– Ну да. И что? Если бы вы знали, что ваша подруга может влипнуть в неприятности за то, чего она точно не делала, вы разве не попытались бы выручить ее?
– Конечно, попытался бы. Это совершенно нормально.
– Вот именно. Любой верный друг так поступил бы.
– Ну вот и я.
– Спасибо. Это многое проясняет. Кроме одного. Когда ты забрала телефон из комнаты?
– Что? – Лицо Холли застыло.
– Единственное, что меня смущает. Во сколько обнаружили тело Криса?
– Сразу после семи тридцати утра, – отозвалась Конвей. Тихо, оставаясь в тени. Я действовал правильно.
– А когда состоялось собрание?
– Не помню, – пожала плечами Холли. – Перед обедом. Примерно около полудня?
– У вас с утра были уроки? Или вас сразу отправили по комнатам?
– Уроки были. Ну, типа того. Никто не думал ни о каких занятиях, даже учителя, но мы все равно сидели в классах и делали вид, что учимся.
– Слухи, вероятно, стали распространяться к завтраку, – рассуждал я. – На том этапе вы располагали самой общей информацией: полиция в школе, и только; вы, вероятнее всего, решили, что шум поднялся из-за садовника, который приторговывал наркотиками. Позже, наверное, кто-то заметил машину из морга и догадался, что это означает, пошли разговоры о покойнике, но вы никак не могли знать, кто он. Когда опознали Криса?
– Около половины девятого, – сообщила Конвей. – Маккенне показалось, что мальчик ей знаком, позвонила в Колм выяснить, не пропал ли у них ученик.
Я положил телефон в пакете для улик на ребро, но успел подхватить, когда он начал падать.
– То есть к полудню семья Криса уже была в курсе, но его имя мы не сообщали прессе до тех пор, пока родственники не известят всех, кого это касалось. По радио вы услышать не могли. Первая возможность узнать о случившемся и о жертве – ровно то самое собрание.
– Да. И что?
– Тогда откуда ты могла знать, что из-за телефона у Селены могут быть проблемы, да еще и успеть добыть его до начала собрания?
Холли не задумалась ни на миг.
– Мы все время смотрели в окно, почти не отрываясь, учителя, конечно, запрещали, но куда там. Мы видели людей в форме и парней из экспертной службы, поэтому я сразу поняла, что произошло преступление, а потом мы заметили отца Найалла из Колма – он восемь футов ростом и похож на Волан-де-Морта, носит сутану, так что его ни с кем не спутаешь. Ясно – что-то произошло с мальчиком из Колма. А Крис был единственным, кто, по моим сведениям, шлялся в парке по ночам. И я догадалась, что это он.
Легкое движение бровью. Будто показала мне средний палец.
– Но ты же думала, что они с Селеной расстались. И говоришь, знала, что ночью она не выходила, значит, не подозревала, что они помирились. Что Крису было делать в Килде?
– Он мог встречаться с другой девушкой. Он был не из тех, кто месяцами страдал в одиночестве по утраченной любви. Думаю, и десяти минут не прошло, как они расстались с Селеной, а он уже нашел новую. И опять же он был единственным, кто мог выбраться из Колма ночью. И я не собиралась ждать, пока мы выясним всё наверняка. Сказала, что мне нужно взять кое-что в комнате, не помню уже что, и вытащила телефон из тайника.
– А если бы Селена обнаружила пропажу? Особенно если бы ты ошиблась и Крис в итоге оказался жив-здоров?
– Думаю, как-нибудь разобралась бы с этим.
– Иными словами, ты стремилась лишь защитить подругу.
– Да.
– И как далеко ты готова была зайти в этом стремлении?
Мэкки шевельнулся.
– Чушь какая. Она не может отвечать на такие бессмысленные вопросы, – встрял он.
Конвей выступила из тени:
– Мы допрашиваем ее. А не вас.
– Ну вот вам два допроса по цене одного. Не нравится – ваши проблемы. Никто пока не арестован. Начнете на нас наезжать – и мы свалим.
– Пап, – перебила Холли, – со мной все нормально.
– Я знаю. Только поэтому мы все еще здесь. Детектив Моран, если у вас есть конкретные вопросы, задавайте. Но если вы можете предложить только звонкие фразы из сериала для подростков, давайте закончим.
– Конкретно, Холли, – сказал я. – Селена никому из вас не рассказала, что встречается с Крисом. Почему, как ты думаешь?
– Потому что он нам не нравился, – холодно ответила Холли. – Ну, может, Бекка и ничего – она считала, что Крис нормальный; я же говорю, она совсем еще ребенок. Но мы с Джулией точно начали бы типа: “Ты что, серьезно? Он же полный придурок, считает себя Казановой, да он же, наверное, с тремя девчонками сразу крутит, да ты что вообще?” Селена не любит спорить – особенно с Джулией, потому что Джулия никогда не уступает. Легко могу представить, как Лени такая: “Ладно, расскажу им попозже, когда сама буду уверена, а пока просто попытаюсь им показать, что, может, он и не полный козел, и в итоге все будет хорошо…” Да она до сих пор скрывала бы, если б они не расстались. И конечно, если бы он не погиб.
Что-то меня здесь зацепило. Я не был лучшим другом Селены, уж точно, но все равно: я не забыл, как ее передернуло, когда она вспоминала, как сбегала ночью тайком от близких людей, безмятежно спящих, как врала им. Ей было больно. И Селена не была похожа не человека, который решится на такое без серьезной причины. Выложить правду, а потом с безмятежным взором спокойно ждать, пока Джулия мечет громы и молнии, а Холли закатывает глаза, – запросто. Но не пытаться ловчить, отрезать подруг от важной части своей души только потому, что они не в восторге от ее пассии. Зачем лгать об этом?
– Ты полагаешь, она не рассказала вам, потому что думала, что вы захотите защитить ее?
– Ну, можно и так сказать. Как угодно.
Мэкки все тискал пластилин, вроде маялся от безделья, но исподтишка внимательно наблюдал за мной.
– Но она ошибалась, – продолжал я. – Когда ты узнала обо всем, ты решила, что она вовсе не нуждается в защите, верно?
– А от чего ее защищать? Между ними все было кончено. Хеппи-энд.
– Хеппи-энд, – повторил я. – Вот только потом Крис погиб. А ты так и не рассказала Селене, что в курсе. Почему? Ты видела, что она совершенно раздавлена. Не думала, что именно тогда ей была нужна поддержка? Плечо, в которое можно поплакать, например?
Холли так резко отодвинулась, сжав кулаки, что я подпрыгнул от неожиданности.
– Да блин, я не знала, что ей нужно! Думала, может, она хочет побыть одна, думала, вдруг ляпну что-нибудь и она разозлится на меня, да я только про это и думала все время и не могла ничего придумать! Да, я дерьмо, или как вы там пытаетесь сказать, ладно, я согласна. Довольны? Оставьте меня в покое.
Я снова увидел ту маленькую девочку, которую помнил, запутавшуюся, сбитую с толку, раскрасневшуюся, задерганную. За ее спиной Мэкки прикрыл на миг глаза: к нему она за помощью не пришла. Потом открыл и в упор уставился на меня.
– Ваша дружба – она много значила для тебя. Важно было помочь ей выстоять. Я прав?
– Ну. И что?
– И то, что маленький засранец Крис все изгадил. Вы четверо вели себя не как подруги – черт побери, Холли, согласись. Селена влюблена и ни слова не говорит об этом никому из вас. Ты шпионишь за ней, но ничего не рассказываешь двум остальным. Селену грубо бросает парень, потом ее первую любовь вообще убивают, а вы не желаете хотя бы обнять бедную девочку. Что, так себя ведут настоящие друзья? Правда?
Добрый Полицейский, говорите? Краем глаза я видел, как Конвей развалилась на стуле, якобы расслабленно, но в полной боевой готовности.
– Я и мои подруги – не ваше дело, – отрезала Холли. – Вы о нас ничего не знаете.
– Я знаю, что они – самое важное для тебя. Да ты на говно исходила, лишь бы родители отпустили тебя в пансион, потому что девчонки тоже там живут. Вся твоя жизнь держится на твоих подругах. – Мой голос звучал все жестче и жестче. Я не мог объяснить, в чем тут дело: доказать Конвей, что я не шестерка семейства Мэкки, доказать то же самое самим Мэкки, отомстить Холли за то, что думает, будто может запросто впорхнуть ко мне со своей карточкой и сложить из меня оригами, отомстить за то, что она права? – А потом на сцене появляется Крис, и союз четырех рассыпается на куски. Разваливается, обращается в прах так легко, как будто…
Холли брызгала искрами, как электросварка:
– Неправда! У нас все отлично!
– Если бы кто-то вот так разрушил мою дружбу, я бы люто его возненавидел. Да любой бы возненавидел, кроме разве что ангела Господня. Ты славная девочка, но если за последние несколько лет не переродилась полностью, ты отнюдь не ангел. Так ведь?
– Я никогда и не говорила, что я ангел.
– Так насколько сильно ты ненавидела Криса?
– И-и-и… пауза. Перекур! – воскликнул Мэкки. Он никогда не стеснялся показаться банальным и предсказуемым, особенно если вы не можете ему помешать. – Дурная привычка. – Он одарил нас ослепительной улыбкой, сползая со стола. – Не хочешь подышать свежим воздухом, Стивен, малыш?
– Только что же курили, – буркнула Конвей.
Мэкки приподнял бровь. По положению и званию он был старше нас с Конвей вместе взятых.
– Я хочу побеседовать с детективом Мораном с глазу на глаз, детектив Конвей. Неужели это не ясно?
– Да, я поняла. Вы сможете это сделать через минуту.
Мэкки скатал пластилин в шарик, перебросил его Холли:
– Валяй, малышка. Поиграй чуток. Но только не вылепи ненароком чего-нибудь, шокирующего детектива, она кажется такой невинной. – И мне: – Идешь? – И вышел не оборачиваясь.
Холли шмякнула пластилиновый мячик об стол и злобно раздавила в лепешку.
Я посмотрел на Конвей. Она посмотрела на меня. Я вышел.
Мэкки не стал меня дожидаться. Я видел, как он спускается по лестнице уже на пролет ниже меня, видел, как пересекает холл. В сумеречном освещении и под таким углом он казался зловещим незнакомцем, за которым точно идти не следует, – во всяком случае, не так быстро.
Когда я выбрался на улицу, он уже стоял у стены, сунув руки в карманы. Сигаретой не стал заморачиваться.