– А девушка? Я думал, у нее получилось.
– Она лучше прочих, это я признаю. Но у нее не хватает силы. Нужны выносливость, воля, напор – у девчонок их нет.
– С чего ты взял, что алетиометр твоего отца у нее?
– Я просто знаю. Идиотский вопрос. Спросите еще, откуда я знаю, что вот эта скатерть белая! Думать тут совершенно не над чем.
– Ну, хорошо. Теперь отвечай, почему убили патриарха Пападакиса.
– Это было неизбежно. Стало неизбежно, когда Деламар поставил его во главе нового Верховного совета. Бедный старый дурень был обречен. Деламар все и устроил. Чтобы стать единственным главой Церкви, ему нужно было создать структуру, в которой нашлось бы место для такого главы. В Магистериуме ничего подобного не было уже много сотен лет. После того, как Деламар своими руками назначил такого главу, оставалось только прикончить его в обстоятельствах, способных вызвать массовую панику, а потом выйти перед всеми, принять решительные меры, успокоить людей и скромно предложить свои услуги. Будь уверен, он на этом посту пожизненно. Безграничные полномочия. Удивительная целеустремленность, не правда ли? Мне еще удавалось как-то находить с ним общий язык, но больше никому.
– Тогда почему ты в бегах?
– Какого черта! Я не в бегах! – рассердился Бонневиль. – У меня секретное задание от самого Деламара!
– Тебя ищут. И за тебя объявлена награда, ты в курсе?
– Сколько?
– Куда больше, чем ты стоишь. Рано или поздно тебя кто-нибудь выдаст. А теперь давай о розах. Что насчет того образца масла?
– Его проанализировали. Масло из этого конкретного места обладает свойствами, которые они еще пока не до конца поняли. Образец слишком мал, его недостаточно. Мне удалось раздобыть чуть-чуть – я знаю одну девушку в женевской лаборатории, и она в обмен на… Короче, я получил промокашку с несколькими каплями на ней и сразу же понял одну вещь: масло предотвращает тошноту при использовании нового метода. Но для этого нужна нормальная доза, а у меня была только капля.
– Давай дальше.
– Тебе известно, что такое Пыль?
– Конечно.
– При помощи масла ее можно видеть. И силовые линии. Или поля… Наверное, поля. Девушка из лаборатории сказала, это было поле. Видно не только химические элементы и разновидности света, но и взаимоотношения между людьми. Если, например, профессор А прикасался к образцу, этот образец как-то менялся, и его можно было сравнить с другими предметами, которых касался субъект. И если профессор Б тоже его трогал, на нем оставались признаки контакта с профессором Б. И даже если профессор Б просто думал об образце или о ходе эксперимента, это тоже было видно в поле.
– Как на это все реагировал Деламар?
– Он человек непростой, это нужно понимать. В нем как будто много личностей сразу – очень сложная структура. Кажется, что он сам себе противоречит, а потом раз – а он, оказывается, продумал все на несколько ходов вперед. Новый Верховный совет позволит ему делать такие вещи, которые никому и не снились. Он собирается послать экспедицию в это место с розами, в Лобнор. Не торговать, разумеется. Вооруженный отряд, который должен будет его захватить. Он все хочет контролировать, все. Никто больше не получит этого масла!
– Что тебе известно про этот вооруженный отряд? Кто им командует?
– Откуда мне знать!
Судя по голосу, ему уже надоело отвечать на чужие вопросы, он едва не подпрыгивал от нетерпения. Мальчику явно нужно постоянное внимание слушателя, чтобы не злиться и оставаться сосредоточенным, подумал Малкольм.
– Еще кофе хочешь?
– Давай.
Малкольм подал знак официанту. Ястребиха Бонневиля закрыла глаза, а он снова посадил ее на плечо.
– Та девушка из лаборатории, в Женеве… – подсказал Малкольм.
– Хорошее тело, но слишком эмоциональна.
– Ты поддерживаешь с ней отношения?
Бонневиль несколько раз сунул правый указательный палец в левый кулак. Ага, теперь ему надо, чтобы старший мужчина восхитился его сексуальными талантами. Легкой улыбки будет достаточно.
– Она для тебя шпионит?
– Она делает что угодно. Но масла больше нет, я тебе уже говорил.
– Разве они не пытались его синтезировать?
– Звучит так, будто ты собираешься завербовать меня в шпионы, – прищурился Бонневиль. – С какой стати я буду рассказывать?
Официант принес кофе, и Малкольм подождал, пока он снова удалится.
– Твоя ситуация не изменилась.
Он больше не улыбался. Бонневиль демонстративно дернул плечом.
– Я и так уже много тебе сказал. Теперь твоя очередь. Как к Белакве попал алетиометр моего отца?
– Насколько мне известно, его дал ей магистр Иордан-колледжа, в котором учился ее отец.
– Ладно, а он его где раздобыл?
– Понятия не имею.
– Тогда почему отдал?
– Об этом мне ничего не известно.
– Откуда ты вообще ее знаешь?
– Некоторое время я был ее преподавателем.
– Когда? Сколько ей тогда было? У нее уже был алетиометр?
– Ей было лет четырнадцать или пятнадцать. Я учил ее истории. Об алетиометре она никогда не упоминала и уж точно не показывала. До недавнего времени я даже не догадывался, что он у нее есть. Поэтому она понадобилась Деламару?
– Он, конечно, не прочь заполучить алетиометр – два лучше, чем один. Можно будет сличать мои показания с другими толкователями. Но девчонка ему нужна не за этим.
– Тогда зачем?
На физиономии Бонневиля ясно отразился соблазн: он знал что-то неизвестное Малкольму. Жажда блеснуть было почти непреодолима.
– Стало быть, ты не знаешь, – надменно обронил он.
– Я много чего не знаю. Чего именно я не знаю сейчас?
– И как ты умудрился проморгать такое! Видать, твои источники не так уж хороши.
Малкольм отхлебнул кофе и полюбовался самодовольной улыбкой юного собеседника.
– Видать. Ну?
– Деламар – ее дядя. Он думает, что девчонка убила его сестру, свою мать. Если спросишь меня, так я скажу, что в эту сестру был влюблен. А если и нет, то точно ею одержим. Он хочет наказать девчонку – Сирин, Белакву, как ее там зовут. Заставить ее заплатить.
Вот тут Малкольм очень удивился. Информация, что у миссис Колтер, которую он встретил когда-то в маленьком коттедже Ханны Релф накануне великого потопа, были еще какие-то братья, оказалась для него совершенно неожиданной. Хотя почему бы и нет? У людей нередко бывают братья и даже сестры. Интересно, Лира знает про этого брата… своего дядю? Ему очень хотелось поговорить с ней, немедленно, сию же минуту… Но показывать реакцию нельзя, никакую. Нельзя даже чувствовать что-то подобное! Только умеренный интерес, ничего больше.
– Он знает, где она сейчас? Ты ему рассказал? – почти небрежно спросил он.
– Стоп. Твоя очередь, – возразил Бонневиль. – Расскажи о моем отце. Кто его убил?
– Я уже говорил: его никто не убивал. Он сам утонул.
– Не верю. Его точно кто-то убил. Когда я узнаю кто, я прикончу этого человека.
– У тебя хватит храбрости это сделать?
– Еще как хватит. Расскажи про его деймона. Ты что-то об этом говорил.
– Это была гиена. Без одной ноги – потому что твой отец ее покалечил. Он ее крепко бил. Мне об этом рассказал человек, который сам видел, – говорил, ему чуть плохо не сделалось от такого зрелища.
– И ты думаешь, я в это поверю?
– Мне, честно говоря, плевать, поверишь ты или нет.
– Ты сам его когда-нибудь встречал?
– Только один раз. Увидел его деймона, и она меня напугала. Гиена вылезла из кустов, ночью, в темноте, посмотрела на меня и нассала на тропинку, по которой я шел. Следом вышел он, поглядел, что она делает, и расхохотался. Потом они пошли дальше, в лес, а я еще долго стоял на месте, прежде чем решился идти своей дорогой. Больше я его никогда не видел.
– Откуда тебе известно его имя?
– Люди много о нем говорили.
– Где?
– В Оксфорде, во время потопа.
– Ты врешь!
– А ты хвастаешь. Ты куда меньше контролируешь алетиометр, чем сам думаешь. Просто строишь догадки, а у самого каша в голосе и тошнота. Я не верю твоим россказням, потому что ты – скользкий и злобный мелкий ублюдок. Но я обещал и не скажу Менотти и остальным, что ты здесь. Если только ты не выступишь против меня. Но и в этом случае я их беспокоить не стану, сам тебя найду и убью.
– Легко сказать.
– И сделать не труднее.
– Да кто ты такой?
– Археолог. Мой тебе совет: ползи скорее к Деламару и как следует извинись. А дальше сиди тише воды, ниже травы.
Бонневиль оскалился.
– Твоя мать еще жива? – спросил Малкольм.
– Не твое собачье дело! – парень залился краской. – Это не имеет отношения к делу!
Малкольм внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. Через минуту Бонневиль встал.
– С меня довольно, – бросил он.
Подхватив своего деймона, он решительно протиснулся между их столиком и соседним. Малкольм уловил запах его одеколона, судя по всему, весьма популярного сейчас у молодежи, – цитрусовый «Галеон». Стало быть, мальчик старается не отставать от моды и хочет нравиться… Возможно, и нравится. Еще один потенциально полезный факт. Держался он несколько скованно, словно ребра все еще болели. Малкольм провожал его взглядом, пока Бонневиль не миновал фонтан и не затерялся в толпе.
– Как думаешь, он знает, что Лира и Пан расстались? – тихонько спросила Аста.
– Сложно сказать. Если бы знал, наверняка бы похвастался.
– Он ее убьет, если найдет.
– Значит, мы должны найти ее первыми.
Глава 25. Княжна Кантакузино
До Смирны паром добрался лишь под вечер следующего дня. Лира весь день провела в плетеном кресле на палубе, выбираясь только за кофе и хлебом, размышляя, что делать дальше, и просматривая записную книжку, ту самую клавикулу. Кубичек вписал туда имя княжны Розамонды Кантакузино, и то, что в этом имени была роза, решило дело. Сойдя с парома, Лира направилась по указанному адресу – в один из больших домов на набережной.