Секретарь, встретивший ее у дверей, был необыкновенно молод («Хорошо, если год как начал бриться», – подумала Годвин) и продемонстрировал изысканные манеры и вежливую снисходительность, на что Гленис ответила сердечной теплотой, будто имела дело с любимым племянником, и даже ухитрилась выудить из юного чиновника немного информации, на которую даже не рассчитывала.
– Откровенно говоря, миссис Годвин, все просто на ушах стоят из-за предстоящего визита. Нас посетит новый президент Верховного совета Магистериума… но, разумеется, я вам ничего не говорил, – поспешил добавить юноша.
– Умный человек знает, когда нужно хранить тайну, но лишь истинный мудрец понимает, когда покров тайны следует приподнять, – торжественно произнесла Гленис Годвин, поднимаясь вслед за секретарем по лестнице. О визите Деламара в Лондон она сейчас услышала впервые.
Молодой помощник канцлера, как и следовало ожидать, пришел в восторг от собственной мудрости, провел Гленис в приемную, негромко постучал во внутреннюю дверь и почтительно доложил о посетительнице.
Элиот Ньюман, канцлер Тайного фонда, был высоким, представительным мужчиной. Его черные волосы были гладко прилизаны, на носу сидели очки в толстой черной оправе, его деймон-кролик тоже был черным. Мистер Ньюман не провел на своем посту еще и года; Гленис Годвин до сих пор встречалась с ним лишь однажды – ей тогда пришлось слушать долгие и невежественные разглагольствования о том, почему «Оукли-стрит» бесполезна, невыгодна и «антисовременна» (последним модным словом называли все, что не нравилось правительству Его Величества). Ньюман не встал навстречу гостье, не протянул ей руки. Но Гленис ничего другого и не ожидала.
– Это ваше отделеньице, как оно там называется… – Канцлер прекрасно знал, как называется «Оукли-стрит», но все равно взял со стола бумагу и прищурился, словно пытался разобрать, что там написано. – Разведывательное подразделение кабинета Тайного фонда… – прочитал он вслух, не скрывая брезгливости, и откинулся на спинку кресла, словно уже сказал все, что хотел. Но Годвин понимала, что фраза не окончена, и продолжала кротко смотреть на канцлера.
– Ну? – поторопил ее Ньюман, всем своим видом и тоном выражая едва сдерживаемое нетерпение.
– Да, это полное название нашего подразделения.
– Мы его закрываем. Вы лишаетесь официального статуса. Ваша организация противоречит принятым нормам. Антисовременная и бесполезная дыра, в которую уходят деньги. К тому же ее политическая направленность просто возмутительна.
– Будьте любезны пояснить.
– Ваше подразделение откровенно враждебно новому миру, в котором мы живем. Новым методам, новым идеям, новым людям у власти.
– Верно ли я понимаю, что вы имеете в виду новый Верховный совет, сформированный в Женеве?
– Разумеется! Будущее за этой новой организацией, свободной от бремени условностей и традиций. Такого мнения придерживается правительство Его Величества. Этот курс надлежит принять и нам. Мы должны протянуть руку дружбы будущему, миссис Годвин. Все старые методы – подозрения, интриги, шпионаж, бесконечный сбор никому не нужной и бессмысленной информации – должны остаться в прошлом. Вместе с вашим отсталым, паразитическим подразделением. Ваших сотрудников мы не обидим, все они получат места в управлениях государственной службы. Вам будет назначена приличная пенсия… Можете рассчитывать и на какую-нибудь побрякушку, если мечтали о правительственной награде. Смиритесь, будьте благодарны – и никто не пострадает. Через год-другой ваша «Оукли-стрит» – о да, я прекрасно знаю, как вы ее называете, – канет в забвение. Исчезнет бесследно и бесповоротно.
– Понимаю.
– Сегодня во второй половине дня ожидайте группу сотрудников от секретариата кабинета министров. Вашим расформированием займется Робин Прескотт. Отличный работник! Передадите ему все, потом освободите помещение. К концу недели уже будете подстригать розы у себя на заднем дворе, понятно? Прескотт уладит все детали.
– Все понятно, канцлер, – ответила Годвин. – Ответственность за это решение целиком и полностью лежит на вашей службе, не так ли?
– Что вы хотите этим сказать?
– Вы представили это как шаг навстречу современности и к освобождению от пережитков прошлого.
– Именно так.
– В глазах общественности поворот в сторону эффективной модернизации будет прочно ассоциироваться с вами.
– Смею надеяться, – улыбнулся канцлер, но в его глазах промелькнула легкая настороженность. – А что?
– В таком случае, если вам не удастся сформулировать свое заявление достаточно осторожно, все это будет выглядеть… как заискивание.
– Заискивание? Перед кем же?
– Перед Верховным советом. Насколько я понимаю, новый президент вскоре почтит нас визитом. И если накануне его приезда вы избавитесь от того самого подразделения, которое больше всех трудилось, чтобы ограничить влияние Женевы, то любой, кто в курсе ситуации, воспримет это как акт исключительного великодушия, если не подобострастной капитуляции.
Ньюман побагровел, как свекла.
– Ступайте и приведите свои дела в порядок! – рявкнул он.
Гленис Годвин кивнула, поднялась и вышла. Секретарь придержал перед ней дверь и проводил по мраморной лестнице к выходу. Казалось, он хотел что-то сказать, но не находил слов.
Только в самом низу, у парадной двери из красного дерева, выходившей на Уайтхолл-стрит, молодой человек, наконец, обрел дар речи.
– Может быть… э-э-э… может, вызвать вам такси, миссис Годвин?
– Очень любезно с вашей стороны, но я бы предпочла прогуляться. – Гленис пожала секретарю руку. – На вашем месте я бы не связывала свое будущее с Управлением Тайного фонда, – добавила она.
– Да?
– Ваш начальник рубит сук, на котором сидит, и когда упадет, то утащит с собой все управление. Такова мое мнение как эксперта. Развивайте другие связи. Будьте благоразумны и осторожны. Всего хорошего!
Гленис вышла на Уайтхолл-стрит, сделала несколько шагов по улице, вошла в здание Военного министерства и попросила дежурного передать сообщение мистеру Карберри – всего несколько строк, которые она тут же написала на одной из своих визиток. Покинув министерство, она спустилась к садам на набережной. День был ясный и солнечный, воздух искрился светом. Выбрав скамейку под статуей какого-то давно почившего государственного мужа, Гленис села полюбоваться рекой. Было время прилива. Вверх по Темзе деловито пыхтел буксир, тянувший за собой целый караван барж с углем.
– Что будем делать? – спросил деймон.
– О-о-о! Наслаждаться жизнью, как в старые добрые времена.
– Тогда мы были молоды и полны сил.
– Зато теперь мы хитрее.
– Медлительнее.
– Умнее.
– Уязвимее.
– Продолжим этот спор позже. Вон уже Мартин идет.
Мартин Карберри был постоянным заместителем министра военных дел и старым другом «Оукли-стрит». Гленис поднялась ему навстречу, и, следуя давней привычке, они двинулись прогулочным шагом вдоль набережной, чтобы поговорить на ходу.
– У меня мало времени, – сказал Карберри. – В двенадцать встреча с морским атташе из Московии. Что случилось?
– Нас закрывают. Я только что от Ньюмана. Оказалось, что мы антисовременны. Разумеется, мы справимся, но придется уйти в подполье. Однако мне нужно кое-что узнать прямо сейчас, и это срочно. Что замышляет этот новый Верховный совет в Женеве? До меня дошли слухи, что их президент через несколько дней приедет сюда.
– Судя по всему, так и есть. Поговаривают о неком меморандуме, посвященном смене курса. Что они замышляют? Ну, во-первых, они стягивают силы в Восточной Европе. Московит, с которым у меня встреча, как раз об этом и хочет поговорить, что совсем не удивительно. Дипломаты развили бурную деятельность в Леванте, в Персии и дальше к Востоку.
– Все это нам известно, однако, как ты и сам понимаешь, мы очень стеснены в средствах. Если бы ты держал пари, на какой следующий ход ты сделал бы ставку?
– На вторжение в Центральную Азию. Ходят слухи, что где-то там, в дикой и непроходимой пустыне, найден источник ценных химикатов, минералов или чего-то в этом роде, и Магистериум твердо намерен никого к нему не подпускать. Для них это вопрос стратегического значения. Кроме того, тут есть и серьезный коммерческий интерес – в первую очередь со стороны фармацевтических компаний. Но, честно говоря, все эти сведения довольно туманны. В отчетах слишком много отсылок на непроверенные источники, сплетни и всякие фантастические россказни. Мы же сейчас прежде всего заинтересованы в том, чтобы сохранить мир с Женевой. Нас пока не просили направить им на помощь гвардейскую бригаду или хотя бы списанную партию водометов, но если такая просьба поступит, ее тут же исполнят.
– Но не могут же они просто вторгнуться, куда захотят?! Как по-твоему, какой они найдут повод?
– Вот этим сейчас и занимаются дипломаты. Я слышал, на краю той самой пустыни есть… вернее, было какое-то научное заведение. Исследовательский институт или что-то в этом роде. Там работали ученые из разных стран, в том числе и наши, но им начали угрожать местные фанатики, и угроза оказалась нешуточной. Так что casus belli[19], судя по всему, будет заключаться в показном возмущении жестокостью, с которой тамошние бандиты или террористы напали на безобидных ученых. Магистериум выразит желание спасти несчастных и восстановить справедливость.
– А как обстоят дела в местной политике?
– Все сложно. Эта пустыня и кочующее озеро…
– Кочующее озеро?
– Оно называется Лобнор. На самом деле это довольно большая территория, покрытая солеными болотами и мелкими озерцами, но сейсмическая активность и перемены климата постоянно изменяют ландшафт, и границы тамошних государств то и дело переносят, исправляют и оспаривают. Некий царек претендует на власть над всей этой областью, но на самом деле он подданный Катайской империи. Пекин то натянет вожжи, то отпустит – в зависимости от того, как себя чувствует император. Но какое дело «Оукли-стрит» до всего этого?