Сама работа была довольно простой. Имоджен трудилась под началом адмирала Рамсея, возглавлявшего экспедиционные войска, и выполняла примерно те же обязанности, что и в офисе адмирала Сполдинга. Она занималась планированием рабочего дня своего руководителя и осуществляла взаимодействие с другими департаментами. Летом работать в замке было приятно. В больших залах постоянно гулял сквознячок, однако время от времени девушки играли в мяч или в крикет на лужайке перед домом либо устраивали пикники в обширных садах. Иногда им даже давали увольнительные и позволяли съездить в Париж. «Рены» стайками бродили по улицам, восхищались чудесными нарядами и брызгали на запястья экзотические духи.
Во время своей первой вылазки Имоджен и Джой посетили универмаг «Галери Лафайет».
– Согласись, здесь настоящий рай, – заявила Джой. – Только посмотри на эту одежду – она такая красивая! До войны я ничего подобного не видела.
– Да, – сказала Имоджен, взяв в руки ценник роскошного летнего костюма, – и взгляни на цены. Боюсь, на жалованье «Рен» мы тут ничего не сможем купить.
На первом этаже они долго бродили среди шарфов и перчаток.
– Здесь уже есть вещи, которые нам по карману, – заметила Имоджен, примеряя красный шелковый шарфик и любуясь на себя в зеркало. Этот цвет подчеркивал ее красные губы и контрастировал с темно-синей формой. Она протянула Джой темно-зеленый шарф. – Примерь этот, он хорошо подойдет к твоим зеленовато-карим глазам.
– Но я думала, что зеленый – твой цвет… – удивилась Джой.
– Да, так и есть… но мне хочется перемен.
– Он очень красивый, – сказала Джой, перебирая пальцами шелковый шарф. – Но разрешат ли нам носить такие шарфы?
– Думаю, да, – проговорила Имоджен. – Даже старшины носят цветные аксессуары. Похоже, тут не особо следят за соблюдением правил.
– Может, купим еще перчатки в цвет? – предложила Джой, примеряя пару из мягчайшей кожи.
Чувствуя себя невероятно элегантными, девушки перешли по мосту на левый берег Сены.
– Выпьем кофе? – спросила Имоджен, увидев кафе под названием «Дё маго». – Это место выглядит довольно уютным.
Вместе с пайком им выдавали сигареты, и они, расположившись на улице, курили «Голуаз», пили кофе и наблюдали за проходящими людьми. Мимо них быстрой нервной походкой прошла девушка в плаще, перевязанном поясом, и с платком на голове. Она задела пожилую даму, гулявшую с маленькой собачкой, и платок соскользнул, обнажив ее обритую голову. Пожилая дама схватила свою собачку, прижала ее к груди и плюнула в девушку. Другие посетители кафе недовольно заворчали и стали выкрикивать ей вслед оскорбления.
– Бедняжка, – сказала Имоджен. – Ужасно, когда тебе сбривают все волосы. Так здесь поступают с женщинами, которые вступали в отношения с немцами во время оккупации.
– Мне ее жалко, – добавила Джой.
– Мне тоже, – поддержала ее Имоджен. – Кто знает, как бы я вела себя, если бы оказалась в отчаянной ситуации?
На смену осени пришла зима, погода стала холодной, и «рены» в обеденное время собирали хворост, который жгли в каминах замка. Мыться в неотапливаемых бараках в брезентовых ваннах стало совсем неприятно.
– Боже ты мой! – воскликнула однажды вечером Джой. – Надо быть совсем отчаянным человеком, чтобы принимать здесь ванну. Мало того, что ее целую вечность приходится наполнять, так там еще и такой сквозняк! И потом, пока я сидела в ней, ко мне зашли не меньше четырех девушек, чтобы воспользоваться туалетом.
– Ой, Джой, – сказала Имоджен, – ты такая смешная! Ты оставила воду в ванне? Я бы сейчас с удовольствием приняла ее. Я уже неделю нормально не мылась.
Все эти недели Имоджен была с головой погружена в работу. Она чувствовала себя полностью оторванной от предыдущей жизни. Ей казалось, что она попала в какой-то параллельный мир, где ее семьи и друзей, за исключением Джой, просто не существовало. Вся жизнь состояла из работы и повседневных дел. Но однажды днем, после встречи с адмиралом и обсуждения планов на следующий день, Имоджен получила письмо.
– Рядовая Митчелл, вам письмо, – сказал почтальон, положив перед ней на стол конверт бледно-лилового цвета.
Она сразу поняла, от кого оно, и спрятала его в карман, чтобы прочитать вечером.
Моя дорогая Имоджен!
Я была так рада получить твое письмо. Понимаю, как трудно тебе выкроить время, чтобы написать. И еще труднее дождаться обратного письма, особенно теперь, когда ты во Франции. Надеюсь, что у тебя все хорошо и ты заботишься о себе. Я не могу даже представить, каково это – жить там. Все это кажется таким далеким от того, что нам знакомо и дорого. Расскажи про местных жителей – какие они? Ты уже была в Париже? Я боюсь, что немцы могут вернуться… об этом ходит много разговоров. У вашего руководства есть планы по вашей эвакуации в случае, если это все-таки случится? Я не могу передать словами, насколько ты для нас дорога.
Моя милая, я хотела бы поделиться с тобой новостями о наших родственниках и друзьях. Твоя кузина Элла объявила о помолвке с очаровательным морским офицером, который к тому же еще и художник. Но я даже не представляю, на что они будут жить. Они оба такие деликатные и совершенно не умеют зарабатывать. У брата твоего отца дети сейчас в Канаде, тоже на фронте, но ты уже об этом знаешь. Боб попал в плен и теперь находится в японском лагере, это такая трагедия! Каждую ночь молюсь и за него тоже.
И у меня есть новости о сыновьях Марджори. Джонно сейчас в Италии – кажется, на Сицилии. У Филиппа, похоже, как у кота, девять жизней. Он потерял два истребителя, но сам оба раза не пострадал. А Фредди служит в новом отряде, и, как я понимаю, это что-то очень секретное. Он сейчас в Восточной Англии, где базируется 214-я эскадрилья. Он написал Марджори и справился о тебе. Мне кажется, это так мило с его стороны. Возможно, ты все еще интересуешь его? Я сказала ей, что ты уехала во Францию, но никаких подробностей не смогла сообщить. Может быть, тебе удастся написать ему и рассказать, что у тебя нового в жизни?
Имоджен улыбалась, читая письмо матери. Как всегда, мягко и ненавязчиво она намекала на то, что Имоджен не стоит закрывать дверь, за которой был Фредди. Но, еще раз прочитав последний абзац, она почувствовала себя немного сбитой с толку. Возможно, Фредди спросил о ней просто из вежливости. Или же он пытался ей таким образом что-то сказать? Только вот что? Имоджен не была уверена, стоит ли писать ему, отчасти из-за страха, что ее отвергнут, что он может не так понять ее поступок. К тому же она уже была помолвлена с Бенджамином. Может ли помолвленная женщина писать другому мужчине? Но чем больше она об этом думала, тем более нелогичными казались ее сомнения. Разве письмо старому другу можно расценивать как проявление неверности? Фредди тоже заслуживал ее дружбы и преданности. И однажды вечером, когда Джой спала, тихо посапывая в своей постели, Имоджен взяла лист бумаги и перьевую авторучку.
Мой дорогой Фредди!
Прошло так много времени с тех пор, как мы с тобой последний раз виделись. Я получила письмо от мамы, и она сказала, что тебя перевели в новую эскадрилью. Если сможешь, напиши, как у тебя дела. Я сейчас во Франции, живу рядом с Парижем. Представляешь? Я никогда не думала, что у меня появится шанс съездить за границу, тем более в такое непростое время. Но война, хоть мне и немного стыдно в этом признаться, открыла передо мной много дверей. Как будто моя прошлая жизнь: мое стремление поступить в университет, учиться, стать архитектором – все это осталось где-то далеко. Теперь я понимаю то, что ты говорил мне тем вечером, когда мы в последний раз встретились в пабе в Ньюкасле. Разумеется, ты был прав. Во время войны нельзя привязываться к кому-то эмоционально. Нормальные чувства любви и нежности, даже крепкой дружбы – все это становится невозможным, когда каждый день приносит неизвестность. Пожалуйста, береги себя. Знаю, ты разумный человек и не станешь рисковать без надобности, но если ты управляешь самолетом так же плохо, как играешь в теннис, то мне за тебя страшно!
Она немного переживала из-за последнего предложения. Стоило ли заканчивать письмо именно так? Не было ли с ее стороны слишком бесцеремонным или даже бессердечным намекать на то, что Фредди плохо играет в теннис? Имоджен надеялась, что он воспримет это как шутку, смысл которой был понятен только им двоим, за своего рода проявление нежности.
Письмо пролежало на ее прикроватной тумбочке несколько дней: все это время она размышляла над тем, стоит ли отправлять его. Ей казалось, что, напомнив о себе, она только внесет неразбериху в его жизнь, и это ее тревожило. Также в последнее время Имоджен стала невероятно суеверной и боялась, что если отправит Фредди письмо, то с ним может случиться какое-нибудь ужасное происшествие. Люди будут говорить: «Он получил письмо от знакомой девушки, и в тот же день его убили». Мысль о том, что она может вызвать смятение в его душе и он утратит бдительность, мучила ее.
– Ты отправишь это письмо? – спросила однажды Джой, пока они одевались.
– Да, отправлю. Хотя и не уверена, стоит ли.
– Почему? – закономерно удивилась Джой.
– Это трудно объяснить. Боюсь, что могу расстроить его, отвлечь от основных обязанностей.
– Не говори глупостей, – сказала Джой. – Он будет рад получить от тебя весточку. Ты же знаешь об этом.
На следующий день было 11 ноября – День перемирия. В замке все обсуждали новость о том, что Уинстон Черчилль должен прибыть в Париж, чтобы возложить венок к могиле Неизвестного солдата у Триумфальной арки.
– Нас отпускают в увольнение, – напомнила Джой. – Пойдем туда и отдадим дань уважения?
– Разумеется, – ответила Имоджен. – Потом мы можем зайти в небольшое кафе где-нибудь неподалеку и перекусить там.