– Мамочка, мамочка… это Карл! Он на улице!
Кете бросила кролика, которого разделывала на кухонном столе.
– Карл… где?
Вместе они выбежали во двор. Карл протянул руки, и мать, всхлипывая, упала к нему в объятия.
– Мой мальчик, мой мальчик! – это все, что могла сказать Кете.
Магда прыгала вокруг них, ей тоже хотелось обнять брата.
– Поверить не могу! – воскликнула она. – Ты вернулся… ты действительно вернулся!
Пока он обнимал мать, широко улыбаясь поверх ее головы сестре, во дворе послышались знакомый цокот копыт и стук телеги.
– Скорее, – сказала Магда, – заходи в дом. Наверное, это отец возвращается с поля. Но, может быть, и наш сосед Герхарт.
Она затолкала Карла и мать в дом и захлопнула за собой дверь, после чего выглянула в кухонное окно во двор.
– Поднимайся наверх, – прошептала она брату.
– Может, сначала я обниму тебя? – спросил он.
– Позже. Ступай… скорее!
Через несколько мгновений она услышала голос Петера, который спокойно разговаривал со своей любимой кобылой, пока вел ее в сарай.
– Все в порядке! – крикнула она брату. – Это папа. Можешь спускаться.
На кухне Магда бросилась к нему.
– О Карл, Карл! Я уже думала, что мы никогда тебя не увидим!..
– Знаю, маленькая обезьянка, – сказал он, покрывая поцелуями ее волосы. – Но ты ведь теперь уже не та малышка? – спросил он, отпуская ее. – И куда подевались твои косички?
– Я их остригла. Надоело, что меня вечно за них дергают, – рассмеялась она, ероша свои короткие волосы.
– Магда… – Карл наконец заметил ее раздувшийся живот.
– Да, – спокойно сказала она, – я беременна. Нет, я не планировала этого. И нет, пока ты сам не спросил, я не замужем.
В ту же секунду на его лице появилось выражение растерянности. Он нежно погладил ее по щеке.
– Все хорошо, – проговорила Магда. – Я потом тебе расскажу, не сейчас. Садись вот здесь, лицом к двери. Я хочу посмотреть, как отреагирует папа.
Петер был из тех людей, кто привык к определенному распорядку жизни. Каждый вечер, возвращаясь домой, он снимал сапоги и ставил их сбоку от двери. Потом стягивал свою длинную безрукавку и вешал ее на гвоздь. Этот вечер ничем не отличался от предыдущих; только когда отец обернулся, на его лице появилось изумление, словно он увидел призрак.
– Здравствуй, папа, – тихо сказал Карл. – Я вернулся.
Лицо Петера сморщилось от нахлынувших эмоций, пока Карл шел к нему. Он был на голову выше отца, и, когда обнял его и погладил по волосам, Петер стал всхлипывать, прижимаясь к груди сына.
– Все хорошо, – успокаивал его Карл. – Со мной все хорошо. Мы снова вместе… наконец-то.
Семья засиделась допоздна. Магда не хотела портить радостное настроение от возвращения Карла и рассказывать о том, что с ней приключилось.
– Нет, – настойчиво отвечала она всякий раз, когда он обращался к ней. – Я тебе потом расскажу. Мы хотим узнать, чем ты занимался все это время.
– Сложно вот так, сразу, обо всем рассказать, – проговорил Карл, отпивая из стакана шнапс, который налил ему отец по случаю его возвращения. – Как вы уже знаете, я окончил университет. Сначала меня интернировали как гражданина вражеской страны. Но мой наставник в Оксфорде убедил власти, чтобы мне позволили работать на его ферме. Он знал о моих взглядах и симпатиях и о том, что я не представляю для них угрозы. Он даже позволил мне написать пару научных статей по теории экономики. Этот хороший человек поддерживал меня. У него были… – он сделал паузу, подбирая нужные слова, – связи в различных организациях. Я тоже познакомился с этими людьми и теперь работаю на американцев и британцев. Я вхожу в группу агентов… но больше ничего не могу сказать. Я и так слишком много рассказал вам.
– Ты будешь работать на союзников против собственного правительства? – в ужасе спросила Кете.
– Да, мамочка. Им нужны люди, свободно говорящие на немецком и хорошо знающие местность.
– Но, Карл, это же опасно. Тебя могут арестовать или даже убить!
– Если бы я был здесь солдатом, меня тоже могли бы схватить или убить. Мы на войне, мама. Смерть повсюду. Но лучше я умру за то, во что верю, чем за правительство, которое презираю.
Позже Карл сидел на кровати Магды, и та рассказывала ему про Отто и Майкла.
– Я любила Майкла, – сказала она. – Он был самым чудесным человеком на свете, не считая тебя.
Карл крепко сжал ее руку.
– Мне не хотелось, чтобы он уходил, но я помогла ему собраться в путь. Я знала, что он в любом случае попытается вернуться в Англию. Он всегда говорил, что так сделает. Так велело ему чувство долга.
Карл кивнул.
– Однажды, прекрасным солнечным днем, я убедила его выйти в сад – тогда он в первый раз покинул дом. Я подумала, что мы могли бы вместе перекусить… а потом пришел Отто.
– Я помню Отто, – проговорил Карл, – маленький белобрысый мальчишка, злой и не умеющий проигрывать.
Магда улыбнулась:
– Да, он такой. Теперь ему почти двадцать, он стал таким высоким, но по-прежнему злой и не умеет проигрывать. С тех пор как ты уехал, он… начал меня преследовать. У него возникла безумная идея, что я хочу быть его девушкой. Поверь, я не давала ему повода. Если честно, я всегда терпеть его не могла. Но в конечном счете мне пришлось притвориться, будто он мне нравится, чтобы спасти жизнь Майклу. В противном случае Отто нашел бы его на ферме. Я хорошо знаю Отто: он такой упрямый, никогда не сдается и всех подозревает. Мы с ним были на кухне, когда услышали шум во дворе. Я поняла, что Майкл пытался спрятаться. Отто настоял на том, чтобы мы вышли и посмотрели. Он хотел выяснить, что стало источником шума. Чтобы отвлечь его, я заманила его обратно в дом. Я должна была дать Майклу шанс уйти. Вот тогда это и случилось.
– Ты хочешь сказать, что он тебя изнасиловал?
Магда кивнула, и ее глаза наполнились слезами.
– Я даже не знаю, что сказать, – тихо проговорил Карл. – Война – жестокая штука, и мужчины тоже бывают очень жестокими. Для многих из них война становится своего рода обрядом инициации, помогает удовлетворить свои амбиции. Они не думают о людях, оказавшихся в центре этих военных конфликтов, о женщинах и детях, которые страдают. Ты, Магда, – такая же жертва войны, как и евреи в концентрационных лагерях.
– Нет! – твердо возразила Магда. – Я в это не верю. Моя подруга Лотта – настоящая жертва. Ее вместе с семьей выгнали из деревни, отправили в Мюнхен, а оттуда – одному богу известно, куда. Но я, Карл, еще жива. И пускай я беременна и даже не знаю, кто именно отец ребенка, но все же есть шанс, что это ребенок Майкла. А я люблю Майкла. И раз уж я решила оставить ребенка, то должна сделать все, чтобы чувствовать себя счастливой оттого, что скоро стану матерью, ты согласен?
Карл поцеловал сестру.
– И когда ты стала такой рассудительной? – спросил он, гладя ее по волосам. – Ну а сейчас нам лучше лечь спать. Завтра у нас всех много дел. Я должен установить где-нибудь мою рацию. А в доме это небезопасно.
– Ты можешь воспользоваться чердаком, – с энтузиазмом сказала Магда. – Мы прятали там Майкла, в нашей тайной комнате на чердаке. Помнишь про нее?
– Да, конечно. Поможешь мне отнести туда мои вещи?
– Но ведь ты можешь хотя бы спать в своей комнате?
– Нет. Это небезопасно. Если кто-то придет в дом, меня сразу заметят. Нельзя допустить, чтобы я попался кому-нибудь на глаза. Все должны думать, что я все еще в Англии. Но сегодня я буду спать в своей постели. А завтра объясню все маме с папой. Как думаешь, они поймут?
– Мама будет жаловаться. Она боится всех и вся. Но папа тебя поддержит. Он ненавидит правительство так же, как и мы, он тебя не подведет.
– Я думаю так же. А теперь спокойной ночи, маленькая обезьянка.
– Спокойной ночи, большой брат. Я так счастлива, что ты вернулся!
Глава двадцать восьмая
Париж, сентябрь 1944 года
Грузовик с открытым кузовом направлялся в сторону Парижа. Местные жители радостно приветствовали сидевших в нем девушек. Время от времени на дороге попадались блокпосты либо воронки от бомб, и тогда грузовик резко тормозил, а местные жители окружали его и стремились пожать девушкам руки.
Когда они наконец прибыли к шато Ла-Целль-Сен-Клу, которое на ближайшее время должно было стать для них домом, они удивились своему невероятному везению. Посреди неухоженного классического сада стоял золотистый особняк, окна которого с одной стороны выходили на пруд. Пока они ехали по длинной подъездной аллее, Имоджен подумала, что он напоминает заброшенный замок из волшебной сказки.
– Боже ты мой! – воскликнула Джой, вставая в кузове грузовика. – Кажется, нас привезли в рай!
– Не радуйся раньше времени, Золушка, – сказала Имоджен. – Сомневаюсь, что нас поселят здесь в одной из огромных спален. Скорее всего, мы будем ночевать в деревянном бараке где-нибудь на территории поместья.
– Я так и думала, – проговорила она, когда «ренам» показали ряд деревянных бараков, в которых им предстояло расквартироваться.
– В конце каждого барака есть ванная комната, – объяснила старшая по казармам. – Мне удалось раздобыть старый медный котел – там можно будет нагревать воду, и время от времени вы сможете принимать ванну. Она сделана из брезента – не самый удачный материал, но все же лучше, чем ничего.
Имоджен бросила свой вещевой мешок на койку и закатила глаза.
– Видишь? – сказала она Джой. – Я же тебе говорила!
За «ренами» каждый день приезжал автобус, принадлежавший ВМФ. Новый штаб Союзных экспедиционных сил располагался также в пригороде Парижа, в городке под названием Сен-Жермен-ан-Ле. Замок Д’Энмо немцы использовали в качестве своего штаба, пока они занимали Париж, и по приезде девушки с большим удовольствием очистили его огромные комнаты от различных предметов с нацистской символикой. Два рядовых ВМС развели на территории поместья большой костер, и девушки вынесли из замка нацистские флаги и портреты Гитлера и бросили их в огонь.