Ю. И. Носенко родился в 1927 году в семье инженера, ставшего в 1939 году министром судостроения СССР и пробывшего им до 1956 года, до его кончины.
После окончания ИМО Носенко три года служил в военно-морской разведке ГРУ, после чего с 1953 года работал во 2-м Главном управлении КГБ СССР. С 1957 года, когда он впервые выехал в краткосрочную командировку в Лондон, он уже стал искать контакты с иностранными разведчиками. Попытка продать американцам в Женеве информацию о КГБ, а затем вернуться домой была третьей по счету.
В течение двухнедельной работы двух указанных американских разведчиков с Носенко он передал им значительное количество информации о деятельности КГБ против американцев в Москве, об известных ему сотрудниках внешней разведки в Швейцарии, но никаких намеков о желании бежать на Запад не высказывал, подчеркивая, что намерен вернуться в СССР. При этом согласился на повторные встречи с представителями ЦРУ при последующих выездах за границу. Соответственно с ним были обусловлены средства связи.
Уже на первых встречах Носенко выдал ЦРУ агента 2-го ГУ Белецкого, как подставу КГБ, с которым американская спецслужба работала, не подозревая в нем агента-двойника. Он сообщил также о наличии в американском посольстве в Москве 42 микрофонов подслушивания и предупредил, что КГБ известен тайник «на Петровке», которым, как позже выяснилось, пользовался Пеньковский. Кстати, как указывалось, ЦРУ не предупредило об этом ни англичан, ни свою московскую резидентуру, и через месяц у этого тайника был задержан американский разведчик, пришедший изъять из него закладку Пеньковского (Брук-Шеферд Г. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1992).
В результате измены Носенко ЦРУ уже предвкушало успех в работе с вновь приобретенным «кротом» в КГБ, ожидая последующих встреч с ним в январе 1963 года. Однако он прибыл позже.
В конце января 1964 г. Носенко вновь приехал в Женеву и сразу же связался с американцами. Снова в течение двух недель те же американские разведчики вели с ним работу, получая обширную информацию и готовя его на роль «крота». Казалось, все шло в этом направлении хорошо, однако на последней встрече Носенко вдруг заявил, что он не хочет возвращаться в СССР, боится разоблачения и что им якобы получена телеграмма о его отзыве. Попросил политического убежища.
Поскольку в этот приезд он сообщил, что вел в КГБ дело Освальда, хотя ЦРУ не хотело бы отказываться от него, как «крота», в связи с расследованием убийства Кеннеди комиссией Уоррена, Центр ЦРУ дал команду доставить Носенко в США, как ни обидно было терять «крота» в его лице.
К моменту прибытия Носенко в США 11 февраля 1964 года вокруг него уже сложилась атмосфера сильного подозрения как специальной подставы КГБ, чему способствовали два обстоятельства: во-первых, категорическое утверждение изменника Голицына о том, что Носенко направлен с целью отвлечь внимание ЦРУ от поиска «кротов» КГБ, якобы уже внедренных в эту службу. Об этом упрямо твердил Голицын, и ему полностью поверил руководитель службы контрразведки ЦРУ Д. Энглтон. Во-вторых, увеличивало эти подозрения против Носенко и его заявление о том, что Освальд не имел никакого отношения к КГБ.
Это утверждение Носенко вызывало опасение в том, что КГБ направило его специально, чтобы опровергнуть домыслы о возможной связи КГБ с убийцей американского президента.
Все дальнейшие допросы его и действия ЦРУ были направлены на то, чтобы внести ясность в отношении действительных целей перехода Носенко на Запад. Для конспирации ему присвоили псевдоним Фокстрот.
Помимо информации по американцам в Москве, Носенко дал сведения об агенте внешней разведки в английском Адмиралтействе, в результате через 3 месяца, в 1962 году, в Англии был арестован Уильям Джон Вэссал, клерк Адмиралтейства. Руководители ЦРУ и особенно контрразведывательного отдела этой службы считали, что Носенко «был, есть и будет считаться подставой КГБ». Соответственно уже через два месяца после его прибытия в США ЦРУ приступило к так называемым «враждебным допросам» и держало его в заточении в течение следующих четырех лет и восьми месяцев, в том числе более двух лет в полной изоляции в бетонном каземате без окон, в нечеловеческих условиях. Этот каземат-камеру специально построили для содержания в ней Носенко в учебном центре ЦРУ.
После почти пятилетних безуспешных усилий добиться от Носенко признания руководство ЦРУ оказалось перед угрозой скандала из-за несанкционированного судом заточения и вынуждено было принять решение о его освобождении.
Прежде чем пойти на это, тот же Бэгли, ставший заместителем Д. Энглтона, рассматривал даже возможность навсегда «закрыть рот» Носенко путем обработки его психотропными средствами, чтобы сделать невменяемым и поместить в сумасшедший дом.
Только в конце 1968 года Носенко был реабилитирован. По его заявлению на слушаниях в комиссии конгресса США, «он прошел через ад». Можно добавить, что это заслуженная награда за его измену.
Дело Носенко широко комментировалось в заграничных публикациях и стало известно миру.
Судьба этого изменника характерна для судеб многих других изменников. Об этом они сами красноречиво свидетельствовали на слушаниях перед американскими конгрессменами в 1987 г. О жизненном пути Носенко до измены подробно рассказал в своей книге Брук-Шеферд.
Операция «Мутант»
Любая разведка, внедряя своих «кротов» в иностранные спецслужбы, преследует цель прежде всего защиты своих разведчиков, обеспечения безопасности их деятельности.
Одновременно, как можно было убедиться на приведенных в предыдущих главах примерах, «кроты» помогают вскрывать замыслы, конкретные планы, агентуру и подрывные операции противника, способствуют ослаблению эффективности его мер защиты, помогают разоблачать кадры разведчиков, вносить в их среду элементы неуверенности, сеять неверие в успех предпринимаемых операций, вызывать недоверие к отдельным разведчикам и агентам. Одним словом, решают комплексную задачу защиты своей разведки и ослабления разведки противника.
Но вот уникальный случай, когда не «крот», специально засылаемый внешней разведкой в ряды противника, а наш изменник, перебежчик оказался орудием достижения указанных целей, причем значительно более эффективным, масштабным и действовавшим исключительно долгое время.
Для этого потребовалось только, чтобы изменник Голицын, несущий в себе необыкновенный заряд ненависти, амбициозности и крайней подозрительности, встретился в ЦРУ с не менее маниакально подозрительным американцем-контрразведчиком Дж. Энглтоном, в лице которого Голицын обрел энергичного единомышленника, подхватившего его абсурдные «идеи».
Если использовать термин генетики, изменник Голицын, столкнувшись с Дж. Энглтоном, «смутировал», стал своеобразным «кротом»-мутантом.
Итак, Мутант — бывший сотрудник внешней разведки подполковник Анатолий Михайлович Голицын, работавший в хельсинкской резидентуре внешней разведки, 22 декабря 1961 года бежал к американцам.
Сам по себе этот изменник нанес относительно несущественный ущерб внешней разведке и в целом нашему государству. С чисто профессиональных разведывательных позиций он знал мало о конкретной деятельности внешней разведки, так как в основном за свой недолгий стаж работы в органах безопасности на собственно разведывательном участке находился менее трех лет. Все остальное время он либо учился, либо занимался контрразведывательным обеспечением по линии так называемой работы «по советской колонии», в том числе два года из трех лет в ПГУ.
Лишь короткое время, менее года, перед выездом в Финляндию в 1960 году он имел дело с особо секретными документами в информационной службе внешней разведки и благодаря хорошей зрительной памяти помог западным спецслужбам раскрыть очень ценного агента в НАТО Ж. Пака и дать наводящие сведения на другого ценного агента в той же организации — Хэмбелтона. Последний агент, правда, был полностью раскрыт много лет спустя. Оба этих агента, выданные Мутантом, описаны в разделе, касающемся операций ТФП в НАТО.
Других существенных сведений для передачи американцам у Мутанта просто не было. Но были огромная, непомерная амбиция, желание играть «большую» роль и пожирающий его страх возмездия со стороны КГБ плюс тщеславная самоуверенность: мол, только он один понимает значение советской угрозы для Запада, от которой он призван его спасти.
Его параноическое убеждение превратилось в настоящую бомбу замедленного действия, приведшую к настоящему внутреннему разгрому опытных кадров ЦРУ и срыву операций этой разведки против Советского Союза и его специальных служб.
Его идефикс о повсеместном проникновении советских «кротов» в западные спецслужбы вызвали хаос и настоящую панику не только в ЦРУ, но захватили, хотя и в меньшей мере, также британскую СИС, французскую СДЕСЕ, отчасти канадские и скандинавские службы безопасности.
О роли Голицына-разрушителя если не всей оперативной деятельности, то, по меньшей мере, уверенности в штабах этих западных служб в течение полутора десятилетий довольно откровенно писали западные специалисты и мемуаристы из числа бывших сотрудников разведок, такие, как Чапмэн Пинчер, и многие другие (Пинчер Чапмэн. Предатели. Анатомия измены. Нью-Йорк, 1987; Их ремесло — предательство. Нью-Йорк, 1981).
Очень обстоятельно раскрыл этот период внутреннего разброда, неуверенности и всеобщей подозрительности в ЦРУ Арнульф Конради в статье о Дж. Энглтоне (Конради А. Жизнь и смерть Джеймса Хесиса Энглтона, который боролся с КГБ. Франкфуртер Алльгемайне магазин. 1992, март).
Много внимания уделили положению в ЦРУ и роли Мутанта Брук-Шеферд в упоминавшейся уже книге о перебежчиках (Брук-Шеферд Г. Штормовые птицы. Нью-Йорк, 1992), а также Тьерри Волтон (Вольтон Т. КГБ во Франции. М., 1993).
Всю широту и глубину последствий сотрудничества начальника контрразведки ЦРУ Дж. Энглтона с Мутантом показал в своем, я бы сказал, исчерпывающем анализе этой ситуации опытный американский специалист по ЦРУ Дэвид Уайз в книге «Охота на кротов».