем комбинезоне, подвязанном веревкой. Молочную ферму он унаследовал от отца. На вид Тому было лет за тридцать, крупный, с грубыми чертами лица и руками размером с мою голову – впрочем, в моем возрасте все фермеры казались мне очень большими. Когда он пожимал мне руку, я испугался, что он ее оторвет.
– Не многовато ли для него, Род? – усмехнулся Том, указывая на своих коров. – С овцами-то он справится, а вот с этими девочками?
Мистер Бенсон достал из машины все необходимое и огляделся.
– Не волнуйся, Том, – ответил он. – Ты тоже когда-то таким был. Мы сделаем из этого мальчишки ветеринара.
Мне было приятно, что мой наставник твердо уверен, что я обязательно буду ветеринаром. Я пошел натягивать сапоги и комбинезон. Должно быть, я выглядел неуклюже. В комбинезоне, который пришелся бы впору Хагриду из «Гарри Поттера», я чуть не утонул. Затем мы отправились в коровник. Штаны постоянно с меня сползали и волочились по грязи. В коровнике в станках стояли десять коров, которых нам предстояло осмотреть.
Несмотря на довольно варварское название, станок – это большая металлическая арка, куда заводят коров, и, когда их головы оказываются на месте, арка закрывается прямо за ушами, чтобы коровы не могли двигаться, пока фермер или ветеринар их осматривает. Разумеется, никакого физического вреда животным это устройство не причиняет, а лишь обеспечивает безопасность и коровам, и людям.
На ферму мы приехали для так называемой «рутины» – так на ветеринарном сленге называются регулярные плановые осмотры животных на ферме. Это своего рода «диспансеризация». Во время такого визита ветеринар обычно занимается ранней диагностикой стельности, выявлением бесплодия и хронических болезней. Острые травмы – это повод для экстренного вызова ветеринара. Я никогда еще не был на ферме вместе с ветеринаром – лишь однажды я помогал фермеру загонять коров во двор в ожидании ветеринарного врача. Мистер Бенсон велел мне надеть перчатку и спросил у Тома, с какой коровы начинать.
– С той, что с краю, – сказал Том. – Уже тридцать дней, но я не уверен.
– Ну давай, – кивнул мне мистер Бенсон.
Я смотрел на него и не понимал, чего он от меня хочет. Еще меньше мне был понятен смысл слов фермера – в чем это он не уверен. Вопросы задавать я не решался, постаравшись отразить свою растерянность на лице, вместо того чтобы признаться в этом явно скептически настроенному фермеру. Мистер Би смазал свою руку в перчатке лубрикантом и протянул бутылку с ним мне.
– Смажь руку и делай все как я, – сказал он, заходя к корове сзади.
Он приподнял корове хвост и осторожно через анальное отверстие ввел руку внутрь – по локоть.
– То, что ты там чувствуешь, – это так называемая «пограничная линия». На этом уровне можно ощупать внутренности и ты почувствуешь матку. Если же под твоей рукой нечто, напоминающее кожаный футбольный мяч, значит, ты ввел руку слишком глубоко.
И тут возникли определенные проблемы. Во-первых, я никогда не проводил ректального обследования и, несмотря на искреннее желание стать ветеринаром, этот процесс смущал меня. Во-вторых, я не представлял, что такое «пограничная линия». А в-третьих, не понимал, что такое кожаный футбольный мяч. Мне хотелось напомнить мистеру Бенсону, что я родился в 1992 году, а кожаные мячи не использовались с 80-х, но я лишь улыбнулся, смазал лубрикантом руку в перчатке и пробормотал:
– Да, да, хорошо…
Честно говоря, я давно уже знал, чего ожидать от мистера Би: он всегда полагал, что я знаю больше, чем на самом деле. Даже сегодня, когда я стал квалифицированным ветеринаром, при наших встречах и разговорах о жизни ветеринарной я чувствую, что во многом до него недотягиваю.
Я подошел к корове сзади, приподнял ей хвост и прижал палец к ее анальному сфинктеру. При первом же контакте сфинктер напрягся, как бы говоря: «Не сегодня, приятель!» Я попытался просунуть руку внутрь. Корова в знак протеста возмущенно дернула хвостом. От неожиданности хвост выскользнул из моей руки и хлестнул прямо по лицу, оставив за собой полосу фекалий. Я не о