Вскоре Магда подошла к основному корпусу университета – его белые каменные стены красиво выделялись на фоне ярко-голубого неба. Из высокого бронзового фонтана, позеленевшего от времени, били струи воды, стекавшие в большой бассейн. На его краю сидели группы студентов: они болтали и весело смеялись, опускали руки в прохладную воду. Их набитые книгами сумки и велосипеды лежали на зеленой траве. В сравнении с участниками гитлерюгенда, чье поведение на недавнем митинге напоминало какой-то ритуал, эти смеющиеся и обсуждающие что-то юноши и девушки казались расслабленными и счастливыми. Магде внушали, что после школы женщины не должны получать дополнительное образование, но здесь было много женщин, которые учились наравне с мужчинами. В волнении она села на траву, надеясь, что, несмотря на униформу, ей удастся влиться в окружающую обстановку, и стала слушать обрывки разговоров.
– Он такой озабоченный, – сказала девушка с короткими каштановыми волосами. На ней были широкие брюки и мужская рубашка, завязанная узлом вокруг талии. Она лениво раскинулась на траве, положив под голову свой рюкзак. – Вчера он сказал мне, что если я позволю ему себя поцеловать, то получу оценку «отлично».
– Нет! Быть не может! – воскликнула ее подруга.
Магда с интересом немного наклонилась в сторону девушек, пытаясь расслышать, о чем они говорят. Девушка с короткими каштановыми волосами посмотрела на нее и улыбнулась.
– Привет, – сказала она, перекатываясь на бок и приподнимаясь на локте. – У тебя такой потерянный вид. Тебе чем-нибудь помочь?
– Ой… нет, спасибо, – ответила Магда, краснея. – Я просто пришла сюда посмотреть.
Девушка пожала плечами, снова легла на спину и продолжила свой разговор с подругой.
Магда встала с намерением уйти. Но, пока она стряхивала траву со своей юбки, девушка с короткой стрижкой снова ей улыбнулась, и Магда набралась смелости, чтобы заговорить с ней снова.
– Простите, если потревожила вас, – начала она.
Девушка вскочила и подошла к ней.
– Ничего страшного, – прозвучал ответ.
– Мне только шестнадцать, и все вокруг говорят, что девочкам незачем поступать в университет. А мне хотелось бы здесь учиться.
– Понимаю. Меня тоже отговаривали от поступления сюда. Пришлось целый год работать на благо фронта, прежде чем меня сюда приняли. Я трудилась на ферме, и это было ужасно!
– А я живу на ферме, – с улыбкой сказала Магда. – Там совсем не плохо, если привыкнуть. Но мой брат тоже не любил ферму. Он поступил в университет, и я тоже хочу.
– А куда он поступил… твой брат?
– В Гейдельбергский университет, а потом – в Оксфорд… в Англии.
Ее ответ удивил девушку.
– Правда? Когда это было?
– До войны. Он уехал в 1937-м.
– А сейчас? – спросила она.
– Он остался там, и его посадили в тюрьму. По крайней мере, я так думаю.
Девушка улыбнулась:
– Значит, он не вернется и не пойдет воевать.
Магда покачала головой.
– Твой брат, судя по всему, – интересный человек.
– Да, – согласилась Магда, не зная, как много она может рассказать своей новой знакомой. – Я очень по нему скучаю.
– А ты ведь состоишь в союзе? – Девушка указала на форму Магды.
– Да. Я приехала на митинг, который проходил сегодня на Кёнигсплац. Ненавижу все это!
Она сильно рисковала, высказываясь подобным образом. В то время невозможно было знать наверняка, кем на самом деле окажется твой собеседник. Но было в поведении девушки нечто такое, что вызвало у Магды желание поделиться с ней своими непатриотичными мыслями.
– Что? Митинг или форму?
– И то и другое, – ответила Магда.
– Понимаю. Я тоже все это терпеть не могла, – прошептала девушка. – Мы собираемся на встречу в кафе. Пойдешь с нами?
– Нет, – сказала Магда и добавила: – Только не в такой одежде. И потом, мне нужно вернуться в Аугсбург: они сильно разозлятся, если я опоздаю на поезд.
– Тогда возьми это. – Девушка достала из кармана листовку. – Наша группа занимается распространением информации. Мне кажется, тебя это может заинтересовать.
Она всучила листовку Магде.
– Но прочитаешь ее, когда будешь одна. Надеюсь, когда-нибудь ты будешь здесь учиться.
На обратном пути в поезде Магда сидела у окна одна. Поэтому она достала из кармана листовку и стала читать ее с возрастающим изумлением:
После завоевания Польши 300 тысяч евреев были убиты самым жестоким образом. Мы считаем, что было совершено ужаснейшее преступление против человеческого достоинства, преступление, которому нет аналогов в человеческой истории. Говорит ли это о том, что немцам стали вдруг неведомы человеческие чувства? Что они погрузились в глубочайший сон, от которого им уже не суждено пробудиться?
Похоже, что так и есть… если только Германия не очнется от этой летаргии, если не восстанет против кучки преступников, если не проявит сострадания к сотням тысяч жертв. И речь идет не только о сострадании, но и о гораздо большем – о признании вины. Однако все стараются проигнорировать эту вину и снова погрузиться в сон, пребывая в мире со своей совестью. И все же этим нельзя пренебречь: все виновны, виновны, виновны!
Мы не станем молчать. Мы будем вашей нечистой совестью.
«Белая роза» не оставит вас в покое!
Магда свернула листовку и убрала ее в карман. Выглянув из окна поезда, который, гремя колесами, ехал через окраины Мюнхена, она прикрыла ладонью глаза от солнца, висевшего словно большой красный шар над темными зданиями. Магда закрыла глаза, чувствуя себя усталой и подавленной. За этот день произошло столько событий: она стала свидетелем ужасного обращения со своей подругой Лоттой; побывала на митинге со всей его помпезностью, церемониальностью и нацистской спесью; и, наконец, неожиданно познакомилась со студенткой из университета. И пока Магда теребила пальцами листовку в кармане, она вдруг испытала, казалось, давно забытое чувство – надежду. Впервые с того момента, когда она прочитала письмо Карла, она поняла, что не одинока в своем гневе и отвращении. Были и другие люди, похожие на нее. И эти молодые люди, как и ее брат, не были равнодушными и хотели что-то изменить. Они стремились остановить безумие и жестокость, и Магда решила стать одной из них.
Глава четырнадцатая
Кесуик, июнь 1942 года
Когда Имоджен и Джой оставалось всего несколько недель до окончания школы, началась жара, и воздух наполнился ароматами цветов. В прошлом году их школа переехала в просторное поместье на берегу озера за пределами Кесуика. Теперь большинство учеников уже не жили в семьях – их разместили в общежитиях, находившихся на окраине города. Это помогало создавать атмосферу сплоченности, к тому же теперь Имоджен и Джой наконец-то могли быть вместе. Однажды утром, когда они собирались в школу, Имоджен пришло письмо от Фредди.
– Джой, – сказала она, схватив подругу за руку, – иди в школу без меня. Я должна прочитать письмо от Фредди. Я не получала от него весточки с той нашей встречи во время Пасхи.
– Хорошо, – кивнула Джой. – Я поеду на автобусе. Только не опаздывай, ладно? Ты ведь не забыла, что должна устроить перекличку для пятиклассников?
– Не волнуйся, я успею…
В письме от Фредди было много новостей: его отобрали в эскадрилью бомбардировщиков, и он проходил подготовку на «оксфордах» и «энсонах». Он писал ей, что обучение было очень интенсивным. Они изучали теорию, а также каждую неделю должны были летать по сто часов. Ему это нравилось – он чувствовал, что наконец-то делает нечто важное.
К письму была приложена фотография: на ней Фредди стоял, непринужденно прислонившись к своему самолету. День был очень ясный, на Фредди были форма ВВС Великобритании и очки авиатора, он выглядел мужественным и умудренным опытом. Имоджен поставила фотографию на прикроватную тумбочку, прислонив ее к будильнику, и долго смотрела на нее, лежа на кровати в своей комнате в общежитии. К сожалению, в письме Фредди ни словом не обмолвился об их последней встрече, а также о том кратком поцелуе, которым они тогда обменялись. Последние недели она все время мечтала о нем и втайне надеялась прочитать в письме какое-нибудь признание. Даже приписки «P. S. Я люблю тебя…» было бы достаточно. Имоджен перевернула письмо, и ее сердце учащенно забилось, когда она увидела еще несколько строк на обратной стороне:
Дорогая Джинни, я хотел отправить письмо пораньше, но меня вытащили на танцы в город. Местные жители такие дружелюбные, а девушки здесь очень хорошенькие и такие естественные. Мы потрясающе проводим время.
Она снова улеглась на кровать, и ее глаза наполнились слезами. Фредди словно забыл о том вечере, который они провели вместе. Он не упомянул ни о поцелуе, ни о том, что любит ее. Имоджен почувствовала себя дурой из-за своих романтических фантазий и поняла, что это были всего лишь девчачьи мечты. Пока Фредди вел захватывающую жизнь в Канаде, она сдавала выпускные экзамены. Их жизни были такими непохожими. Разумеется, он ее не любит. В тот вечер он просто подыгрывал ей. Имоджен зарыдала и бросила письмо вместе с фотографией на дно чемодана, который хранила под кроватью.
Она опоздала на автобус и поехала в школу на велосипеде. Объезжая вокруг озера, она остановилась на полпути, чтобы полюбоваться на маленькую флотилию прогулочных лодок, плывших по сверкающей воде. Имоджен вспомнила, как однажды Дуги пригласил ее покататься на лодке. Они чудесно провели время, плавая по озеру. Теперь, сидя на деревянной лавке под лучами солнца в отвратительном расположении духа, Имоджен вдруг поймала себя на мысли, что уже несколько месяцев не вспоминала о Дуги. После того как он ушел в армию, она писала ему пару раз, но так и не получила ответа. Тогда она даже испытала облегчение, что он, похоже, забыл о ней. Имоджен всегда думала, что их отношения долго не продлятся. Теперь же она задумалась о том, сможет ли когда-нибудь с таким же равнодушием вспоминать о Фредди? Почему-то она в этом сомневалась.