– Нет! Мы задержали убийцу и предателя, но это не Егор.
– Антипа опознали двое: Кеша и сам генерал… по фотографии. Что за чушь ты тут несешь? – воскликнул Корнев.
– Тогда вернемся назад, – Зверев оглядел присутствующих и лукаво улыбнулся. Он подошел к Корневу, открыл папку с материалами по Матвею Калинкину и достал из нее две фотографии. – Посмотрите на фотографию этого ублюдка-карателя! Он в форме, с винтовкой, с кобурой на боку. А еще – в портупее.
– Обратили! Не тяни резину, говори по делу!
– А теперь обратите внимание на саму портупею.
– И что в ней особенного? – поинтересовался Богданов.
– А ну сними ремень, – приказал Зверев.
– Ты что, всех сегодня будешь раздевать? – сурово спросил Корнев.
– Пороть будете, Павел Васильевич? – пошутил Богданов.
– Захотел бы выпороть, свой бы ремень снял – он у меня толще! Снимай, кому сказано!
Вадик покорно снял ремень.
– Что дальше?
Зверев скомандовал:
– А теперь надевай его обратно!
Вадик вставил ремень в лямки и застегнул пряжку.
– Надел и что?
– А теперь посмотрите, куда он заправил свободный конец. На какую сторону?
– На левую.
– А до этого он как у тебя был заправлен? – поинтересовался Зверев.
– Так же.
– У меня тоже на левую, и у тебя, Степан Ефимович, на левую, а вот у нашего гостя из госбезопасности Юрика свободный конец ремня наверняка заправлен на правую сторону.
Ткаченко встал. Он явно был заинтересован тем, что здесь творится. Он распахнул китель, задрал рубаху и продемонстрировал всем свой ремень.
– На правую! Гляньте же, на правую! Он же в кителе, ремня не видно! Как вы догадались? – удивился Богданов.
– Нет ничего проще, – пояснил Ткаченко, заправляясь. – Капитан Зверев видел, как я писал в блокноте и делал это левой рукой. Я левша!
– Что и требовалось доказать! – оживленно выпалил Зверев. – Так вот: правша, как правило, оборачивает себя ремнем справа налево, чтобы затягивать его правой рукой. Пряжка ремня остается слева, а на левую сторону заправляется конец ремня. У левшей все наоборот. У нашего Калинкина конец ремня заправлен на правый бок. Я сразу обратил на это внимание, но поначалу не придал особого значения. Когда одна моя знакомая по имени Саша рассказала мне о своем отце, который очень мечтал о сыне, в моей голове все перевернулось. Будущий папаша мечтал о сыне, а когда родилась девчонка, назвал ее универсальным именем. Впоследствии отец Саши любил называть дочь Алексом, Шуриком и Санькой… Эта история о неудовлетворенном папаше навела меня на мысль – я вспомнил о фотографии наших подпольщиков. На фото, найденном Вадиком, было пять человек. Так как первой слева стояла девушка, мы посчитали, что это Женя Береза. Усатого, стоявшего с другой стороны, мы определили как Саньку Сохно.
Тут-то я в очередной раз рассмотрел Матвея Калинкина и его ремень. То, как он был заправлен, дало мне повод сделать предположение, что Калинкин – левша. Мы знаем, что левша все делает несколько иначе, чем правша. Я навел справки и выяснил, что некоторые левши даже видят все наоборот. «А что, если и Калинкин – ярко выраженный левша?» – подумал я. Список подпольщиков написан в столбик. Я предположил: а что, если Калинкин написал на обороте фотографии имена и фамилии подпольщиков не слева направо, а наоборот? Что, если в самой верхней строчке указан тот, кто стоит справа?
– Что за чушь? – возмутился Корнев.
– Подождите! Пусть говорит, – поднял руку Ткаченко.
Зверев с благодарностью кивнул.
– Тогда то, что мы читали как:
Женя Береза
Степка Сазонов
Васька Малашин
Егор Антипов
Санька Сохно
Можно прочесть наоборот:
Санька Сохно
Егор Антипов
Васька Малашин
Степка Сазонов
Женя Береза
Все кинулись рассматривать фотографию. Наконец Вадик спросил:
– Вы хотите сказать, что Санька Сохно – это девица с косой?
– Вот именно! Девушка Санька Сохно, если сказать точнее, то Александра Сохно, а усатый – это Евгений Береза!
– И что же у нас из этого следует? – спросил Корнев.
– Так все же просто! – пояснил Вадик. – Антипов узнал на фотографии сына, и у него прихватило сердце. Мы посчитали, что, говоря о сыне, он имел в виду только что побывавшего здесь задержанного. На фото он стоит по левую сторону от Малашина. На самом же деле Егор стоит справа от Василия и он – вот этот парень с волнистыми волосами. Все просто!
– Получается, что генерал опознал Егора, а Кеша опознал Сазонова, – наконец понял Корнев.
– …которого знал как Антипа! – пояснил Зверев. – Думаю, что после того, как подпольщиков арестовали, Сазонов и Малашин согласились служить немцам, а Березу, Сохно и Егора расстреляли. Сазонов присвоил себе документы Егора и после войны жил под его именем.
– Значит, сын генерала не предатель? Получается, что его расстреляли немцы? – обрадовался Корнев.
– Вот именно! – сурово произнес Зверев. – Егор Антипов погиб…
– И, судя по всему, погиб как герой! – уточнил Ткаченко.
Часть двенадцатаяШпиц
Глава 1
На следующий день Корнев, Зверев и Богданов вновь собрались в кабинете. Ткаченко явился с портфелем и выглядел очень довольным. Сегодня он был не такой холеный, как накануне: помятый китель, круги под глазами и небольшая щетина на подбородке. Перед тем как сесть за стол, Ткаченко пожал каждому из присутствующих руку.
– Бурная ночка? – спросил Зверев.
– И не говори, только не то, что ты подумал, капитан. Всю ночь рылся в бумагах, кое с кем переговорил. А что у вас? Я слышал, есть новый свидетель?
– Все так, скоро будет здесь.
– Очень хорошо, подождем!
Спустя примерно пять минут в дверях показался взъерошенный Костин:
– Разрешите, товарищ подполковник?
– Входи! Познакомьтесь, Юрий Викторович, это наш молодой оперативник Вениамин Костин.
Веня протянул руку Ткаченко.
– Младший лейтенант госбезопасности Ткаченко, – представился тот.
– Костин. Вениамин. Лейтенант.
– Ну где она? – недовольно буркнул Корнев.
– Они! – уточнил Веня и пригласил в кабинет женщину и мальчика лет шести.
Женщине было не больше тридцати. У нее было длинное бледное лицо, довольно милое, несмотря на полное отсутствие косметики. Волосы она стягивала в хвост, отчего уши смотрелись немного оттопыренными. Одета она была в сиреневое ситцевое платье и узкие туфли-лодочки. Выглядела женщина взволнованной и немного усталой.
Мальчик совсем не был похож на мать. Одет он был в рубашку и шорты, на коленках виднелись свежие ссадины, руки были испещрены тоненькими царапинами. Зверев подошел к мальчику и протянул ему руку:
– Привет, я вижу, у тебя есть кошка? – указав на царапины, спросил Зверев.
– Кот. Барсик. Так-то он добрый, но когда на него найдет – кусается и дерет все, что под руку попадет. Даже меня царапает – настоящий зверюга. Его даже мама боится.
– Меня тоже называют Зверем, но твоей маме меня бояться не следует и тебе тоже.
– А я и не боюсь, – отозвался мальчик.
– А зовут меня Павел, для тебя дядя Паша.
– А я Ваня. Ваня Антипов.
– Еще один Антип, – пошутил Ткаченко.
– Антип и Антипова! – добавил Костин, указывая на мать. – Елизавета Антипова.
– Лиза, может быть, ваш сын посидит в приемной? – предложил Корнев. – Моя секретарша присмотрит за ним.
Женщина кивнула. Веня вывел мальчика в коридор и, вернувшись в кабинет, устроился на диване:
– Знаете, почему я так долго искал Лизу в Ленинграде? Потому что я искал Лизу Еремину, а ее там не было и в помине. Я обошел весь Литейный, посетил в том районе все больницы, поликлиники и стационары, но никто не знал никакой Лизы Ереминой. Однако мне все-таки повезло. Я пришел в военный госпиталь на Большой Конюшенной и познакомился там с нашей землячкой, медсестрой по имени Варя. Оказалось, что в свое время Варя и Лиза учились вместе в фельдшерско-акушерской школе, у нас на Пролетарском бульваре. Варя, как и наша Лиза, тоже уехала после войны в Ленинград, тут они случайно встретились. Варя знала девичью фамилию Лизы и подсказала, где ее найти. Она предположила, что я, вероятно, ищу Лизу Антипову, девичью фамилию которой знали немногие. Когда я сказал Лизе, что Егор, возможно, жив, она тут же согласилась приехать сюда.
Зверев подошел к женщине и протянул ей фотографии подпольщиков:
– Вы знаете кого-нибудь из этих людей?
Девушка поджала губы и кивнула:
– Я знаю их всех! Это ребята из группы «Смерч», так называлась молодежная ячейка, которая была частью антифашистского подполья в годы войны. Кто-то предал их, я думала, что их всех расстреляли. Но вы говорили, что Егор жив?
– Покажите мне Егора, – попросил Зверев.
Женщина указала на парня с волнистыми волосами.
– Это Егор. Это Вася, а это Сашенька Сохно! Это Евгений, а это Степа.
– Степа Сазонов?
– Да. Мы жили на одной площадке еще до войны, а потом я нашла эти монеты.
– Расскажите об этом подробно, – попросил Зверев.
– А Егор?..
– Увы, мы полагаем, что он погиб тогда, в сорок первом.
Женщина отвернулась, прикрыла лицо руками и всхлипнула. Потом успокоилась и начала рассказывать:
– Когда Вениамин Игоревич сказал, что Егор, возможно, жив, я очень этому удивилась. Я не особо надеялась, что это правда…
– Тем не менее вы приехали в Псков! – отметил Зверев.
– А вы бы не приехали? Егор – мой муж, мы поженились тогда, в сорок первом… пусть неофициально, но все же. Это уже после войны я сменила фамилию и стала Антиповой, и Ванечку тоже записала на фамилию его отца.
– А что же Егор?
– Их взяли почти одновременно, а потом… – женщина вздохнула. – Тогда расстреляли всех… кроме предателей. Что вы хотите от меня услышать?
– Мы хотим знать все: о Егоре, о Степане Сазонове и про коллекцию золотых монет, которую вы обнаружили в квартире Крапивина.