Тайное письмо — страница 28 из 69

На помощь девушкам пришел Джайлс.

– Барбара, когда освободишься, приготовь два джина с тоником для двух очаровательных леди! – крикнул он барменше, и та кивнула ему в знак согласия.

– Это так неприятно, – пожаловалась Марион. – Почему она не приняла мой заказ? Ужасно унизительно зависеть от тебя, Джайлс.

– Спасибо на добром слове, – сказал он. – В следующий раз я оставлю вас умирать от жажды.

Взяв напитки, Марион предложила поискать столик, но Имоджен очень хотелось поговорить с Фредди.

– Иди… сядь с Джайлсом, я скоро подойду, – прошептала она на ухо подруге.

Имоджен стала пробираться сквозь толпу, поднырнула под локтем высокого студента, стоявшего между ней и объектом ее страсти, и, словно по волшебству, оказалась в самом центре их компании.

– Привет еще раз, – весело сказал Фредди.

– Привет, – ответила она. – Надеюсь, ты не возражаешь… но я подумала, что нам нужно поговорить.

Молодые люди переглянулись и постепенно стали отходить в сторону, образовав собственный круг, смеясь и обмениваясь шутками. Фредди и Имоджен остались вдвоем.

– Ой, прости, – проговорила Имоджен. – Я не хотела вам мешать.

Она чувствовала себя больше смущенной, чем виноватой.

– Все в порядке, – мягко ответил Фредди. – Давай присядем? А то я весь день на ногах.

Он нашел столик в углу около двери.

– Итак, – начал он, – расскажи, как поживаешь?

Подобные вопросы обычно задают дальней родственнице или незамужней тетушке, и Имоджен упала духом.

– Отлично…

– Как твои родители… они здоровы?

– Да… а твои?

– Тоже.

– А Филипп и Джонно?

– Да, с обоими все хорошо… спасибо. Корабль Филиппа попал под обстрел, но он успел эвакуироваться до того, как тот затонул.

– Какой ужас! Я не знала об этом. С ними точно все в порядке?

– Да, ты же знаешь Фила… Он непотопляемый. Ты как? Знаешь, я совсем забыл, что ты здесь учишься. Я очень удивился, когда увидел тебя в чертежной студии.

– Правда? – спросила Имоджен. – Мы ведь обсуждали это тем вечером, когда ты пригласил меня… на прошлую Пасху. В ту ночь, когда нас бомбили.

– А, да, – вспомнил Фредди, – ужасная была ночь. Мне так жаль ту семью. Как я мог об этом забыть? Представляю, что ты обо мне думаешь.

– Да ладно, это было давно, с тех пор столько всего случилось, особенно с тобой. Как тебе Канада? – Она боялась, что, задав этот вопрос, услышит от него рассказ о тайном браке с одной из девушек, с которыми он там знакомился. Не поэтому ли он держался с ней так отстраненно?

– Было очень весело. Я чудесно проводил время. Это волшебная страна, и так замечательно, что я учился летать именно там, где такие просторы.

– Ты написал мне письмо… – начала Имоджен.

– Но ты не ответила, – заметил Фредди.

– Я… Твое письмо было написано в таком тоне… Мне показалось, что ты не особо ждал от меня ответа, – запинаясь, сказала она.

– С чего ты взяла? – спросил он, разглядывая ее лицо. – Я не стал бы писать, если бы не хотел получить от тебя ответ. Я подумал, что ты просто не желаешь со мной общаться.

– Ты сказал, что встретил чудесных девушек. «Девушки очень хорошенькие, – писал ты, – и такие естественные. Мы потрясающе проводим время». Кажется, ты ходил с ними на танцы.

– Ты помнишь, что я написал? – У Фредди был удивленный вид. – Я не помню, что делал вчера, не говоря уже о том, что писал около года назад.

– Я помню… все до последнего слова. – Имоджен покраснела. – Звучит ужасно пафосно, да?

– Джинни… – Фредди накрыл ее ладонь своей. Она была холодной и шершавой.

– Да? – Она с надеждой посмотрела в его серые глаза, мечтая о том, чтобы он поцеловал ее.

– Давай выйдем на улицу, мы не можем разговаривать здесь.

– Я думала, ты хочешь пообщаться со своими друзьями.

– Хочу… но потом. Сначала мне нужно тебе кое о чем сказать.

Он вывел ее из паба. Снова начался дождь, и они встали под навесом у двери магазина мужской одежды в соседнем здании, слушая стук дождевых капель.

– Видишь ли, Джинни… Знаю, тогда, до Канады, у нас с тобой был небольшой разговор.

– Да, – сказала она, глядя ему в глаза.

Имоджен чувствовала запах дождя на его волосах и немного затхлый запах, исходивший от его формы.

– Джинни, ты мне нравишься. Правда нравишься, – проговорил Фредди.

– Но, – продолжила она, теряя всякую надежду, – у тебя есть кто-то еще, не так ли?

– Нет! – ответил он, положив руки ей на плечи. – Нет, дело совсем не в этом. Просто я должен уехать… Я не могу сказать тебе, куда. Меня определили в специальную эскадрилью. Это очень опасно, Джинни. И после того, как я приступил к учениям, я смирился с мыслью, что, возможно, не выживу. То, что мы делаем, – это очень опасно. Мы будем летать по ночам на небольшой высоте над вражеской территорией, нас будут обстреливать из артиллерии… Я уже потерял некоторых товарищей. А после того, как по-настоящему приступлю к делу, потерь будет еще больше. Я и сам могу погибнуть.

Имоджен вздрогнула.

– Пожалуйста, не говори так.

– Я смирился с этим – так лучше всего. Я говорю себе: «Самое ужасное, что может случиться, – это ты погибнешь, поэтому просто делай свою работу, старайся выполнять ее хорошо, будь мужественным и решительным». – Фредди словно давал инструкции самому себе.

– Это ужасно, – сказала Имоджен, и слезы навернулись у нее на глаза.

– Нет, это благоразумно. И я принял решение. Я не разобью ничье сердце. Я видел очень многих парней и их девушек, жен и подружек, и размышлял о том, что они будут чувствовать, если их мужчин разорвет на кусочки. Я не хочу поступать с кем-нибудь таким образом. Поэтому я решил, что если и свяжу с кем-то свою жизнь, то только после войны. Если это «после» вообще наступит.

– Не понимаю, – проговорила она, – ты хочешь сказать, что связал бы со мной свою жизнь… если бы мог?

Имоджен пыталась уцепиться за то заветное будущее, в котором они с Фредди могли бы быть вместе.

– Джинни, не придавай моим словам слишком большого значения. Я ничего такого не говорил. Я просто хочу сказать, что ты не должна впадать от меня в зависимость. Я могу не вернуться. Живи своей жизнью. Прилежно учись, стань хорошим архитектором. Но не жди меня.

Он быстро поцеловал ее в щеку и ушел. Из открывшейся двери бара на влажную от дождя улицу вырвались шум и смех, а Имоджен продолжала стоять в одиночестве у двери в магазин и рыдать.

Глава семнадцатая

Ферма Ферзехоф, февраль 1943 года

Рано утром Магда спустилась вниз и увидела, что отец опять слушает радио. Обычно из приемника доносились немецкие голоса, но на этот раз она услышала иностранные интонации диктора «Би-би-си».

Мы прерываем программу для специального сообщения, – мрачным голосом объявил диктор.


Послышалась размеренная барабанная дробь, а затем так же медленно прозвучал фрагмент из Пятой симфонии Бетховена. Наконец диктор снова заговорил:


Сталинградская битва завершилась. Это правда, шестая армия под командованием генерала-фельдмаршала Паулюса была разгромлена… Они погибли, но Германия еще может уцелеть…


– Итак, – сказал Петер, выключая радио, – похоже, это начало конца.

– Правда? – спросила Магда. – Почему ты так думаешь?

– Это единственный разумный вывод. Мы проиграли на Восточном фронте, и союзники становятся все сильнее с каждым днем. Здесь, в деревне, мы не ощущаем всего этого, но города на севере безжалостно бомбят. Не думаю, что люди смогут долго это выносить.

Он встал, помешал угли в печи, затем достал ящик, наполненный золой, вышел на улицу и выбросил ее под розовый куст, росший рядом с огородом.

– Может, Карл скоро вернется домой? – предположила Магда, когда отец вернулся в дом и стал отряхивать снег с сапог, прежде чем снять их у двери.

– На все требуется время, – сказал он, устанавливая ящик обратно в печь. – Это случится не завтра, впереди еще длинный путь. Но перемены уже начались. Я помню первую войну и как она закончилась. Столько людей с обеих сторон было убито, наши лучшие солдаты так бессмысленно погибли. К концу наша армия была истощена. Мы были просто кучкой мальчишек и стариков. Мы потеряли присутствие духа и знали, что в войну вступили американцы и тысячи их солдат прибывают во Францию. Нам уже было не выстоять. Сейчас у меня такие же чувства. В России погибло очень много наших людей. Сколько еще мы будем притворяться, что сможем выиграть в этой войне?


После завтрака Магда села у печки, чтобы надеть зимние ботинки. За окном большие снежинки сонно парили в воздухе, перед тем как опуститься на площадку у дома.

– Можешь отвезти немного сыра от меня в деревенский магазин? – спросила Кете, пока Магда надевала пальто и меховую шапку.

Она завернула большие головки сыра в кусок муслина.

– Положишь их в корзину своего велосипеда. И постарайся не намочить и не испачкать их, хорошо?

– Да, мамочка, – сказала Магда, взяв сыр. – Я буду осторожной.

– И отвези их до того, как поедешь в школу: герр Фишер ждет их. Он даст тебе деньги, постарайся их сохранить.

– Конечно, мамочка. Я их не потеряю.

Пока хозяин магазина педантично взвешивал каждую головку и отсчитывал деньги, которые Магда должна была отдать матери, она услышала, как несколько женщин перешептываются, обсуждая услышанные по радио утренние новости.

– У меня кузина в Мюнхене, – тихо сказала одна из них. – Город наполнили беженцы с севера: их там сильно бомбят. И жить им теперь больше негде. Такой позор!

– Знаю, – с заговорщическим видом сказала другая. – Моя подруга живет в Гейдельберге и говорит то же самое. Люди каждый день приезжают на вокзал. Но куда их разместят?

Вся деревня была охвачена тихой яростью, и, выйдя из магазина, Магда решила, что должна как можно скорее съездить в Мюнхен. Ей не терпелось поговорить с Саскией, выяснить, как новости с Восточного фронта могут отразиться на деятельности «Белой розы». Прекратят ли они теперь свою работу или, наоборот, это придаст им смелости? Она уже подъезжала к воротам школы, как вдруг внутри все похолодело: ее ждал Отто.