От подобной откровенности мне стало как-то не по себе.
— Ли, неужели к ученику действительно надо относиться как к врагу?
— Да, до тех пор, пока он не стал тебе сыном.
— А как ты относишься ко мне — как к сыну или как к врагу?
— Ты задаешь слишком много вопросов. Это слишком интимный вопрос, чтобы на него было легко ответить. Подожди, придет время и ты узнаешь, что ты значишь для меня и что я значу для тебя.
— Ты очень много для меня значишь, — сказал я.
— Ты так думаешь, но ты даже представить себе не можешь, как много я значу для тебя на самом деле, — Ли улыбнулся весьма двусмысленно, и я не смог понять, какой подтекст он вкладывает в эту фразу, но мне очень хотелось, чтобы этот подтекст был благоприятным для меня.
— Ученик, — продолжал Ли, — должен подходить под учение как ножны под клинок, для которого они созданы. Ученик представляет собой форму, которую можно заполнить, но которую крайне трудно изменить. Есть ученики, имеющие форму воина, отшельника, знахаря или Хранителя знания. Хранителя знания отыскать труднее всего. Принцип духовного ненасилия заключается в том, чтобы заполнить форму ученика тем, что он сам желает получить и к чему он предназначен, делая это так, чтобы ученик, получив знания, не мог принести вреда ни себе, ни окружающим.
— О каком вреде ты говоришь?
— Это глупый вопрос. Подумай, и ты сам сможешь на него ответить.
— Я не так выразился. Меня интересует, как ученик может принести вред клану. Я, например, из всех членов клана Спокойных знаю только тебя, но мне неизвестно даже, где ты живешь и как можно тебя отыскать. Ты всегда находишь меня сам. Как же я могу причинить вред клану?
— Видишь, как плохо, когда твои мысли опережают слова, когда ты думаешь об одном, а спрашиваешь о другом. Но, по правде говоря, твой второй вопрос еще глупее, чем первый. Надеюсь, ты не ждешь, что я буду учить тебя, как можно принести вред клану?
Глядя на мое лицо. Ли расхохотался.
— Ладно, не будем об этом говорить. А как мне выбирать учеников для себя, если возникнет такая необходимость?
— Ты научишься этому после того, как мы пройдем основной курс обучения.
— Тогда давай еще немного поговорим о политике. Неужели клан Спокойных ни разу за все время своего существования не вмешивался в политические интриги?
— Я понимаю, почему тебя так заботит политика. То, что тебя беспокоит на самом деле, — это твое будущее. Ты хочешь стать офицером КГБ и поэтому в глубине души ты тревожишься о своей карьере, боясь, что политические взгляды клана Спокойных разрушат твои мечты. Запомни, что воины жизни никогда не вмешиваются в политику, не участвуют в политической деятельности. Это учение ради учения, оно направлено лишь на сохранение и выживание людей, которые выходят за рамки человеческого бытия. Оно направлено на гармоничное развитие личностей, которые умеют управлять жизнью и учат других управлять жизнью.
Естественно, что клан будет себя защищать. Естественно, что люди, познавшие «Вкус плода с дерева жизни», не захотят с ним расстаться, но они будут действовать только в случае, если агрессия общества будет направлена непосредственно на них, только ради того, чтобы спасти свою жизнь. Точно так же любой член клана должен уметь защищаться и выживать. Еще рано говорить о целях клана, о смысле постижения знаний, но когда-нибудь ты об этом узнаешь.
Могу сказать тебе только одно, — если когда-нибудь ты изберешь карьеру офицера госбезопасности, знания Спокойных не только не помешают тебе, но и не раз пригодятся. Не нужно мечтать о том, чего ты не знаешь, и бояться того, что еще не случилось. То, что ты уже имеешь, имеют немногие, и даже эта маленькая толика знаний изменяет тебя, заставляя по-другому относиться к себе, к миру и к общественным ценностям. То, что ты умеешь, никогда не покинет тебя, потому что ты сам этого не захочешь.
Глава VIII
Как-то вечером после тренировки мы с Ли пошли на набережную, и он предложил мне посидеть на скамейке. В этой день я с ребятами в институте разучивал карточные фокусы, и в кармане у меня осталась колода карт. Как-то незаметно разговор перешел на карточные игры, фокусы, трюки с передергиванием. Я продемонстрировал несколько фокусов Ли, рассказал ему о других, которые я когда-то видел, но не знал, как они выполняются. Я восхищался ловкостью пальцев фокусников и профессиональных шулеров и сказал, что было бы неплохо этому научиться. Потом я спросил Ли, знает ли он какие-нибудь карточные фокусы.
С загадочным выражением лица и почему-то без своей обычной ехидной ухмылки Ли сказал:
— Видишь ли, мой маленький друг, дело в том, что есть фокусы и Фокусы. Он так подчеркнул интонацией второе слово «фокусы», что было ясно, что речь идет о фокусах с большой буквы.
Он помолчал и вдруг неожиданно предложил:
— Загадай какую-нибудь карту.
Я ответил, что загадал.
Ли взял колоду, перетасовал ее и, держа колоду в руке, протянул ее мне.
— А теперь вытащи из колоды эту карту, — сказал он.
Я взял колоду и начал было разыскивать среди карт свою, но Ли меня остановил.
— Не так, — сказал он. — Ты должен перетасовать колоду и вытащить наугад одну карту, и это карта будет той, которую ты загадал.
— Но это же невозможно, — запротестовал я.
— Неверие не должно быть определяющей силой твоих поступков, — сказал он. — Ты должен стоять на пути исследования Истины, поиска Истины, и ни в коем случае не поддаваться своему прошлому эмпирическому опыту. Вернее, ты не должен принимать решения, основываясь только на прошлом опыте.
Почему ты не хочешь проверить, возможно это или нет, тем более что сама проверка не представляет опасности для тебя и не требует особого труда.
Я посмотрел на него, взял колоду, долго перетасовывал карты, несколько раз их снимал и снова перетасовывал и, наконец, решившись, вытянул карту и посмотрел на нее. Это была та самая карта, которую я загадал!
Я не поверил своим глазам. Мне казалось, что это просто невозможно. Потом я подумал, что это могло быть совпадением.
— Я мог случайно вытащить эту карту, — сказал я, почему-то не решаясь попросить Ли повторить фокус.
— Загадай еще какую-нибудь карту, — с ехидной усмешкой предложил он. — Похоже, моему маленькому брату жаль расставаться с иллюзиями жизненного опыта и так называемого здравого смысла.
Я снова тщательно перетасовал колоду и снова вытащил карту, которую я загадал в этот раз. Ли снисходительно похлопал меня по плечу.
— Ты будешь продолжать настаивать на том, что это невозможно? — поинтересовался он.
— Как ты это делаешь? — спросил я.
— А разве я это делаю? — Ли с деланным изумлением приподнял брови. — По-моему, ты сам это делаешь!
Я снова попытался узнать, в чем тут дело, но Ли только поддразнивал и насмехался надо мной, и я понял, что лучше оставить эту тему.
Секрет этого фокуса я понял примерно год спустя, когда мы учились применительно к рукопашному бою управлять психикой и поведением противника.
Ли мог даже не знать, какую карту я загадал, но он мог заставить мое тело почувствовать, независимо от моего сознания, где в колоде находится эта карта, и заставить вытянуть ее. Процесс поиска карты другим человеком относился к упражнениям с неживыми предметами того же типа, что и охота на зверя в джунглях, когда ты учишься ощущать шестым чувством местонахождение и состояние зверя, а на более высоком уровне — управлять поведением зверя.
— А сейчас я научу тебя фокусам попроще, — сказал Ли. Он попросил меня протянуть руку, и, вытащив из колоды карту, положил ее мне на ладонь рубашкой вверх.
— Сосредоточься на ощущениях, которые передаются тебе от этой карты, — предложил он. — Какие образы или ассоциации у тебя возникают?
Я закрыл глаза, сосредоточился, и вдруг передо мной возник образ букета алых роз и даже почудилось, что в воздухе разливается их тонкий сладковатый аромат.
— Я вижу букет роз, — сказал я.
— Хорошо, — сказал Ли. — Алые розы скорее всего означают, что у тебя на ладони лежит дама червей.
Я перевернул карту, и она действительно оказалась червовой дамой.
— Неужели любой человек, сосредоточившись на даме червей, увидит розы? — удивился я.
— Конечно нет, — ответил он. — Можно увидеть все, что угодно. У каждого человека своя система ассоциаций и мыслеобразов. Хотя, конечно, существуют мыслеобразы общие для определенных групп людей. Я хорошо тебя знаю, и поэтому мне легко истолковать твои ощущения и понять, откуда они происходят. Ты — натура возвышенная, романтическая, жизнь еще не била тебя, поэтому довольно естественно предположить, что червовая дама может ассоциироваться у тебя с розами. Возьми другую карту.
Я вытащил карту, положил ее на ладонь и ощутил в руке тяжесть, шероховатость и покалывание, исходящее от нее.
— Я чувствую шероховатость и какие-то легкие, почти незаметные уколы, — сказал я.
— Наверняка это пика, — сказал Ли, — и наверняка на карте изображено несколько пик. Попробуй почувствовать, сколько их там.
— А как это сделать? — спросил я.
— От каждого изображения пики ты чувствуешь покалывание. Поводи другой рукой над картой и постарайся сосчитать, сколько раз тебя уколет.
Я так и сделал.
— По-моему, это девятка, — сказал я.
Я перевернул карту, и это оказалась восьмерка пик.
— Почти угадал, — похвалил меня Ли.
Мы продолжили упражнения, и Ли заставлял меня ощущать карты то визуально, то тактильно, учил трактовать возникающие ассоциации, потом управлять ими, выбирая наиболее простые и четкие, — например, ощущение тепла от карт красной масти и холода от пик и треф.
Для разнообразия он клал мне карту на колено или на какой-нибудь другой участок тела, заставляя чувствовать им. Я научился различать покалывающее тепло и нейтральное тепло. Покалывающее тепло я чувствовал от бубен, а нейтральное — от червей. Разное ощущение холода давали пики и трефы.