Доказательством произведенного ядерного взрыва могло бы служить гамма-излучение других радиоактивных материалов. Хотя федеральное ведомство располагает самыми современными приборами, очень трудно интерпретировать спектрограмму ордруфской почвы. “Только естественная радиоактивность дает более 90 линий”, — объясняет Арнольд Дирк. Поскольку в ней повсюду встречаются такие радиоактивные вещества, как радий, калий или торий, практически невозможно опознать следы искусственного излучения, вызванного превращением урана-235 в уран-238. К работе по исследованию почвы полигона привлечены и химики лаборатории, ищущие следы альфа-частиц, которые состоят из двух протонов и двух нейтронов. Однако конкретных результатов пока нет».
И еще один документ, извлеченный из кожаного дипломата гинеколога, изучил Рыбин. Вот он:
«Спустя 10 лет после окончания Великой Отечественной войны в одну из советских комендатур Восточной Германии пришел ничем не приметный немец средних лет и сказал, что по приказу Деница где-то у острова Рюген затоплены подводные лодки, готовые в любой момент к боевым действиям. Сообщение показалось невероятным, подобных заявлений относительно Янтарной комнаты тогда было тьма, а тут еще и субмарины. Но был разгар “холодной войны”, и, к счастью, от этого заявления не отмахнулись. Искали лодки долго, и нашли их в 1956 году. Внешний осмотр подтвердил, что субмарины не потоплены, а именно законсервированы в подводном положении. Подъем лодок поручили 447‑му отдельному дивизиону аварийно-спасательной службы Балтийского флота. Когда стало очевидным, что Германия проигрывает войну, экипажи подводных лодок погибли, а лодки — вот они. В ближайшем окружении Гитлера, видимо, разработали операцию “возмездие на будущее”, способную родиться лишь в возбужденном воображении писателя-фантаста.
Несколько подводных лодок 26‑й серии, в которых были реализованы все научно-технические достижения немецкого судостроения, подготовили к длительной консервации. Подготовленную “морскую волчью стаю” тайно отвели в один из заливов острова Рюген (Сев. Германия, Балтийское море). Заполнив балластные цистерны водой, субмарины аккуратно положили на дно, замаскировав водорослями. Лодки покоились на глубине 45 метров, вполне доступной для аквалангистов. Только командиры этих лодок и специально подготовленные экипажи знали тайну, знали, как им действовать в час “икс”. Для каких целей предназначалась эта акция — мир не знает до сих пор. Об этом сегодня можно только гадать. В документах намека на это нет, а возможно, они до сих пор хранятся за семью печатями. Все лодки даже через десять лет после их захоронения находились в идеальном состоянии. Знающему человеку достаточно было нескольких часов, чтобы привести жизненно важные механизмы лодки в рабочее состояние и заставить “ожить” весь подводный корабль. Даже съестные припасы оказались пригодными к употреблению. К какой “акции возмездия” они готовились?
С неудачи начался их подъем в 1956 году в одном из заливов острова Рюген. Здесь наблюдалось скопление военных кораблей, район был закрыт для плавания. Сюда прибыли военачальники весьма высоких рангов. Старшим был главнокомандующий Группы Советских войск в Германии А.А. Гречко. Все ждали чего-то необычного. И вот поверхность моря буквально вскипела от рвущихся из-под воды воздушных пузырей, и в фонтанах воды медленно показался нос подводной лодки. Вот она уже на поверхности. И вдруг… субмарина замерла. Казалось, увидев сотни глаз своих заклятых врагов, она задумалась, отдаваться ли им в руки. Нос стремительно начал задираться вверх, из-под стального днища мгновенно вылетели понтоны, обрывки многочисленных тросов. Море вскипело еще раз и сомкнулось над немецкой субмариной, ушедшей кормой на дно Балтики.
Главком Гречко остался очень недоволен неудачной операцией по подъему субмарин и, раздав “фитили” всем причастным к операции лицам, вскоре был переведен на повышение в Москву. Новое командование ГСВГ интереса к проводимым на Балтике работам не проявило. Они были засекречены и взяты под строгий контроль КГБ. Сколько немецких субмарин было поднято и какова их дальнейшая судьба, сказать сейчас трудно».
— Материалы, которые вы сохранили, представляют для меня большой интерес, — сказал Рыбин, закончив ознакомление с записями Сергеева. — Обязательно использую их в своей дальнейшей работе, вот только… Меня очень беспокоит герр Зиценберг. Он наверняка сделает все возможное, чтобы отыскать меня и взять мою работу под свой контроль…
— Пожалуй, я смогу на какое-то время предоставить вам надежное убежище, — подумав, произнес доктор Штайнер. — Это одинокая вилла в укромной бухточке, хозяин которой сейчас находится на Мадагаскаре. Он археолог, и его экспедиция завершится только через несколько месяцев. В ближайшее время я смогу передать вам видеокассету с записью последних минут жизни Сергеева…
Эти слова настолько поразили Рыбина, что он даже не сразу смог ответить на предложение доктора.
— Откуда она у вас?.. — хриплым голосом осведомился он, когда немного отдышался от неожиданного известия.
— Я выкупил ее у охранника того дома, где все последние дни держали Сергеева под неусыпным надзором. Он как раз контролировал систему видеозаписи и сделал копию видеозаписи, которую потом продал мне. Сергеев сумел расположить этого человека к себе и дал ему мой номер телефона…
— Потрясающе, — Рыбину оставалось только развести руками.
Одинокая вилла утопала в рукотворном зеленом оазисе, с любовью взращенном на скалистом берегу озера Фаакер-Зее. Здесь Рыбин провел три дня, пожалуй, самых спокойных из всей сумасшедшей круговерти дней, проведенных в Западной Европе. За это время он, работая днем и ночью, успел написать три четверти от всего объема будущей книги. Теперь ему не хватало кульминационной части и развязки. И тут он рассчитывал на то, что обретет их, посмотрев обещанную доктором Штайнером видеокассету.
Самое интересное, что ему никто не мешал спокойно трудиться, хотя он в первый же день пребывания на вилле обнаружил наблюдателей, следивших за ним со стороны водной акватории. Слежка велась профессионально и ненавязчиво с небольшой яхты, бросившей якорь на самой середине бухты. Яхта стояла там и на второй день, и на третий, но на ней не было видно никаких признаков жизни, как будто ее хозяева отправились погостить к кому-то на суше и не спешили возвращаться назад. Впрочем, все это могло быть лишь больным воображением профессионала от разведки, усматривавшего в любом человеке потенциального соглядатая.
На третий день виллу посетил пастор Бонифаций, назначивший новое место для встречи с ним через два дня: это был аэропорт города Мюнхена. Он же передал приглашение доктора Штайнера незамедлительно посетить его дом и постараться как можно скорее исчезнуть из этих мест. После этого он отбыл восвояси. Рыбин при этом проследил за отъездом священника и ничего подозрительного в плане «хвоста» не обнаружил.
Ранним утром на четвертый день Рыбин остановил машину возле уютного домика Штайнеров, где однажды он уже побывал, перед тем как познакомился с пастором Бонифацием. Как и в прошлый раз, он позвонил у входной двери, но никто на его звонок почему-то не вышел.
«Что за притча? — подумалось Рыбину. — Определенно, здесь творится что-то неладное…»
Владимир осторожно толкнул дверь, и она свободно распахнулась, приглашая гостя пройти в дом. Сначала он кашлянул и лишь чуть погодя прокричал в проем двери:
— Кто дома?
Но ответа так и не дождался. Тогда Рыбин осторожно прошел в переднюю, а затем в холл и… замер на месте. В прежде уютном обжитом помещении вся мебель была перевернута и раскурочена, а у подножия лестницы, ведущей на второй этаж, валялись тела Эрнста Штайнера и его жены. Чувствовалось, что смерть застигла их неожиданно — обоих убили из огнестрельного оружия, скорее всего, судя по количеству пулевых отверстий, из автоматического.
И в этот момент, разорвав покойницкую тишину, царившую в доме, заиграл бравурный немецкий марш на мобильном телефоне Рыбина, врученном ему несколько раньше Зиценбергом, который все эти дни не подавал признаков жизни.
— Чертов телефон! — выругался вслух Рыбин. — Кажется, я начинаю терять профессиональную сноровку… Да, слушаю вас! — проговорил он в трубку.
— Герр Рыбин, — услышал он ехидный голос старого гестаповца, — вы думали, что умнее меня? Нет! Вы будете жестоко н-наказаны за п-побег! А сейчас оставайтесь на м-месте! За вами сейчас приедут!..
«Похоже, именно из-за этого проклятого телефона гестаповец знает обо всех моих передвижениях. Какой же я идиот! Мне не может быть прощения! Теперь ясно как день, что в телефон вмонтирован электронный “жучок”… И вообще, надо уносить отсюда ноги, пока не поздно! Гестаповец здорово меня подставил!..»
Уходя из дома Штайнеров, Рыбин задержался только на мгновение, чтобы зайти в туалет и выбросить мобильник в канализацию.
Едва он сел в автомобиль и тронулся с места, как услышал сирену и увидел сразу три полицейские машины, направлявшиеся к дому, который чуть было не стал для него западней…
Мюнхенский аэропорт жил своей привычной размеренной жизнью, провожая и принимая самолеты самых разных авиакомпаний чуть ли не из всех стран мира. И это настраивало Рыбина, приехавшего сюда за час до назначенного пастором Бонифацием времени, на спокойный деловой лад. Ему казалось, что с того самого момента, как он избавился от сотового телефона с «жучком», гестаповцу и его команде стало затруднительно отслеживать его передвижения и ему наконец-то удалось оторваться от них.
Пастор Бонифаций показался в дверях зала ожидания минута в минуту, но к Рыбину подошел не сразу, а только после того, как зарегистрировал билет на один из рейсов.
— Вы знаете, что доктор Штайнер и его жена убиты? — первое, что произнес он, когда оказался рядом с Рыбиным, поджидавшим его.
— Да, и это дело рук шайки Зиценберга, — кивнул Владимир. — Он задумал отомстить мне за побег. Хотел, чтобы полиция задержала меня как подозреваемого в убийстве семейства Штайнеров.