Магда кивнула:
– Он был в УСС, которое потом переименовали в ЦРУ.
– А человек, с которым я была помолвлена, был… как это называется?
– Главой их агентуры? – подсказала ей Магда.
– Да, точно. Главой их агентуры.
Дженнифер откинулась на спинку дивана.
– Да, мам, ты умеешь удивлять!
– Во время войны многие люди занимались секретной работой, – сказала Имоджен. – Я сама подписывала документ о неразглашении. Я была среди тех, кто работал над операцией «Оверлорд», и нам не разрешалось говорить об этом. В те времена мы умели хранить секреты, не так ли? – Имоджен посмотрела на Магду, которая улыбнулась и кивнула.
– Именно так все и было, – подтвердила она.
– Мы очень серьезно относились к этому, – сказала Имоджен. – Я никогда ни с кем не обсуждала то, чем занималась во время войны. Хотя, конечно, твоему отцу кое-что было об этом известно.
– Но ведь теперь ты можешь об этом говорить? – спросила Дженнифер. – Война закончилась почти семьдесят пять лет назад, и все сроки давно уже прошли.
– Да, ты права, – согласилась Имоджен. – Но я не думала, что это может быть кому-нибудь интересно. Большинство из нас после войны продолжили жить своей жизнью. Все так радовались, что все закончилось. Мы с твоим папой были счастливы просто потому, что остались живы и могли быть вместе.
Магда снова кивнула.
– Я вас понимаю, – сказала она.
– Мы с Фредди работали архитекторами, – объяснила Имоджен. – В конце концов нам удалось создать свою архитектурную фирму. У нас появилась Дженнифер, а потом – и внуки. Мы вели насыщенную жизнь даже после того, как вышли на пенсию. И, если честно, когда Фредди умер, мне стало очень тяжело жить.
Дженнифер взяла мать за руку.
– Но потом, Магда, я получила ваше письмо и вспомнила о тех днях. В старом сундуке я нашла маленькую записную книжку среди журналов и дневников моего мужа. В тот день, когда я встретила Карла в Лондонской академии художеств, я записала его телефон, а рядом – ваше имя, и вот тогда я поняла, кто вы такая. Я вспомнила все, что слышала о вас от Фредди: он рассказывал мне о том, какая вы смелая и необыкновенная. Да, именно так он о вас отзывался.
Магда рассмеялась.
– Моя мама действительно необыкновенная, – с гордостью сказала Микаэла. – Она одна из самых выдающихся женщин, которых я только знаю. Мама смогла создать два бизнеса и в одиночку воспитать меня. Ее точно можно назвать женщиной, которая «сделала себя сама».
– Два дела? – спросила Дженнифер. – Значит, речь идет не только о ферме?
Магда посмотрела на свои руки с аккуратным маникюром и молча улыбнулась.
– Мамочка, расскажи им.
– После войны я хотела поступить в университет, – начала Магда, – но мне нужно было заботиться о ребенке, – она посмотрела на дочь, сидевшую напротив нее, и улыбнулась, – поэтому я осталась на ферме. После войны в Германии стали поддерживать сельское хозяйство, и мы смогли расшириться, хотя мой отец и был против этого. Он вечно ворчал. Но я была амбициозна. Считала, что я, мать-одиночка с ребенком на руках, должна доказать свою значимость.
– Моя мама на удивление скромна, – сказала Микаэла. – В юности она была бунтаркой, а потом стала респектабельной буржуазной дамой.
Магда мрачно посмотрела на дочь.
– Поэтому она не только превратила ферму в большой процветающий бизнес, но еще в пятидесятые годы открыла здесь свой рождественский магазин, – объяснила Микаэла. – Теперь она продает товары по всему миру, ее магазин стал знаменитым.
– Удивительно! – воскликнула Дженнифер. – Но почему именно Рождество?
– Во время войны, – сказала Магда, – нацисты отняли у нас Рождество. Нам запрещалось говорить про Христа или Вайнахтсмана. Знаете, нам даже не разрешали вешать звезды на рождественскую елку.
– Почему? – спросила Имоджен.
– Потому что звезды были символом коммунистов или евреев, и в обоих случаях это было недопустимо. Нам приходилось вешать на наши елки игрушечные свастики.
– Я даже не знала об этом, – сказала Дженнифер.
– Поэтому после войны я решила, что нужно забыть об этом. Люди любят Рождество, а значит, они полюбят и мой магазин. Когда стою за кассой – а я до сих пор иногда делаю это, – вижу радость на лицах людей. Радость, удивление и удовольствие. Нельзя забывать прошлое и все те ужасы, которые мы пережили, но всегда нужно смотреть в будущее и надеяться на лучшее. Именно об этом и будет говориться на завтрашней церемонии. Я решила, что должна устроить ее, прежде чем умру.
Микаэла дотронулась до руки матери:
– Мамочка…
– Что поделаешь, – сказала Магда, – мы все когда-нибудь умрем, Liebling. Но, пока я жива, мне хотелось бы кое-что исправить. В нашей деревне произошли ужасные вещи, и пришло время загладить вину, пока еще не поздно.
– Так что вы планируете устроить завтра? – спросила Дженнифер.
– Мы проведем службу в память о летчиках, которые были убиты в этой деревне. Я пригласила всех, кто был так или иначе связан с ними: их вдов и членов семей, а также единственного летчика, которому удалось чудесным образом спастись, – Тома. Он тоже приедет, хотя сейчас и передвигается в кресле-каталке. Они все остановились в гостинице в деревне. В церкви пройдет поминальная служба, и я заказала мемориальную доску с именами убитых, чтобы установить ее в церковном дворе, где они погибли. Я хочу, чтобы о них всегда помнили.
– Я поняла, – сказала Имоджен, – что имел в виду Фредди, когда говорил о вас. Он отзывался о вас как об удивительном человеке, и теперь я вижу, почему.
На следующий день после службы Магда вместе с Томом, кресло с которым вез его внук, вышли во двор, где должны были установить мемориальную доску. Примулы и нарциссы уже начали бодро прорастать сквозь землю.
– Том, – сказала Магда, когда к ним подошла Имоджен, – я хочу познакомить тебя с Имоджен, вдовой Фредди.
– О, я хорошо помню старину Фредди. Знаете, они с Магдой тогда спасли мне жизнь.
– А потом ты спас жизнь мне. – Магда наклонилась и поцеловала его в щеку.
Затем она вышла перед собравшимися и положила руку на кусок ткани, под которым находилась маленькая медная табличка.
– Мне не стоит говорить ни британцам, ни немцам, насколько сегодня важный день… день примирения. Наши народы шесть лет воевали друг с другом, и эта война началась из-за злодеев, которые правили моей страной. Много ужасных событий произошло до и во время войны. Миллионы людей пострадали, и мы никогда не должны забывать об этих жертвах. Мирная жизнь рушилась, у людей забирали все, что им было дорого, их мучили, пытали, убивали. Даже нашу деревню не обошли стороной ужасы отмщения. Четыре молодых британских летчика были убиты здесь: один – перед школой, еще трое – в церковном дворе. Это был позорный и трусливый акт насилия, которого я и все остальные жители деревни имеем все основания стыдиться. Многие годы я думала о том, что можно было бы сделать, чтобы восстановить наше доброе имя после этого чудовищного злодеяния. Да, потерянные жизни не вернешь, но я надеюсь, что эта табличка, которая рассказывает ужасную историю тех четырех молодых людей, послужит предупреждением остальным. О том, что жизнь бесценна, война бессмысленна, а дружба и преданность важнее всего.
Историческая справка
Я родилась в конце пятидесятых, и можно сказать, что Вторая мировая война отпечаталась в моей ДНК. Большинство взрослых, рядом с которыми я росла, так или иначе участвовали в той войне. Моя мать служила в «Ренах», отец был пилотом ВВС. За воскресными ланчами он любил рассказывать нам о своих захватывающих приключениях. Его самолет был сбит в последние месяцы войны. Ему и его команде удалось выпрыгнуть за несколько секунд до того, как он взорвался прямо над их головами. Его парашют запутался в ветвях дерева, он повис в тридцати футах от покрытой снегом земли и стал соображать, как спуститься вниз. В конце концов отец нажал на кнопку, отстегивающую парашют, и благополучно приземлился в сугроб, который оказался достаточно глубоким.
Его схватили, отправили в лагерь, а потом этапировали на восток вместе с примерно тысячей других пленных союзников. Так они прошли несколько сотен километров. На его долю выпало много приключений и тяжелых испытаний. К тому времени, когда вернулся в Англию, он весил всего пятьдесят килограммов, однако не утратил чувства юмора. Он часто рассказывал о том, как военнопленные разыгрывали своих немецких тюремщиков, и при этом не мог удержаться от смеха.
Находясь в Германии, отец вел дневник – это была маленькая книжечка в кожаном переплете, которую он прятал в сапоге. И этот дневник, а также его бортовые журналы и записи, которые он делал уже после войны, послужили для меня ценным источником при работе над книгой. Особенно меня поразило то, с каким достоинством и уважением он вел себя по отношению к людям, с которыми встречался, пока скрывался от нацистов в Германии.
Я в большом долгу перед Ренатой Бек-Эгнингер, немецкой женщиной, автором книги The Plaque («Мемориальная доска»), в которой она описала трагедию, произошедшую в небольшом немецком городе в конце войны. Эта трагедия, а также то, что пережил во время войны мой отец, – вот те реальные события, о которых мне хотелось рассказать в моей книге.
Впрочем, я хотела поведать не только об этом. Бо́льшую часть событий мы видим глазами двух юных девушек: англичанки и немки. История английской девушки Имоджен во многом создавалась на основе воспоминаний моей матери о том, как ее эвакуировали в Озерный край вместе со школой из Ньюкасла. Она много рассказывала мне об этом времени, у меня также сохранилось около тридцати писем, которые она написала своей матери во время войны. Эти письма позволили мне понять, насколько сильными и мужественными были молодые люди в то время. По мере того, как мой роман начал обретать форму, я решила включить в него некоторые из этих писем, убрав из них то, что не имело отношения к событиям книги. Меня очень удивляло в этих письмах соседство политических комментариев о войне с просьбами выслать денег на еду или новые туфли.