— Да, видно, отношения у них с отчимом были хорошие. А вы не знаете, как звали ту женщину, мать его сына приемного? Хотя бы фамилию?
— Да откуда же мне? Вы у сына его и спросите, он же наверняка на похороны приехал. Или нет? — с интересом прищурился дворник.
— Пока нет. Он в плавании был, когда это случилось.
Утро понедельника выдалось у Алексея жарким. Очень уж ему хотелось поразить майора Терентьева, так что крутился как белка в колесе. Сперва надо было поднять личное дело об усыновлении Коростылева Константина Сергеевича, потом выяснить, кто проживал до войны на третьем этаже дома 23 по 6-й Красноармейской. Еще просмотреть старые дела в архиве и выяснить, при каких обстоятельствах погибла мать Константина Коростылева, кто вел дело и кто по нему проходил. У Алексея прямо внутренности жгло от сыщицкого предчувствия. А может, от радости, что не придется сидеть целый день в архиве, слушать убаюкивающее шуршание страниц, шепот сотрудников и бороться с дремотой.
Первым делом он все же направился в паспортный стол. Утро понедельника было не приемным, пришлось долго стучать, а потом в щелку объяснять, кто он такой. Показывать удостоверение, ждать, пока сотрудница доложит начальству. Начальница говорила в это время по телефону, а он топтался на крыльце, чувствуя, что свирепеет от бессмысленной потери времени.
Наконец его впустили и чуть не под конвоем проводили в кабинет.
— Слушаю вас, — подняла на него глаза крепко сбитая дама в строгой блузке, с крупными завитушками на голове. Завитушки были такими блестящими и твердыми на вид, что напоминали стальные болванки. Выражение лица дамы тоже было стальным.
— Старший лейтенант Выходцев, уголовный розыск. Мне нужна выписка по дому 23, 6-я Красноармейская улица.
— Какая именно выписка? — не шелохнулась заведующая.
— Список всех жильцов, проживавших до войны и проживающих сейчас в квартирах на третьем этаже.
— Давайте список квартир, — протянула она полную руку.
— А у вас нет списка? — вопросительно приподнял бровь Алексей. Тетка ему не нравилась, уж больно заносчиво себя вела.
— Списки у нас есть, но они сформированы не по этажам. Чтобы сделать такую выборку, потребуется время. Если бы у вас был список, можно было бы сделать быстрее. Ладно. — Она нажала клавишу селектора. — Марина, пригласи Зою Романовну.
В кабинет вошла высокая суховатая женщина в темном платье и вязаной жилетке.
— Зоя Романовна, помогите молодому человеку из угрозыска.
Усадив Алексея между кадкой с фикусом и картотекой, Зоя Романовна выяснила, что именно ему нужно, и принялась споро выдвигать ящички с желтоватыми картонными карточками. Через полчаса Алексей покинул паспортный стол, имея при себе полный список жильцов третьего этажа.
Потом заскочил на работу, составил запрос в городской ЗАГС по поводу усыновления. Проще было заехать в районный и самому на месте все выяснить, но он не знал, ЗАГС какого района оформлял документы.
— Тебе побыстрее надо? — с сочувствием спросила его секретарша Лидочка.
Алексей выразительно провел рукой по горлу.
— Может, тогда возьмешь запрос и сам его отвезешь? Если повезет, они прямо при тебе ответ подготовят. — Она протянула отпечатанный на бланке запрос с печатью.
Словом, весь день у Алексея прошел в разъездах и ожиданиях. Когда он в начале пятого вышел из ЗАГСа, смысла ехать в архив уже не было, и он направился в отдел — отчитываться перед начальством. Конечно, все еще было сыро, не проработано, обнародовать в таком виде свою версию не хотелось, но деваться было некуда. И он поехал на доклад.
— Прибыл, архивный страдалец, — поприветствовал его майор. — Садись, сейчас Сапрыкин подойдет, и будем работать.
Сергей Сапрыкин был третьим членом их опергруппы и по поручению майора разрабатывал бывших коллег Коростылева и тех подозреваемых по старым делам, кого не успел проверить Алексей.
— Докладывайте, товарищи сыщики, что у нас новенького. А что это у тебя на шее? — замер он на полуслове и уставился на Серегу.
— Приятель отцу из Парижа привез. Французский, — произнес со значением записной модник Сапрыкин и поправил узел оранжевого, в ярких полосках галстука.
— Французский, говоришь? Знаешь, ты эту буржуйскую красоту на работу лучше не носи, от дела отвлекает. Будто на сафари попал, а не в уголовный розыск.
Алексей едва не прыснул, но сдержался. Насмехаться не хотелось — Серега парень хороший, только обидчивый немного.
— Так что там у нас? — вернул их к делу Терентьев.
— Ничего, — с ноткой обиды начал Сергей, застегивая пиджак и пряча под ним галстук. — С бывшими коллегами Коростылев почти не общался. Только по праздникам, когда в управление приглашали. А чтобы просто позвонить или встретиться — такого не бывало. Почти у всех семьи, забот хватает, а он инициативы не проявлял. Никаких особых историй, связанных с его бывшими подследственными, никто из коллег Коростылева не помнит. По нулям. А у тебя что? — повернулся он к Алеше, который едва сдерживал возбуждение.
— Есть кое-что.
— Выкладывай, не томи, — велел начальник, не позволяя продлить сладостное предчувствие триумфа.
— Ладно. В выходные я побывал в доме, где жил покойный.
— Это зачем? — нахмурился майор.
— Да так, на всякий случай. Просто не могу понять: человек одинокий, еще полон сил, всю жизнь проработал с людьми — и вдруг замкнулся в четырех стенах, ни с кем не общается. Что-то в этом есть странное.
— Пожалуй. И что же?
— Обычно пенсионеры любят во дворе посидеть, с другими стариками побеседовать. А Коростылев в этой компании появлялся редко. Оказывается, у него по соседству друг-приятель имелся, в доме 23 по 6-й Красноармейской.
Сапрыкин хотел было вклиниться с вопросом, но Терентьев только рукой махнул — не мешай, мол.
— Сходил туда и выяснил, что знакомый у него действительно был — дворник местный. Он с ним свел дружбу лет шесть назад, когда на 4-ю Красноармейскую переехал. Пришел во двор, сам разговор начал, сказал, что у него в этом доме до войны товарищ какой-то жил на третьем этаже. Ни фамилию, ни номер квартиры не назвал. После этого Коростылев стал к дворнику захаживать. Иногда пивка вместе выпьют, иногда так посидят. — Алексей сделал выразительную паузу.
— Лешка, кончай цену набивать, — одернул Серега. — Рассказывай нормально.
— Да рассказываю я. Короче говоря, оказывается, у Коростылева сын не родной, а приемный, и усыновил он его уже взрослым парнем, когда у того мать погибла. И вроде как мать его убили, а Коростылев эту женщину любил. Было это все году в 1955-м. Дворник с Коростылевым тогда выпили, вот тот и разговорился. Здесь в папке списки жильцов, проживавших на третьем этаже до войны и проживающих сейчас. А еще дело об усыновлении Константина Сергеевича Коростылева.
— Ну-ка, — протянул руку майор.
— Коростылев Константин Сергеевич, 1941 года рождения, родился в Ленинграде. Родители: мать — Колосова Галина Петровна, умерла в декабре 1955 года, отец — Колосов Михаил Михайлович, погиб 28 июня 1943-го.
— Подробности?
— Пока никаких. Больше я сегодня ничего собрать не успел, — недовольно доложил Алексей.
— Что ж, это действительно хоть какая-то зацепка, — отложил справку Терентьев. — Хотя она и не объясняет, почему именно убийца Коростылева разгромил камин и что он там искал. Теперь так. Ты, Алексей, с самого утра выясняешь, когда и при каких обстоятельствах погибла Галина Колосова. Сергей, ты выясняешь все о жизни Колосовых-Коростылевых. Надо установить прежний адрес проживания обоих. И покопайся в прошлом самого Константина.
— Так он вроде в плавании был, разве он мог отца убить?
— Он — нет. Но ниточка, которую ты нащупал, пока единственная перспективная линия расследования, какая у нас на сегодня имеется. Кстати, завтра приезжает сам Константин Сергеевич. Так что неплохо бы к его визиту подготовиться. На завтра я его вызывать не буду, пусть отдохнет с дороги, а вот к послезавтра у нас с вами должна быть картина его жизни, желательно со всеми подробностями.
Эх, вот теперь все стало интересно, как он любит. Алексей азартно потер руки и придвинул папку с делом об убийстве Колосовой Галины Петровны, старшего архивариуса Центрального государственного исторического архива.
Вот оно, дельце, вот она, разгадка. А дело-то вел Коростылев Сергей Игнатьевич.
Декабрь 1955-го. Тело обнаружено в хранилище, пробита височная кость. Все выглядело так, словно женщина упала с высокой стремянки, лежащей тут же. Но эксперты доказали, что это убийство. К тому же умышленное.
Глава 6
Ленинград, 1955 год
— Проходите, пожалуйста. Вот сюда, — показывал дорогу директор архива, перепуганный, с дрожащими руками и сбившимся на сторону галстуком. — Ее уборщица нашла сегодня утром. Сразу на вахту сообщила. Они «Скорую» вызвали, а уж потом мне, а «Скорая» вас вызвала. Какой ужас! — И он промокнул большим клетчатым платком мокрый от испарины лоб.
В зале, заставленном бесконечными рядами высоких стеллажей, толпились люди.
— Расходитесь, товарищи, — врезаясь в стайку сотрудников, приговаривал директор. — Милиция приехала. Разойдитесь, пожалуйста.
Работники архива посторонились, но расходиться не спешили.
— Николаев, — кивнул на собрание капитан Коростылев, — оставь двоих понятых и очисти помещение. Вас, товарищ директор, это тоже касается. Позже поговорим.
Тот спорить не стал, лишь молча кивнул и, подталкивая руками коллег, заспешил на выход.
Жорка Николаев, крепкий добродушный парень, шел следом, приговаривая:
— Проходим, товарищи, не задерживаемся.
Бригада уже склонилась над телом.
Коростылев подойти туда не мог. Он просто стоял, прислонившись к стеллажу, и пытался проглотить слезы. Плохо выбритые щеки едва заметно подрагивали, а он изо всех сил пытался взять себя в руки.
Никак ему сейчас нельзя себя выдать. Тогда его отстранят от дела. А этого он допустить не мог. Не хотел.