– Так и есть. Но я хочу, чтобы он… был на моей стороне.
– Ему что-то о тебе известно, Магда? После появления тех офицеров… ты ведешь себя странно. Неужели ты и правда ввязалась в какую-то историю в Мюнхене?
– Нет, мамочка. Я просто познакомилась там с людьми. И они были… другими.
– В каком смысле другими?
– Они не… не со всем были согласны.
– Хочешь сказать, они были революционерами? – Мать отложила в сторону нож и вытерла фартуком руки. – Тебе было известно о том, что они разделяют настолько опасные взгляды? Я не могу поверить, что ты встречалась с теми людьми, зная, чем они занимаются! Ты сошла с ума?
– Но Карл же работает против правительства, – с вызовом в голосе заявила Магда.
– Да и, думаю, сильно рискует своей жизнью. Ты не должна ему подражать.
– Я не смогла бы, даже если бы захотела. Он сейчас в Англии, а я застряла здесь.
В глазах матери появилась обида.
– Так вот как ты считаешь? Что ты застряла здесь с нами? Знаешь, я думаю, тебе повезло. Повезло, что ты вовремя покинула ту группу. И прости, если тебе скучно здесь с отцом и со мной. Но мы просто заботимся о твоей безопасности.
Магда подбежала к матери и обняла ее.
– Мамочка, прости! Я не хотела обидеть тебя. Конечно, я счастлива, находясь рядом с тобой и отцом. Мне повезло, что я живу на ферме. Но я не могу избавиться от чувства вины перед моими друзьями, перед Карлом, перед всеми!
Она крепко обняла мать.
– Ой, – сказала Кете, отстраняясь, – что-то вонзилось мне в грудь.
– А, это брошка. Мне ее подарил Отто. Он настоял, чтобы я ее сегодня надела.
Мать слегка нахмурилась.
– Что? – спросила Магда. – Мамочка, в чем дело?
– Нет… ничего. Наверное, это совпадение. – Кете вернулась к кухонному столу, взяла распотрошенную рыбу и стала вынимать из нее хребет.
– Какое совпадение?
– Просто брошь… показалась мне знакомой, вот и все.
– Знакомой?
– Да… но она точно не та, про которую я подумала. У той в комплекте еще были серьги.
– У меня есть серьги, я просто не надела их. Они очень тяжелые.
Кровь отлила от лица матери.
– Мамочка, где ты раньше видела эту брошь? Ты должна мне сказать!
Кете нервно кусала губы.
– У Эстер, жены доктора Кальмана.
Магда неожиданно села за стол и дотронулась до броши.
– Доктор Кальман заказал эту брошь и серьги для Эстер на годовщину их свадьбы – камни так подходили к ее глазам. Их изготовил ювелир из Аугсбурга… Вот и все, что мне известно. Они были сделаны в единственном экземпляре. Почему она не забрала их перед отъездом? – Кете посмотрела на Магду.
– О боже, – сказала Магда, хватая брошь и срывая ее со своего платья. – Как он мог?! – воскликнула она и бросила брошь на стол словно ядовитое насекомое. – Наверное, он украл их до того, как они уехали из деревни!
– Да. Но, Магда, ничего не говори ему. Он уже подозревает тебя, и ты не должна его злить.
– Он мне отвратителен! – Магда вскочила со своего места. – Он не храбрый солдат, а дешевый вор, и я его ненавижу!
Она убежала к себе в комнату и захлопнула за собой дверь.
Некоторое время спустя, лежа на кровати, Магда услышала размеренный стук ботинок Отто, который шел через двор. Затем на кухне послышался его голос и громкий смех, когда он, разговаривая с Кете, попытался пошутить. Магда услышала, как мать нервно рассмеялась, а потом позвала ее:
– Отто пришел!
Магда по-прежнему лежала на кровати лицом вниз. Она крикнула, но стеганое одеяло заглушило ее голос:
– Прости, но я плохо себя чувствую.
На лестнице послышалась тяжелая поступь Отто, затем он распахнул дверь в ее комнату.
– Магда, что значит: ты плохо себя чувствуешь?
– Мне нездоровится, – сказала она, поворачивая к нему свое красное, заплаканное лицо. – Извини, я не смогу пойти.
– Но это же мой последний вечер!
Магда с непониманием посмотрела на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Разве ты не слышала? Нашу бригаду призвали на фронт. Завтра мы уезжаем…
Отто протянул ей руку, раскрыл ладонь и показал лежащую на ней брошь.
– Ты забыла про нее… Надень.
– Она сильно оттягивает платье, – сказала Магда. – Я ее сначала надела, но потом сняла.
– Надень ее, – твердо сказал он. – Приготовься. Я буду ждать внизу.
Дрожащими пальцами Магда приколола брошь на лацкан. Перед ее мысленным взором возникла фрау Кальман с ее прекрасными глазами, которые унаследовала Лотта. И эти глаза были полны ужаса, когда она стояла, прижимая к себе сына, в здании мюнхенского вокзала. Что в тот день сказал о них Отто? «Они никто… отбросы». Если он действительно уедет завтра утром, то сегодня вечером ей придется потерпеть. Всего один вечер, подумала Магда, и если повезет, то, возможно, она никогда его больше не увидит.
Часть третья. Победители и побежденные. 1944–1945 годы
Четыре года назад нашей нации и империи пришлось в одиночку сражаться с врагом, во много раз превосходящим нас по численности… Теперь нас снова ждет великое испытание. Но на этот раз это будет не борьба за выживание, а битва за правое дело до окончательной победы…
Глава двадцатая
Белсайз-парк, Лондон, январь 1944 года
Снег падал бесшумно, укрывая глубоким пушистым ковром дороги, тротуары и сады. На обычно многолюдных улицах Белсайз-парка стояла тишина, люди с трудом пробирались по заснеженным дорогам к центру города. Имоджен встала с кровати и поежилась, когда ее босые ноги коснулись линолеума. Она пожалела о том, что не привезла из дома маленький коврик, и поспешила надеть тапочки и шерстяной халат. Затем Имоджен взяла полотенце и косметичку и побежала по ледяному коридору в общую ванную комнату. Обнаружив, что дверь заперта, она прислонилась к стене; ее трясло от холода, она сжала ноги. Из ванной слышалось, как Джой полоскает рот.
– Джой, ради бога, давай поскорее, – попросила Имоджен. – Я тут с ума сойду!
Она услышала, как открывается задвижка, и дверь распахнулась. В холл тут же выплыли клубы пара.
– Я только что приняла ванну, – сказала Джой, вокруг ее тела было обмотано маленькое полотенце. – Но вода еще горячая и приятная. Заходи. Я сейчас дочищу зубы и уйду.
Вернувшись в свою холодную комнату, девушки постарались как можно скорее надеть форму, состоявшую из черных чулок, темно-синей юбки со встречной складкой, белой рубашки, галстука и жакета.
– Господи, как же холодно! – пробормотала Имоджен, садясь у захламленного туалетного столика, который она делила с Джой. Всю его поверхность занимали коробочки с пудрой для лица, помады, расчески для волос и бигуди. – На улице такой сильный снегопад, – сказала она, выглядывая в окно эркера и припудриваясь. – Может, попросим у той женщины разрешение разжечь ненадолго камин? У нас в комнате неплохой камин… И я не уверена, что переживу еще одну такую ночь.
– Она ни за что нам не позволит, – ответила Джой, заглядывая в зеркало через плечо Имоджен и причесывая волосы. – Ты же ее знаешь. «Огонь можно разжигать только в общественных местах», – сказала она, подражая певучему голосу хозяйки дома.
– Ну что ж, пора завтракать, и, слава богу, столовая хорошо отапливается, – сказала Имоджен.
Девушки жили в холодном доме с меблированными комнатами в районе Белсайз-парк уже неделю, но до сих пор еще не привыкли ни к новому дому, ни к установленным в нем правилам, ни к географии столицы. Белсайз-парк находился в северной части Лондона, когда-то это был уютный пригород, где селились представители среднего класса. С тех времен здесь осталось много больших домов в викторианском стиле, которые разделили на квартиры и сдавали постояльцам за плату. Их дом подпадал под эту категорию, и теперь здесь собралась довольно пестрая публика, состоявшая из беженцев и военного контингента. На звание родного крова такое жилище, конечно, вряд ли могло претендовать. Однако между жильцами ощущалось своего рода чувство солидарности.
– Доброе утро, девушки, – сказал Найджел, военно-морской атташе, прибывший в Лондон на прошлой неделе. – Хорошо спали?
– Не очень, в нашей комнате настоящий морозильник, – пожаловалась Имоджен, размазывая свою крошечную порцию масла по куску клеклого белого хлеба.
– Если замерзнете, приходите ко мне, я вас согрею, – ухмыльнулся Найджел.
– Зря так стараешься, распутник, – ответила Джой, наливая себе чай. – Джинни, ешь скорее, а то мы опоздаем.
Когда девушки шли по лестнице наверх, чтобы взять шляпки и сумки с противогазами, их окликнула миссис Палмер, хозяйка дома.
– Надеюсь, сегодня вечером вы не опоздаете. Ужасно неудобно, когда приходится впускать людей после того, как я уже легла в постель. Я хочу, чтобы к десяти часам дверь была заперта.
– Мы постараемся! – крикнула Имоджен. – Но, простите, все зависит от нашей работы.
Она услышала, как миссис Палмер пробормотала себе под нос: «Чертова война!».
У Миссис Палмер, готовившейся в скором времени разменять седьмой десяток, было на редкость кислое выражение лица. Она взяла на работу двух молодых девушек, чтобы те держали в чистоте «общественные места» – так она называла прихожую и лестницу – и прислуживали в столовой. У нее был вечно недовольный вид, как будто война и все ее последствия были созданы исключительно для того, чтобы докучать ей.
В первый вечер, когда Имоджен и Джой сидели в столовой, немного взволнованные непривычной обстановкой, и ждали, когда им подадут их более чем скромный ужин, миссис Палмер заявила, что если будет еще одна бомбардировка, то она закроет дом и уедет.
– Это просто позор! – возмутилась она и с грохотом поставила две тарелки жидкого томатного супа перед своими новыми квартирантками. – Я не представляю, как мы все это переживем.
Когда она вышла из столовой, располагавшейся в комнате с высоким потолком, Имоджен и Джой весело рассмеялись.