Усевшись за столик, Имоджен изучила меню. Оно показалось ей немыслимо роскошным, особенно для человека, рацион которого последние четыре года был весьма ограничен.
– Ничего себе, – проговорила она, – вот это выбор! Креветки в топленом масле… я уже забыла, когда последний раз ела их!
– Тогда их мы сегодня и закажем, – сказал лейтенант. – Выбирайте все, что захотите. Это самое малое, что я могу для вас сделать. Еда здесь простая, но отменного качества.
Он налил Имоджен бокал красного вина.
– Какая прелесть, – восхитилась она, сделав глоток. Вино было мягким на вкус и приятно согревающим. – Мне стыдно в этом признаться, но я никогда не пробовала вина. Отец всегда предпочитал виски.
– Надеюсь, вам понравится, – сказал лейтенант. – Это хорошее марочное вино.
– Спасибо… очень вкусное. Только, знаете, я больше не могу называть вас «лейтенантом». Как вас зовут?
– Бенджамин. Но обычно меня называют Беном.
– А я Имоджен, для знакомых – Джинни.
Он поднял свой бокал:
– Рад знакомству, Джинни. Если бы не вы, я бы опять ужинал в одиночестве.
– Так вы здесь живете? Тут очень мило. Американские офицеры обычно останавливаются в подобных местах?
Бенджамин улыбнулся, а Имоджен сделала еще один глоток вина.
– Простите, – сказала она, краснея, – не хочу показаться любопытной. Знаю, в наше время не принято задавать много вопросов. Почти все, что происходит в нашей конторе, – секретная информация.
– Да, боюсь, на меня это тоже распространяется. Я могу лишь сказать, что служу в американской армии и сюда меня отправили по делам антифашистской коалиции. О большем я не могу распространяться.
– Понятно, – вздохнула Имоджен. – Это немного затрудняет беседу, не так ли? А чем вы занимались до… до войны?
– Я учился в колледже в Вашингтоне, потом – в магистратуре в Йельском университете, где изучал юриспруденцию. Мои родители родом из Вирджинии, отец – дипломат. Ребенком я много путешествовал, объездил почти всю Европу.
– Это, наверное, было чудесно, – сказала Имоджен, приступая к своим креветкам.
– Конечно, – продолжал Бенджамин. – Я жил в Париже, Женеве, Риме, разумеется, и так далее. Некоторое время мы провели на Ближнем Востоке. А потом, когда я подрос, меня отправили учиться в Штаты, и я навещал родителей только на каникулах. Когда я окончил Йель, пытался понять, чем хочу заниматься, и тут началась война. – Он подлил вина в их бокалы. – А вы расскажете о себе?
– Ох, боюсь, это будет не так интересно. Я выросла на северо-востоке Англии, в городе под названием Ньюкасл. Мои родители – шотландцы, мама до замужества работала учительницей, отец – инженер, поэтому мы тоже немного попутешествовали, но не в такие экзотические места. Пробыли недолго в Карлайле и еще жили неподалеку от Дартфордского туннеля, но я тогда была совсем маленькой… – Она нервно рассмеялась. – Потом мы вернулись в Ньюкасл, а когда началась война, я еще училась в школе, и меня отправили в эвакуацию в Озерный край.
– И как было там?
– На самом деле – очень здорово. Красивые места… Вы там бывали?
Бенджамин покачал головой.
– Иногда мне становилось немного одиноко, – продолжала Имоджен. – Я единственный ребенок в семье и очень привязана к родителям. Но, знаете ли, ко всему привыкаешь. После школы я поступила в университет.
Он удивленно приподнял брови:
– Правда?
– Не надо так удивляться, – Имоджен почувствовала себя немного уязвленной.
– Нет, простите меня. Я не хотел вас обидеть. Что вы изучали?
– Архитектуру. Хочу стать архитектором. Но из-за войны, когда мне исполнилось девятнадцать, я поступила в «Рены». Я была оператором радиолокационных станций – это моя специализация. Но потом сразу после Рождества меня перевели в офис адмирала Сполдинга. Я до сих пор не понимаю, почему… почему он выбрал именно меня. Он сказал, что со временем я вернусь к обязанностям оператора. Очень на это надеюсь, потому что я ужасно печатаю на машинке.
– Он очень высокого о вас мнения, – сказал Бенджамин. – Видимо, навыки печатания на машинке для него не так уж и важны.
– Не знала об этом. Я только печатаю разные служебные записки и письма, звоню в разные правительственные учреждения и понятия не имею, что вообще происходит. Возможно, потому что вся информация строго засекречена.
По окончании ужина Имоджен откинулась на спинку стула.
– Боже мой, я не объедалась уже много лет! Моя мама – отличный кулинар, они с нашей горничной Эдит готовят очень вкусную еду. Но креветки, говядина и… как назывался этот пудинг?
– Иль флотант, – ответил Бенджамин.
– О! «Плавучий остров» по-французски – очень умно! Никогда не слышала о таком, но он был… восхитительным. Как им удается добывать столько яиц?
– Полагаю, у них есть какие-то связи, – улыбнулся Бенджамин. – Хотите кофе?
– Так здесь и кофе имеется?
– Конечно. Может, не самый лучший, не из Америки, но вполне сносный.
– Я бы с удовольствием выпила кофе. Все равно я уже опоздала. Хозяйка дома, где я живу, ужасно строгая. Она любит запирать дверь на засов. Придется бросать камешки в окошко, чтобы разбудить подругу.
– Где вы живете?
– В районе Белсайз-парк. Это к северо-востоку отсюда.
– Давайте выпьем кофе в фойе, а потом я провожу вас домой.
Когда они вместе шли по Пикадилли в сторону станции метро «Грин-парк», из одного здания неожиданно вышла девушка. Фонарь тут же осветил ее ярко накрашенное лицо.
– Мистер, не хотите ли хорошо провести время? – спросила она Бенджамина.
Тот обнял Имоджен за плечи, словно хотел оградить ее от чего-то.
– Нет… нет, спасибо, – ответил он.
– Что ей было нужно? – поинтересовалась Имоджен, когда они быстро пошли дальше.
– Ну… вы же понимаете.
– Нет, я не понимаю.
– Джинни, она «ночная бабочка».
– Ой! – сказала Имоджен и покраснела, радуясь тому, что на улице уже темно.
У входа на станцию метро она остановилась.
– Спасибо вам большое за ужин, он мне очень понравился.
– Вы так просто от меня не отделаетесь, – возразил Бенджамин. – Я провожу вас до дома.
– О, не стоит, это так далеко от вашего отеля.
– Нет, я настаиваю. Вы задержались из-за меня, и это самое малое, что я могу сделать.
В метро было на удивление многолюдно, и в вагоне им пришлось стоять, прижавшись друг к дружке. Неожиданно поезд сделал резкий поворот, громко визжа тормозами, и Имоджен потеряла равновесие. Бенджамин, державшийся за поручень, обхватил ее свободной рукой и помог устоять на ногах.
– Спасибо, – сказала она, снова краснея.
– Все в порядке, – тихо ответил он.
Имоджен должна была испытывать чувство неловкости в объятиях этого незнакомого мужчины, но вместо этого рядом с ним она ощущала себя защищенной.
Когда поезд поехал на восток, в сторону Трафальгарской площади, они наконец сели на освободившиеся места. Поезд уже подъезжал к станции, как вдруг вдали послышался грохот падающих бомб.
– О нет! – воскликнула Имоджен. – Опять! Только не это!
– Нам нужно выйти? – спросил Бенджамин.
– Я не уверена. Видите ли, я еще никогда не бывала в поезде во время авианалета.
Двери вагона открылись, и взрыв раздался прямо над головой. Все пассажиры высыпали на платформу. Бенджамин снял с себя пальто, закутал им Имоджен, и они вместе легли на темную платформу, слушая приглушенный грохот взрывов наверху и ритмичное биение своих сердец.
Когда бомбежка закончилась, люди стали осторожно подниматься на ноги.
– Может, нам лучше остаться здесь? – спросила Имоджен, с тревогой оглядываясь по сторонам.
– Нет, – сказал Бенджамин, вставая и подавая ей руку, – давайте поднимемся наверх и посмотрим, что происходит.
Выбравшись из метро, они оказались на Трафальгарской площади. В южной стороне площади, на месте падения бомбы, образовалась огромная воронка. Колонна Нельсона чудом не пострадала, но неподалеку от нее на боку лежал автобус, и Имоджен видела разбросанные вокруг него по тротуару тела, словно какая-то огромная рука схватила автобус и вытряхнула тех, кто там находился. Дорожные инспекторы устанавливали вокруг него ограждение.
– Мы должны помочь, – сказала Имоджен.
– Нет, – возразил Бенджамин. Вдали послышалось бренчание: это машины скорой помощи ехали к месту происшествия. – Они и без нас разберутся, пойдемте, я должен проводить вас домой.
Автобусные службы уже прекратили свою работу, и им пришлось идти пешком по Риджент-стрит и мимо здания «Би-би-си» на Портленд-плейс. Было темно, и их путь освещала только луна. Всю дорогу Имоджен и Бенджамин разговаривали: о своей жизни, о надеждах и мечтах, о людях, в которых были влюблены. И, делясь всем этим, они словно становились ближе друг другу.
– Ну, – спросил Бенджамин, когда они проходили мимо парка, – а вы когда-нибудь влюблялись?
– Возможно… – ответила Имоджен. – Да… думаю, что да.
– И кем он был?
– Старым другом. Мы были знакомы всю жизнь. Я думала, что наше чувство взаимное, но теперь в этом не уверена. А вы?
– Я был однажды помолвлен. Нас познакомили родители. Она была богатой… в этом ей не откажешь. Но деньги – это еще не все, и когда я поступил на службу, она разорвала помолвку.
– Вы сильно расстроились? – спросила Имоджен, неожиданно вспоминая про Дуги.
– На самом деле нет… Это позволило мне понять, что мы не были созданы друг для друга. И она явно не испытывала ко мне любви, согласны?
– Да, думаю, что так и было.
– Давайте вернемся к вашему мужчине.
– Он не мой мужчина. Я думала, между нами что-то есть, но, когда вступил в ряды ВВС и собирался уехать, он попросил меня забыть о нем.
– Почему?
– Сказал, что может погибнуть и не хочет причинять мне страдания.
– Судя по всему, он хороший парень… не эгоистичный.
– Да, – ответила Имоджен, – думаю, так и есть. Но, знаете, мне было очень тяжело. Я надеялась, хотела, чтобы он признался мне перед тем, как уйти на фронт, сказал, что любит меня. А вместо этого он предложил мне жить своей жизнью и забыть о нем.