– Конечно, на ветеринарную медицину. – Мой ответ подразумевался сам собой, другого у меня никогда не было.
– Понимаю… Но не рассматриваешь ли ты иные варианты? На эту специальность очень трудно поступить и еще труднее учиться. Не думаю, что тебе стоит складывать все яйца в одну корзину.
Я рассеянно кивнул – все это я слышал уже много раз.
– Да, мистер Хиллс, но я буду поступать в ветеринарный колледж. Я не хочу заниматься ничем другим.
Прошли недели, нет, месяцы. Я отправил свои документы в четыре университета (Ноттингем, Эдинбург, Бристоль и в Королевский ветеринарный колледж), где преподают ветеринарию, и больше никуда. Мистер Хиллс в тысячный раз вызвал меня в свой кабинет, чтобы попытаться переубедить.
– Рори, мы уже это обсуждали. Тебе нужно пересмотреть свои планы. Подай документы куда-нибудь еще. Тебя вряд ли примут.
Директор напрочь позабыл о любой дипломатичности.
– Да, вы уже об этом говорили. Могу я идти? – Я тоже пренебрег чувством такта.
– Ну хорошо, только не жалуйся, если тебя не примут в университет, – сказал мистер Хиллс, и я мгновенно выскочил из его кабинета.
Когда же я получил письмо о зачислении, мне безумно захотелось показать его директору. Я поступил в ветеринарный колледж, и у меня было огромное желание потрясти этим документом перед елейной физиономией всезнайки!
Меня пригласили на собеседование в Университет Бристоля и Королевский ветеринарный колледж. Честно говоря, рассылая документы, я думал и о других заведениях. Я побывал на днях открытых дверей в четырех университетах, и больше всего мне понравилось в Эдинбурге и Ноттингеме. Оба университета были суперсовременными, да и подход к преподаванию был более передовым, чем в традиционных колледжах Бристоля и Лондона. Меня никогда не привлекали классические лекции и семинары, современные методы преподавания были мне гораздо ближе.
Однако Эдинбург и Ноттингем, к сожалению, отклонили мое заявление. Это был тяжелый удар. Неужели мистер Хиллс был прав? Но тут мне улыбнулась удача: меня приглашали в Бристоль и Лондон.
Накануне собеседования в Бристоле я был на работе – тогда я работал официантом в местном пабе. Я страшно волновался – так сильно, что меня даже отпустили домой, потому что я производил впечатление абсолютно больного человека. В ту ночь я не сомкнул глаз: лежал весь в холодном поту и то и дело бегал в туалет, потому что меня тошнило. Собеседование назначили на десять утра. Это был важнейший день моей жизни. Мама очень беспокоилась, я принял душ и надел рубашку, специально приготовленную для такого случая… В конце концов, не ставить же всю жизнь под угрозу из-за простого пищевого отравления?
Под глазами у меня появились огромные мешки. Садясь в машину, я выглядел так, словно вот-вот упаду в обморок.
Мы выехали на автомагистраль М5 и направились к Бристолю. Мама всю дорогу пыталась меня разговорить, но я отделывался односложными ответами и хмыканьем.
Наконец мы добрались до кампуса, столь огромного по сравнению с нашей школой, что это меня напугало. Дорога заняла чуть больше часа, но это время показалось мне вечностью. Как только мы остановились, я выскочил из машины и прислонился к изгороди, за которой на большом поле возле парковки паслись лошади – серая и игреневая (мне всегда нравилось это название – куда красивее, чем «рыжая со светлой гривой и хвостом»). Выглядел я, наверное, ужасно: сгибался от боли, не мог стоять ровно, был бледным как мертвец. Но все же я добрел до приемной и зарегистрировался на собеседование.
Оно проходило в старом здании – наверное, когда-то это была часовня. Высокие витражи, массивные деревянные двери… В таких местах всегда холоднее, чем снаружи, поэтому, чтобы абитуриенты окончательно не продрогли, там включили электрический обогреватель.
Меня вызвали, и я пошел навстречу своей судьбе. Более всего в ту минуту я напоминал современного Квазимодо. Я предчувствовал, что мне вряд ли удастся пройти собеседование с блеском, поэтому совсем не нервничал. Единственное, что меня напрягало, – как бы меня не вырвало прямо на огромный стол из красного дерева, за которым восседала приемная комиссия. Я извинился за свое состояние, объяснил, почему меня так скрючило, и собеседование началось.
Его проводили похожая на сову, серьезная женщина в очках и джентльмен-фермер с крупным дружелюбным лицом и мальчишеской улыбкой. Деталей собеседования я не помню, но осталось в памяти, что мы долго говорили о регби – пожалуй, многовато для серьезного собеседования при поступлении в университет.
Я вышел довольный, что мне удалось не выставить себя полным идиотом. Желудок меня не подвел, и я явно задел струны души джентльмена-фермера, который не скрывал своего удовольствия, беседуя со мной о глостерском клубе регби, а не о ящуре или вспышках бычьего туберкулеза. Обратный путь выдался гораздо тяжелее. Меня тошнило всю дорогу: до сих пор не знаю, было ли это вызвано болезнью или нервным перенапряжением. Дома я лег на диван, включил телевизор и беспокойно задремал.
Окончательно я проснулся только вечером. Я хотел встать с дивана, но сразу же почувствовал острую боль в животе. Ноги меня не слушались, и я рухнул на пол. Я снова попытался подняться. С горем пополам мне удалось забраться на диван. По мобильнику я позвонил отцу – он работал у себя в кабинете наверху, но в таком состоянии я вряд ли докричался бы до него. Отец спустился и, увидев мои мучения, повез меня к врачу.
В приемном покое мы провели пятнадцать минут. Дежурный врач, осмотрев меня, сказал отцу:
– Совершенно ясно, аппендицит. Его нужно везти в больницу. Могу вызвать «скорую помощь» или везите сами.
Мой отец всегда теряется в подобных ситуациях. К тому же «скорая помощь» и больница не входили в его планы – провести вечер четверга он собирался совсем не так. «Скорой помощи» пришлось бы дожидаться, поэтому он решил все же отвезти меня сам. Понимаете, отец мой больницы не любит. Навсегда запомню, как ему пришлось лечить колено. Он получил травму, играя в футбол. Тогда он был значительно моложе. Эта травма положила конец его спортивной карьере и не дала ему стать новым Эриком Кантона. Спустя несколько лет у него случилась новая, на сей раз бытовая травма – спускаясь по лестнице с ковром в руках, он поскользнулся и во второй раз порвал переднюю крестообразную связку и повредил мениск. Врач рекомендовал операцию. После долгих размышлений отец все же согласился.
Я знал, что мой отец не из сильных духом, но до той операции даже не представлял, в какой степени. Он пришел в больницу и, как только медсестра достала капельницу, мгновенно упал в обморок. Но в этот раз операция требовалась мне, поэтому он усадил меня в машину и повез в больницу Суиндона.
Плохо помню тот вечер, но одно воспоминание навсегда врезалось в память: за рулем отец, несущийся с головокружительной скоростью. Никогда в жизни я не ездил столь стремительно и, думаю, не поеду. Никогда.
В ту же ночь мне удалили аппендикс. Экстренная операция спасла меня от разрыва стенки аппендикса и последующего перитонита. Когда я очнулся, хирург сказал, что мы успели буквально в последнюю минуту.
– Еще несколько часов, и случился бы разрыв, приятель. Тебе повезло, что ты так быстро до нас добрался.
Я поблагодарил его за удаленный вредный отросток, который причинил столько боли. В ответ он усмехнулся:
– Медсестры отметили, что ты был очень мил, когда выходил из наркоза. Похоже, ты каждой из них признался в любви.
Хирург подмигнул мне и вышел из палаты. Отличный доктор – может быть, я тоже когда-нибудь стану таким.
В больнице я пробыл меньше дня. К пяти часам я уже мог стоять и есть, и меня с радостью выписали. Когда я садился в машину, зазвонил телефон. Незнакомый номер. Я ответил. По сильному бристольскому акценту я понял, что звонит тот самый джентльмен-фермер, который проводил собеседование. Он поинтересовался, как мои дела, и я рассказал ему всю свою историю и добавил, что сейчас как раз еду из больницы.
– Надо же! – воскликнул он. – Ну и денек у тебя выдался! Что ж, я решил лично сообщить, что ты отлично прошел собеседование, несмотря на плохое самочувствие. Ты произвел на нас большое впечатление, и мы рады предложить тебе место в Ветеринарной школе Бристольского университета.
Я не верил своим ушам: всего 24 часа назад я считал, что завалил собеседование из-за моего аппендикса. Я поблагодарил и повесил трубку. Первое приглашение в ветеринарную школу я получил в тот день, когда аппендикс чуть меня не убил.
Через несколько недель я уже проходил собеседование в Королевском ветеринарном колледже. Я отправился в Лондон (большое событие для деревенского парня!), прогулялся по кампусу в Кэмдене и почувствовал себя чуть увереннее, чем в Бристоле. Кампус был потрясающим – я и мечтать о таком не мог. Но особо меня впечатлил музей патологий – такое можно увидеть в самых дальних залах Музея естественной истории. У входа стоял большой скелет лошади. Даже этого хватило бы, чтобы поразить юношу, мечтавшего познакомиться с экспонатами музея. Собеседование прошло хорошо – по крайней мере, самочувствие меня в тот день не подвело. Я стоял на распутье, не зная, какой университет выбрать. Через несколько недель я получил приглашение по почте. Теперь мне предстояло принять окончательное решение, которое определило бы мою жизнь в течение следующих пяти лет.
3. Долгие годы учебы
Я выбрал Королевский ветеринарный колледж и абсолютно уверен, что принял правильное решение. Этот колледж по праву считается лучшей ветеринарной школой мира и по рейтингу опережает многие другие учебные заведения. Принято считать, что обучение на ветеринара длится семь или восемь лет. Не знаю, откуда взялось такое заблуждение, но если бы я получал по фунту за каждый вопрос: «Семь лет, верно? Дольше, чем обычный врач», то уже наверняка скопил бы несколько сотен. Раньше я поправлял своих собеседников, но теперь лишь киваю и