Он вспомнил их последнюю беседу, ту самую, когда потребовал Зверева отправить в Ленинград именно его. Когда Веня вышел и они со Зверевым остались вдвоем, Павел Васильевич сказал:
– Ты не страдай и не кисни оттого, что не поехал в Ленинград. Неужели ты подумал, что я сомневаюсь в твоих способностях? Ты молодец, ты нашел очередной след, и я уверен, что и поиски Лизы ты сумел бы провести не хуже Костина.
– Так почему же он едет, а я остаюсь? – обиженно буркнул Веня.
– Ты что же, так и не понял, что мне необходимо было убрать нашего морячка из города?
Вадик сделал изумленное лицо:
– Зачем?
– А ты сам посуди! Веня внедрился в банду, он видел Лощеного и всю его кодлу, смекаешь, о чем я?
– Если честно, не очень.
– Ну ты даешь, прокуратура! Наш морячок чудом выкрутился из этой передряги, его могли ухлопать на раз-два! А сейчас… Веня видел Лощеного и знает в лицо каждого члена банды, возможно, он сможет по памяти отыскать место, где его держали…
– Вот именно!
Зверев укоризненно покачал головой и положил ему руку на плечо:
– А ты не забыл, что и бандиты знают Костина в лицо? Знают, где он живет, и уже один раз чуть его не убили?
Вадик усмехнулся:
– Хотите сказать, что они могут его убить?
– Да к гадалке не ходи! Судя по рассказам Вени, эти ребята – не робкого десятка. Двое из них уже заработали себе вышак, так что им терять нечего. Подкараулят нашего морячка и прирежут где-нибудь в подъезде. Думаешь, наш Веня будет соблюдать осторожность?
Вадик закусил губу и упрямо процедил:
– Веня – милиционер. Эти бандиты не посмеют его тронуть!
– Ну вот! Еще один наивный дуралей! – Зверев с досадой махнул рукой. – Ладно, топай, и не вздумай передать Костину, что я тебе сказал.
Сейчас, сидя над кипой бумаг, Вадик вспоминал эти слова и понимал, что даже Зверев, со всей его лихостью, не действует безрассудно.
Интересно, а как бы он поступил, если бы на месте Вени оказался он сам?
Вадик достал очередную запыленную папку. Долго возился с завязками, наконец открыл. На титульном листе стянутой шнуровкой пачки было написано: «Калинкин Матвей Герасимович». Вадик потер пальцами виски и стал изучать материалы дела.
К первой странице канцелярской скрепкой было прикреплено фото молодого мужчины в сером кителе с черным воротником. Добротное сукно, знаки различия отсутствуют. На правом боку у Матвея Герасимовича висела новенькая кобура для «вальтера P38», руку мужчины перетягивала белая повязка с надписью «Hilfspolizeiу»[23]. «Типичный фашист, – подумал Вадик, – бритая голова под угловатой пилоткой, оттопыренные уши, искривленный рот».
Изменник Родины смотрел на Вадика холодным рыбьим взглядом, и от этого становилось мерзко и жутко одновременно.
«Очередной враг, очередной убийца и военный преступник. Когда же все это кончится?» – протерев заслезившиеся глаза, Вадик снова углубился в чтение.
Глава 2
Уроженец деревни Щукино Пустошевского района Матвей Калинкин покинул родные места и уехал к тетке, жившей на окраинах Пскова. Не найдя ничего лучшего, он сначала пошел работать грузчиком на продовольственную базу. Повезло ему потом. При помощи одной из приятельниц тетки, которой он помог с ремонтом квартиры, Матвей сумел устроиться на кожевенный завод валяльщиком. Там полуграмотный крестьянин Калинкин, привыкший к суровой деревенской жизни, неплохо себя зарекомендовал. Он не чурался никакой работы, никому не отказывал в помощи, жил тихоней и слыл неплохим парнем без вредных привычек. Благодаря своему усердию он со временем получил разряд и стал зарабатывать вполне сносную зарплату.
С началом войны Калинкин был призван на фронт, но на сборный пункт не явился, потому что накануне заразился ветрянкой и пролежал почти неделю с температурой в своей комнате в общаге.
Спустя восемнадцать дней после начала войны в Псков вошли немцы. К тому времени Матвей уже переселился на окраину Пскова в квартиру тетки. Та как раз накануне вторжения оккупантов, собрав кое-какие нехитрые пожитки, успела покинуть город. Перед отъездом по старой привычке пожилая женщина оставила один ключ под ковриком. Явившись к тетке из общаги, которую переоборудовали под госпиталь для немецких солдат, Матвей нашел ключ и без всякого стеснения остался жить в опустевшей квартире. Когда новые власти объявили всеобщую трудовую повинность, Матвей Калинкин, как и большинство псковичей, явился в немецкую комендатуру, получил «рабочий паспорт»[24] и был определен руководством на принудительные работы.
Сначала он работал на разборке завалов и уборке мусора, потом отстраивал полуразрушенное здание городской бани, после этого был направлен на свое прежнее место работы – кожевенный завод «Пролетарий», превратившийся в фабрику, изготовлявшую меховую одежду для нужд немецкой армии. Тут-то Матвей и встретил своего бывшего соседа по общежитию Юрку Швагрева.
Они случайно повстречались на улице. Завидев старого знакомого, Швагрев тут же насел на Матвея с расспросами. Комсомолец и ярый активист, Швагрев задал столько вопросов, что Матвей даже растерялся от такого живого интереса к его скромной персоне. Они остановились у пивного ларька, взяли пива и стали вспоминать счастливую довоенную пору.
Непривычный к спиртному Матвей быстро захмелел, не замечая, как Юрка то и дело подливал ему купленный на базаре самогон. Юрка много говорил, шутил, подбадривал немногословного Матвея и в конце концов попросил его об одной услуге.
Юрку интересовала дата отправки с завода крупной партии товара. Не привыкший никому отказывать, Матвей на этот раз замахал руками, мол, это ему не под силу. Швагрев не уступал, и Матвей, скрепя сердце, в итоге согласился.
На следующий день он заглянул в кабинет мастера и просмотрел лежавшие на его столе накладные. Позже он подслушал разговор мастера с бригадиром и уже к вечеру у того же пивного ларька сообщил Швагреву то, о чем тот просил.
В ночь отправки крупной партии обмундирования, предназначенного для гитлеровской армии, на железнодорожной станции произошел взрыв, в результате чего сгорело несколько вагонов с грузом.
Немцы в ответ устроили настоящий террор. На фабрике допрашивали каждого второго, кого-то в конце концов расстреляли, но Матвей сумел выйти сухим из воды. Через неделю, когда шумиха улеглась, Матвей снова встретил Швагрева. Юрка поджидал его у квартиры. Когда они вошли в комнату, Юрка пожал Матвею руку и сказал, что Калинкин – настоящий герой, оказавший огромную услугу подполью. Отныне он может с полным правом считать себя членом комсомольской антифашистской ячейки «Гроза».
Нерешительный и робкий Матвей не знал, что сказать в ответ.
Остальное о жизни Матвея Калинкина Вадик читал уже через строчку. В глазах все плыло, он просто листал страницы и высматривал сведения о девушках-подпольщицах, стремясь отыскать хоть что-то о Лизе Ереминой. Он снова заинтересовался, найдя документы о разоблачении подполья, о задержаниях, казнях и расстрелах.
Матвей Калинкин после уничтожения подполья стал одним из тех, кто согласился сотрудничать с немецкими властями и этим спас свою жизнь. Потом он был распределен в ягдкоманду «М», проводящую карательные операции против партизан на Псковщине и в Белоруссии. Матвей все так же безропотно выполнял все, что ему поручали его новые начальники. Он лично расстреливал партизан и тех, кто оказывал помощь сопротивлению.
После позорного отступления немецких войск Матвей Калинкин пытался скрыться, но был задержан на фильтрационном пункте на границе с Финляндией и вернулся в Псков уже под конвоем. В связи с тем что Калинкин согласился сотрудничать со следствием и сообщил много важных сведений о предателях и изменниках Родины, его не расстреляли, а приговорили к пятнадцати годам лагерей. На этапе Калинкин заболел туберкулезом и скончался в лазарете в 1946 году.
На последней странице дела был приклеен самодельный конвертик, в котором лежало еще одно фото. На конвертике толстым химическим карандашом было написано: «Смерч». Вадик прищурился и задержал дыхание. Не смея пошевелиться, словно боясь спугнуть удачу, он подался вперед, включил свет и уставился на снимок.
Это было групповое фото нескольких молодых людей. Всего их было пятеро: миловидная девушка со скуластым лицом и толстой темной косой и четверо молодых людей. Первой слева стояла девушка, вторым стоял русоволосый парень с грустными глазами. Слева на фото расположился высокий худой очкарик с пухлыми губами. Он держал голову чуть на бок, его рот был слегка приоткрыт. По правую руку от очкарика, выпятив грудь, красовался низенький крепыш с хитрой улыбкой.
Вадика заинтересовал тот, что стоял в центре. Настоящий доходяга: угловатые скулы, чуть расширенные глаза. Ошибки быть не могло – он видел этого парня на одной из кушеток городского морга в зале патологоанатома Геннадия Карловича.
«Это же Малашин!.. Василий Малашин – друг и сослуживец Егора Антипова…»
Вадик нервно кусал губы. А что, если он ошибся?
Нет! Он был совершенно уверен, что узнал этого парня.
Вадик аккуратно отсоединил скрепку и перевернул фото. Последние сомнения тут же исчезли. На оборотной стороне фотографии корявым почерком в столбик были написаны имена и фамилии всех пятерых: Женя Береза, Степка Сазонов, Васька Малашин, Егор Антипов, Санька Сохно.
Глава 3
Вбежав в Управление, Вадик завис над окошком дежурного и поинтересовался, на месте ли Зверев.
– С утра был, но вроде как ушел куда-то, – ответил дежурный.
– А Костин где?
– Так вы ж сами со Зверевым его в командировку услали!
Вадик хлопнул себя по лбу:
– Забыл совсем! А Корнев-то хоть на месте?
– Здесь! – сержант поморщился. – Пришел полчаса назад с какого-то заседания злющий как черт. Дежурный к нему на доклад явился, так он на него наорал. Я бы не советовал тебе к нему сейчас идти.