— Я не Диего, — сказал Чиклерос. — Диего не удалось остаться, последние передачи вел я.
— Твое имя?
Чиклерос только сейчас заметил Мигэля. Он уже придумал себе имя и хотел его назвать, но присутствие Мигэля сковывало его.
— В отряде меня звали Чиклерос. Я из Петена.[32]
Он старался не очень далеко отходить от истины: кто знает, — зачем здесь Мигэль?
— Что тебя заставило помогать Диего?
— Он обещал мне много денег. Я хочу выучиться на механика, сэр. И потом я не верю, что наши могут устоять.
— Ты говоришь складно. На какой волне ты вел прием?
— Сто один и шесть... В пять утра и в девять вечера.
— Где рация?
— Сейчас в дупле.
Рацию доставили. Позвали радиста.
— Покажи свое искусство, Сейба, — вкрадчиво сказал Фоджер.
Чиклерос настроился на прием. Радист присмотрелся к его точным и ловким движениям.
— Он дело знает, шеф.
— Сядь и отдохни, — сказал Фоджер пленному. — Ты нам крепко помогал. Но твои последние сведения были неточны.
Чиклерос возразил. До последних дней Диего и он знали, куда отряд движется. Но потом штаб все засекретил. Запрещено было даже задавать вопросы. С большим трудом Чиклеросу удалось подслушать разговор команданте с начштаба, — речь шла о том, чтобы на рассвете принять бой. Он, Чиклерос, с трудом пробрался к рации. Почему изменился план? Кто знает? Дозорные донесли, что правительственные войска окружили лагерь. В отряде было много коммунистов, профсоюзных лидеров. Эти предпочли смерть сдаче. Другие думали выбраться. А были и такие, что побоялись лезть в болото. Вроде грузчика Мануэля. Диего загнали силой… Где команданте? Он шел первым и первым увяз. Чиклерос сидел на кроне дерева...
— И ты видел в темноте? — недоверчиво перебил его Фоджер.
Чиклерос едва не прикусил себе язык. Нет, сам он этого не видел, хотя люди шли с факелами. Но он слышал, как кто-то крикнул: «Команданте погиб!»
Многие хотели выбраться, но назад пути не было: шли и за собою минировали. Кое-кто подорвался на минах. Пять — шесть чудом уцелевших бежали к реке.
— Но ведь это сумасшествие!—крикнул полковник. — Масса людей добровольно идет навстречу смерти!
— Штаб всех уверил, что вы не пощадите и одного, — пробормотал Чиклерос.
— А кто с вами костлявый и высокий? — поинтересовался Фоджер.
— Мы его плохо знаем, — ответил Чиклерос. — В отряде он с месяц. Держался особняком.
— Имя?
— Аррьос.
— Немедленно его сюда! — распорядился Фоджер. — Это ценный трофей.
Вирхилио Аррьос вошел в палатку и скорее повелительным тоном, чем просительным, сказал:
— Прикажите развязать мне руки, Фоджер!
По знаку Фоджера солдат разрезал ремень, которым были стянуты кисти рук Аррьоса.
— Уф, — вздохнул пленник. — До чего жесткие у вас ремни. Точь-в-точь как режимы, которые вы насаждаете в этих маленьких республиках.
— Вы нам пригодитесь, Аррьос, — почти весело сказал Фоджер. — Вашей судьбой мы еще займемся. А пока не можете ли вы сказать, какого черта отряд сунулся в эту топь и жив ли Вельесер?
— Вельесера нет, — с грустью сказал Аррьос. — Несчастный случай. Он пытался спасти мальчишку и завяз. Началась паника. Проводники должны были провести людей по кромке болота и вывести вам в тыл. Решено было замести следы. Но вышло иначе,
— Все понятно! — загудели офицеры. Фоджер легким жестом водворил тишину.
— Пересечь болото они могли?
— Тридцать миль? А вы попробуйте.
Ответ Аррьоса вызвал смех офицеров. Чтобы скрыть легкое замешательство, Фоджер атаковал Вирхилио вопросами о его спутниках. Затем отдал приказ отконвоировать Аррьоса и Мануэля в Пуэрто.
Мануэля привязали к спине мула — идти грузчик не мог. Аррьос молча шагал рядом. Конвойных догнал юный Орральде.
— Вы слышали что-нибудь о моем отце? — громко спросил мальчик. — Дон Орральде попал к вашим...
— Не будь я привязан, я бы тебе показал Орральде, — прошипел грузчик.
Мигэль жалобно смотрел в глаза Вирхилио, и в этом ожидании Вирхилио уловил другой вопрос — о Карлосе.
— Ничего не станется с твоим отцом, — хмуро сказал он. — Если вчера он был жив, то жив и сегодня.
Кажется, они поняли друг друга.
Когда мальчик подходил к палатке, из нее выбегали офицеры. Слышался шум, седлали лошадей, что-то приказывал Фоджер.
Возвращаемся в Пуэрто! — крикнул полковник. — Слышишь, Хусто? Эти дьяволы остановили большой конвейер компании.
Фоджер собирался всю карательную экспедицию послать прочесать берега Рио Дульсе, — забастовка сорвала план, но перед переброской в Пуэрто несколько групп солдат-американцев он отправил курсировать на катерах по течению Рио Дульсе до озера Исабаль, а патрульному самолету предписал кружить над лесом, высматривая партизан; сам же с основной массой солдат и офицеров двинулся в Пуэрто-Барриос.
Пуэрто встретил карателей гробовым молчанием. Но зато красноречиво говорили голубовато-белые флажки национальной гватемальской расцветки в окнах рабочих хибарок, такие же значки в петличках водителей таксомоторов и даже витрина ателье мод, окаймленная голубыми и белыми тканями.
Фоджер разослал ищеек по всем кварталам и окрестностям. На плантации выехали роты солдат. Порт был превращен в военный лагерь; кто-то пустил остроту, что часовых здесь больше, чем гниющих фруктов. Начались обыски.
Допросы вели поочередно Фоджер и полковник Леон.
Мигэль в эти дни был предоставлен самому себе. Помня наказ своего учителя дифтонгов, он ни с кем не завязывал знакомства. Но однажды кельнер бара, подавая ему яйцо, зажаренное по способу «ранчо», тихо шепнул:
— Если бы Хусто мог знать, где прячут дона Мануэля!
— Я не знаю. Но рискнуть могу.
— С риском не нужно! — гневно сказал кельнер. — Вы забыли, где и в качестве кого вы нужны!
— Извините, — жалобно сказал Мигэль. — Я попробую без риска.
Кельнер улыбнулся и вышел.
Без риска? Если бы Мигэлю сказали в другое время, — он бы уж нашел, что ответить. Он бы проучил боязливого кельнера. Но жизнь шлифует лучше морской волны. И задира Мигэль, бесшабашный Мигэль, ничего и никого не боящийся Мигэль, научился бояться... риска.
Вечером, когда полковник зашел перекусить в номер, Мигэль навел его на разговор об операции «Кондор».
— Как вы думаете, сеньор полковник? — с тревогой спросил он. — Мы выполнили свою задачу на Рио Дульсе?
— Будь спокоен, мальчик, — ответил полковник. — Президент уже поздравил нас с ликвидацией красного отряда. И скажу тебе по секрету, — понизил он голос, — если бы ошиблись мы, не ошиблась бы народная молва. В Пуэрто уже носятся слухи о гибели Кондора в тропическом болоте. Я жду ордена Кецаля, мой Хусто.
— Дон Леон, — сказал мальчик, — а не мог ли погибнуть в этом болоте и мой отец?
— Нет, нет, Хусто... Не думаю. Лучше выбрось из головы грустные мысли. Разве мы знаем, — этот ли отряд взял дона Орральде?
— Дон Леон, а не расспросить ли наших пленных?
— Я уже расспрашивал их. — Полковник потеребил свой ус. — Не помнят... Или не хотят помнить.
— Дон Леон, — взмолился мальчик, — может быть, они мне скажут? Позвольте мне поговорить с ними. Они поймут меня... Ведь я сын.
— Нет, — резко ответил полковник. — С ними никому сообщаться нельзя. Чиклерос получил новое задание, его здесь нет. Аррьос под опекой Фоджера, Мануэля допрашиваю лично я.
— Если это здесь, в отеле... — заикнулся мальчик.
— Не здесь, а у черта на рогах, в домике лесничего. Такие трофеи в Пуэрто не завезешь — живо стащат. Ну, хватит об этом. Я сделаю все что нужно.
Так Мигэль выполнил просьбу кельнера.
Он встретил в коридоре отеля Вирхилио. Аррьос шел между конвойными и улыбнулся Мигэлю одними глазами. Лицо его было усталым, но спокойным.
Фоджер не первый раз вел допрос Аррьоса и уже имел насчет него точные инструкции.
— Слушайте, Вирхилио Аррьос, — грубо заявил он. — Я могу пустить вас в расход, а могу дать дело.
— Врете, — Вирхилио говорил лаконично. — В расход вы меня пустить не можете. Начальство приказало другое. А что за дело?
— Нам нужен парень, по кличке Ривера. Его называют «товарищ из центра». Он и заварил всю эту кашу с конвейером. Можете вы его отыскать?
— Цена?
— Ваша жизнь.
— Перестаньте молоть чушь. Сколько долларов?
— Это уже деловой разговор, — смягчился Фоджер. — Я уверен, мы с вами сработаемся, Аррьос.
В тот же вечер Вирхилио Аррьос побывал в рабочих домах Пуэрто. Всюду ему задавали один и тот же вопрос: они живы? И он одинаково отвечал:
— Кто знает.
— Почему тебя выпустили? — подозрительно спрашивали люди и замыкались в себе, как улитка в раковине.
— Им виднее, — уклонялся он от ответа. — Я не коммунист, не профсоюзный лидер...
— Но ты был партизаном.
— Да, был. Но недолго — с месяц.
Ему давали понять, что он лишний. А он ходил из дома в дом и искал «товарища из центра».
Он был хитер — этот Вирхилио. Он знал, что, почуяв слежку, «товарищ из центра» исчезнет. И на третий день он заявил Фоджеру:
— Риверы в Пуэрто нет. Он отбыл накануне забастовки...
— Черт бы побрал 24 часа их гнева! — желчно сказал Фоджер. — Арестовали мы многих, — а что толку? Сработали они чисто. Плоды гниют. Батраки с трех плантаций подались в партизаны. Боюсь, что вместо награды я получу отставку, Аррьос.
24 часа обошлись компании в 150 тысяч долларов и пошатнули ее ореол «Всесильной».
А еще об одной потере Мигэль узнал от полковника.
— Эти бестии выкрали Мануэля, — кричал полковник, бегая по номеру. — Фоджер строит кислые рожи; а что я могу сделать? Я предупреждал: «Стреляйте, жгите, вешайте!» Они стащат все, что плохо лежит. Довольно с меня! Хусто, дружок мой, мы отбываем в столицу. Пусть провалятся наши с тобой награды!
Но Мигэль уже получил свою награду — за свое долготерпение, за то, что он — сорвиголова, воспитанник самого дяди Карлоса, главарь мальчишек Пуэрто, сын портового рабочего Каверры — вынужден был превратиться совсем в другого мальчика — сына этого кровососа Орральде, которого опекает распроклятый вешатель — полковник Леон.